В недрах ГРУ реализован суперпроект подготовки высококлассных диверсантов. В засекреченную школу-инкубатор набираются подростки-беспризорники с определенными задатками. За несколько лет из них выковываются профессионалы экстра-класса. Первое же задание, полученное тремя лучшими воспитанниками инкубатора, оказалось крайне серьезным. Им предстоит уничтожить генерала-перебежчика Фокина, который скрывается на итальянском горном курорте. Но кто бы мог представить, какую западню устроили в логове предателя итальянские спецслужбы!

Спецназ ГРУ

Михаил Нестеров
Диверсанты из инкубатора

Все персонажи этой книги – плод авторского воображения. Всякое их сходство с действительными лицами чисто случайное. Имена, события и диалоги не могут быть истолкованы как реальные, они – результат писательского творчества. Взгляды и мнения, выраженные в книге, не следует рассматривать как враждебное или иное негативное отношение автора к странам, национальностям, личностям и к любым организациям, включая частные, государственные, общественные и другие.
«Однажды за вами придут. Это может случиться скоро. Может быть, ваше ожидание затянется на месяцы и годы. Проект закрыт. Готовьтесь к тому, что вас могут нанять политические конкуренты создателей проекта. Вы должны беспрекословно выполнять приказы ваших работодателей».
Обращение начальника спецкурса к выпускникам «Инкубатора».


В ноябре 1997 года в Министерстве обороны принято решение взять шефство над беспризорными детьми и подростками. Приказом министра обороны создана рабочая группа, руководство которой возложено на Главное управление воспитательной работы. К программе подключены представители других структур силовых ведомств. Руководство ГРУ предоставляет базу на сокращаемой военной школе, чтобы создать новое учебное заведение по типу суворовских училищ.

Уволенные по сокращению офицеры-преподаватели, инструкторы военной разведки становятся в новом учебном заведении наставниками подростков. Разведывательное ведомство проводит занятия по военно-прикладным видам спорта. В то же время проходит отбор лучших подростков с перспективой дальнейшего обучения по программе спецназа. В августе 1998 года укомплектованная группа подростков в возрасте 15–16 лет выводится из единой системы военного образования Вооруженных сил как отдельная школа, получившая название «Инкубатор». Там начинает функционировать диверсионная школа, проект, получивший название «Организованный резерв».


Пролог
Распродажа
Москва, август 2004 года

Дежурный по отделению милиции в очередной раз бросил взгляд на факс, полученный нынешним утром из Главка по воспитательной работе Минобороны:


«Совместно с Администрацией президента Российской Федерации, правительством России Министерство обороны проводит акцию для детей-сирот под девизом „Вам жить в ХХI веке“. Цель акции – улучшение воспитательной работы с несовершеннолетними гражданами страны».


Дальше шли руководящие указания сотрудникам милиции: докладывать по указанным ниже телефонам о задержанных подростках. Этот факс тут же получил в отделении внутренних дел название «Распродажа».

Ознакомившись с содержанием факса, разосланного минобороновским главком по многочисленным отделениям, отделам и управлениям Министерства внутренних дел, начальник отделения в звании майора наставительно произнес:

– Такие начинания надо только приветствовать. В стране насчитывается около миллиона беспризорников. Сегодня в камере нашего отделения побывает не меньше двадцати голодранцев.

Лейтенант позвонил по телефону, указанному в конце документа. Выслушав абонента, покивал и записал на листе бумаги: «Старший лейтенант Вадим Левицкий». Озвучил, дабы не молчать, и оставил инициативу в разговоре за собой.

– Значит, приедет старлей Левицкий. Ладно, будем ждать.

Закончив разговор, он вышел из-за стола дежурного по отделению размять ноги. Несколько раз отжался от решетчатой двери камеры, крепко схватившись за прутья и делая вид, что отжимается от пола. Задержанные подростки переглянулись. Один из них покрутил у виска пальцем и рассмеялся.

Лейтенант вытер руки носовым платком, поздновато вспомнив о том, что задержанные всех мастей имели привычку харкать через прутья решетки в коридор. В основном слюни бомжей, грабителей, проституток, нелегалов, бритоголовых и прочего отребья попадали на прутки, и тогда решетка походила на злобный оскал слюнявого бульдога из японских комиксов.

– Михей, – лейтенант нацелил палец в парня лет пятнадцати, – сколько раз тебя забирали в отделение?

– Сколько отпускали. Раз сорок.

– Надеешься вернуться на свой родной Ярославский вокзал?

– А куда я денусь? Мне нравится здешний режим.

Лейтенант рассмеялся. Без фальши. Что сразу бросилось в глаза Михаилу Наймушину.

– Забыл киксануть?

– Я серьезно, Михей. – Лейтенант разговаривал с ним, как со взрослым. Может, по той причине, что Наймушин в своей среде был «лучшим среди равных». Он не нюхал клей, не засыпал с купюрой в ноздре. Возможно, потому, что на улице оказался всего четыре месяца назад, когда его спившиеся родители продали квартиру на Краснопрудной улице, петлей объединившей три столичных вокзала: Ярославский, Ленинградский и Казанский.

Лейтенант вернулся на место дежурного и снял трубку давно трезвонившего телефона.

– Дежурный по отделению лейтенант Абазов. Звоните по «02». Меня не волнует, что драка под окнами отделения.

Он положил трубку. Обругал пенсионера, квартира которого находилась на третьем этаже соседнего здания. Бдительный жилец не отходил от окон, выходящих на Краснопрудную, и тревожил дежурного, едва замечал подозрительных лиц и даже назревающие конфликты.

Зная, что беспокойный жилец не уймется и будет долбить, как дятел, дежурного, лейтенант прибег к помощи радикального средства, который изобрел его напарник. Он снова подошел к камере, отыскал глазами среди подростков Михея.

Пошептавшись с ним, лейтенант открыл дверь, выпустил малолетнего задержанного и снова запер камеру.

Порывшись в ящике стола, который был забит колющими и режущими предметами, изъятыми у нарушителей за последние полтора-два месяца, подобрал для предстоящей работы перочинный нож. Вручив оружие Михею, хлопнул его по плечу и проводил до выхода. Напоследок напомнил номер квартиры пенсионера и код замка:

– Тридцать четвертая, не забыл? Код 190.

– Помню. Пятнашку не дашь? За работу, ну?

Абазов порылся в кармане, вынул помятую десятирублевку и сунул в грязную ладонь парня.

Михей обошел здание, набрал код на металлической двери и вскоре скрылся в подъезде. Поднявшись на третий этаж, внимательно изучил распределительную телефонную коробку. Определив провод, ведущий в квартиру пенсионера, обрезал его в двух местах, обрезок скрутил и спрятал в карман. Позвонил в квартиру и заложил руки за спину.

Дверь открыл старикан лет семидесяти с мохнатыми, как еловые лапы, бровями.

– Чего тебе?

– Спросить хотел. Телефон у вас работает? Мне надо на вокзал позвонить, чтобы поезд без меня не отправляли.

Михей не стал дожидаться реакции старика. У него сто раз обрезали телефонный провод, и, может быть, он впервые определил, кто именно.

Наймушин снова вышел на освещенную улицу. Чуть притормозил у отделения милиции, когда к парадному подъехал черный джип. Из машины вышел высокий парень в спортивном костюме и кожаной безрукавке и нажал на кнопку звонка. Несколько секунд спустя он вошел внутрь, забыв поставить машину на сигнализацию и запереть дверцу.

Наймушин прошел мимо. Свет из окон и фонаря позволил ему разглядеть пустой салон. В джипе никого. Он припомнил слова дежурного: «Приедет старлей Левицкий!» «Он тоже мент?» – задался Михей вопросом.

Он оглянулся на дверь отделения милиции и сосредоточил взгляд на дверце машины. Если действовать, то быстро. Он открыл дверцу со стороны водителя, скользнул за руль и наклонился, разглядывая марку магнитолы. По его губам пробежала скорая, как электрический заряд, улыбка: «Пионер» KEH-2430. Марка не новая, с ручкой, прятавшейся за нижней частью панели. «Жаль, – подумал Наймушин, – нет времени снять 25-ваттные динамики». Он вытянул ручку и потянул магнитофон. Он уже выбирался из машины, когда чья-то крепкая рука схватила его за плечо. Михей первым делом выпустил «Пионер» из рук и поднял их.

Нет, он не мент, определил Наймушин. Потому что Левицкий сам нагнулся за магнитофоном, был бы милиционером – приказал бы поднять магнитофон, иными словами, взять в руки украденную вещь.

Бросив магнитофон на сиденье, Вадим Левицкий закрыл дверцу и совершил вторую ошибку. Он крепко взял Михея за руку и кивнул на отделение милиции:

– Пошли. Не заставляй меня делать тебе больно.

Михей – обладатель третьего дана «сандан» отреагировал моментально: перехватил своей левой рукой руку Левицкого, и его пальцы оказались внутри захвата, как в замке, к которому Михей резко присоединил свое тело. Со стороны казалось, что у него нарушена координация. Он сгибался, увеличивая раскручивание. Правая рука поворачивала запястье Левицкого по кругу слева направо, тогда как левая кисть поворачивалась в противоположном направлении. Под воздействием этого скручивания старлей упал на колени. Михей тут же выставил вперед левую ногу как защиту против возможной атаки.

Левицкому показалось, что этот паренек с бараньим весом одет в хакаму. Но он не был бы собой, мастером рукопашного боя, если бы, превозмогая боль в руке и нарываясь на вывих, снес парня обратной подсечкой под колено. Лежа на асфальте, Левицкий мог рассчитывать только на силу. Он был тяжелее противника в два раза, в сотни раз опытнее и все равно не мог отделаться от ощущения, что столкнулся в этот вечер с детенышем терминатора. Дальше он автоматически сработал жестче, чем требовалось против обычного пятнадцатилетнего парня: ударил его в шею открытой ладонью; удар ребром ладони стал бы для Михаила Наймушина последним.

Вглядываясь в его обескровленное лицо, Левицкий хриплым шепотом спросил:

– Кто ты?

Вопрос не глупый и не праздный. Так офицера ГРУ не разводили на татами даже шкафы весом за центнер. Причем этот паренек не атаковал, а защищался. А ведь мог добить, ударив ногой в горло. Но выставил ногу как барьер. Откуда этот по виду бродяга знаком с приемами айкидо?

– Бродяга.

– То, что нужно.

Свободной рукой Левицкий изобразил жест: «Веди себя тихо». Голова качнулась со схожим предупреждением: «Не надо». И повторился:

– Пойдем со мной. На этот раз ты не сбежишь.

– Мне в лом бежать от тебя, – также с хрипотцой ответил Наймушин. – И не было никакого раза. Если бы я захотел сбежать, то не ты остановил бы меня.

– Не я? А кто?

– Фонарный столб, может быть.

В отделении милиции лейтенант Абазов встретил Наймушина насмешкой:

– Так сколько раз тебя забирали в отделение?

– Знакомый? – спросил Левицкий, не отпуская Наймушина.

– Старый знакомый, – акцентировал дежурный. – Давай, Михей, топай в камеру. Не повезло тебе сегодня.

– Погоди, – остановил его гость. – Пристегни его к решетке. – Вадим проследил за ним и кивнул: – Отойдем в сторонку, пошепчемся. Куришь?

Левицкий угостил милиционера сигаретой, дал прикурить от своей зажигалки. Поглядывая в сторону обезьянника, он задавал короткие вопросы:

– Как его зовут? Где его родители? Есть ли родственники? Откуда познания в айкидо?

Лейтенант отвечал кратко. На последний вопрос ответил с затруднением.

– Точно не скажу. Он лет с двенадцати в динамовскую спортшколу начал ходить. Динамовскую, сечешь? Вроде наш человек. Поэтому отношение к нему особое.

– Тебе жалко его?

– Я пожалею его, – пообещал милиционер. – Если ты заберешь его (кивок в сторону приколотого к стене факса) согласно директивы Минобороны. Его никакой военный интернат, никакие кадила, суворовские каблухи и бурсы не перевоспитают. – Милиционер сильно ссутулился, изображая горбатого. – Его могила исправит. Спорим, что через месяц, если не раньше, Михей снова окажется в этой камере?

Левицкий не стал спорить.

– Выводи остальных, – распорядился он.

Через минуту задержанные подростки стояли в коридоре и с нарастающим беспокойством смотрели на крепкого парня лет двадцати восьми. Левицкий прохаживался по коридору, надолго задерживая взгляд на подростках. Он походил на рабовладельца, осматривающего живой товар.

– Открой рот, – потребовал он от парня по имени Виктор Скобликов.

– Сам открой.

– Не заставляй меня повторять дважды. Я хочу посмотреть на твои зубы.

– Ищешь трансплантаты для своей подруги?

Левицкий остался непроницаем.

– Если мне понравятся твои резцы, будешь играть на трубе в команде воспитанников. Если понравятся клыки – будешь рвать себе подобных в кадиле.

– А если тебе ни те ни другие не понравятся?

– Вернешься сначала на нары, а потом в канаву, откуда тебя вытащили.

Скоблик показал зубы, широко улыбнувшись. Но громила смотрел не на зубы, а в глаза, не нашел в них фальши, испуга. Не оборачиваясь к дежурному по отделу, Левицкий сказал:

– Я беру этого.

– Этот дорого стоит. – Лейтенант невольно подыграл военному разведчику, изображая работорговца. – Не скажу, что он спортсмен. Но видел бы ты, какие трюки он на велосипеде откалывает. На пятый этаж по балконам заезжает.

– Куда ты меня берешь? – встрепенулся Скоблик, сверля Левицкого глазами. – Я не педик, понял?

– Заткнись, – прикрикнул старлей. – Руки. Руки вперед. – Он вынул из кармана наручники и защелкнул одно кольцо на запястье подростка. Требовательным жестом показал милиционеру: «Давай второго». Лейтенант помог гостю, вывернув Михею руку. Щелчок, и второе кольцо наручников сомкнулось. Теперь оба подростка были скованы одними наручниками.

– Спасибо. – Обладатель дорогой кожаной безрукавки пожал милиционеру руку и подтолкнул пацанов к выходу.

Открыв заднюю дверцу машины, Левицкий негромко скомандовал:

– Вперед! Сидеть тихо. – И неожиданно разоткровенничался: – Нам еще по одному адресу заехать нужно.

Он сел за руль и взял направление на Сокольники. Остановив джип напротив районного отделения милиции, позвонил дежурному по сотовому телефону. Минута, и милиционер в звании сержанта вывел на улицу девушку лет пятнадцати. Он и Левицкий перебросились несколькими фразами. Кивнув, Вадим завел двигатель, и джип снова тронулся в путь. В этот раз с тремя пассажирами.

– Тебя как зовут? – спросил Наймушин, подаваясь к переднему сиденью, на котором устроилась девушка.

– Тамира.

– Тамира? Узбечка?

– Турчанка наполовину. Мать русская. Она меня Дикаркой называла.

– Разговоры! – прикрикнул водитель.

Он вел машину на высокой скорости. Еще прибавил газу, когда джип выехал за Кольцевую дорогу, и взял направление на Подольск.

Наконец он сбросил скорость и с четверть часа ехал по проселочной дороге. Остановился, когда фары выхватили из темноты ворота с красными звездами на створах, и посигналил. Ворота открылись. Джип въехал на территорию воинской части, огороженной колючей проволокой. Остановившись напротив приземистого кирпичного здания, Левицкий сказал подросткам:

– Добро пожаловать в «Инкубатор».

Глава 1
Найденная тень
1
Москва, август 2006 года, два года спустя

«Чем больше шкаф, тем он громче падает». Это высказывание пришло на ум Александру Матвееву на плановом совещании в оперативном управлении ФСБ. Он не понимал, почему его, отставного офицера контрразведки, пригласили на планерку.

Матвеев научился предчувствовать, когда и для кого плановое совещание перейдет в экстренное или непредвиденное. Еще никогда он не слышал столько резких слов в адрес Центра антитеррора. Моложавый и энергичный генерал-майор Бурцев, личный помощник директора Службы, начал спокойно, рассудительно, даже вкрадчиво:

– Меня удивляет не существование «Альфы». – Потом вдруг сорвался на крик: – Меня бесит уровень ее неудач! Карабах за Карабахом![1] Даже я, видевший все, не видел такого. Мы стали походить на отряды МЧС, которые только и делают, что выкапывают из-под руин трупы и хоронят, выкапывают и хоронят. Ничего похожего на то, что издавна называется профилактикой. Пленку! – по старинке распорядился он и повернулся к огромному экрану плазменного телевизора. Вначале на экране промелькнул интеллигентный директор Федеральной службы безопасности; он сидел в окружении замов и готовился увидеть показательные выступления спецназовцев. Едва здоровый парень за сто килограммов весом пистолетным огнем и эффектными приемами карате условно уничтожил пятерых противников, Бурцев немедленно прокомментировал:

– На этом показательном фоне должны бы проглядывать успехи. За последнюю неделю на Северном Кавказе мы потеряли тринадцать человек. Пятеро погибли во время спецоперации в Ингушетии. Причем, заметьте, противник окопался в доме. Как волк, был обложен ротой армейского спецназа, бойцами территориальной группы «А» под прикрытием роты мотострелков. Я попросил сравнить две вещи: сколько боеприпасов было потрачено на плановых учениях, на которых присутствовал шеф, и сколько расстреляли наши спецы в Ингушетии только в одной операции. Так вот, сравнение не в пользу вышеназванной республики. Хронология событий. Вначале пятеро бандитов заняли третий этаж жилого дома, затем были вынуждены спуститься этажом ниже. Смешки в зале!.. Я повторяю: этажом ниже. Поскольку вышеназванного этажа больше не существовало – его снесли огнем из пушек и минометов. Затем бандиты, потеряв двух товарищей, в течение пяти часов огрызались ответным огнем с первого этажа. Там их ряды поредели до двух человек, и, больше не имея над головой крыши, они спустились в подвал. Оттуда по рации запросили двухчасовую передышку. Еще двенадцать часов они противостояли полку, включая милицию, контрразведку, спасателей и бойцов прочих силовых ведомств. Меня так и подмывает вслух поразмышлять о системе коммуникаций между домами. Мы бы там камня на камне не оставили. И я хочу спросить: почему мы вдруг перешли на странную тактику: хоронить бандитов всех мастей в подвалах жилых домов? Кто назовет мне имя этого стратега? Десять лет назад эта пятерка бандитов не продержалась бы и часа. Дом остался бы цел. И тому одна причина: спецгруппа не превышала бы десяти человек. Действовала бы скрытно, как и полагается. Примером могут послужить успешные спецоперации за рубежом. Хотя и в этом направлении у нас не все ладно. Мы провалили секретную операцию в Кувейте. Даже тем, кто не в курсе этой операции, я хочу сказать: мы снова потеряли опытных агентов. Полковник Матвеев, вижу, у вас есть возражения.

– Никак нет, товарищ генерал! – слегка опешил отставной контрразведчик. Он не выдал себя ни жестом, ни голосом; боялся почесаться под грозным взглядом человека, которого Матвеев в свое время назвал прекрасным исполнителем – азартным, виртуозным. И всегда удивлялся, почему Бурцев не закажет себе оригинальную форму: не кургузый мундир, а фрак.

– Что же у вас есть?

– Реплика, – признался Матвеев.

– Не вижу разницы, – хмыкнул генерал. – Так что ты хотел сказать?

Эту привычку – называть подчиненных то на «вы», то на «ты» – знали все присутствующие в зале.

– Чем больше шкаф, тем он громче падает, – заявил Матвеев, тут же отмечая гробовую тишину в зале. Он посчитал, что морально имеет право рискнуть вставить реплику, ибо он уже три года не работал в службе безопасности.

– Большими шкафами ты назвал бойцов группы «Альфа»? Объяснись! – повысил голос генерал.

«Сей-час», – раздельно и с выражением бросил Матвеев. Прислушался к внутреннему голосу: «Бросай дуть на искру».

Он встал, застегнул пуговицу на пиджаке, одернул полы.

– «Альфа» сейчас и «Альфа» образца хотя бы 1991 года – два разных подразделения, – начал Матвеев, вдруг почувствовав, что в нем родился строгий критик, или умер, неважно. – Теперь в каждом регионе функционирует территориальное подразделение, именуемое «Альфой». Чаще всего бойцов, имеющих документы прикрытия, называют «тяжелыми фейсами», что не мешает им относиться к Центру антитеррора. То есть любой мало-мальски подготовленный спецназовец в штурмовой униформе – «легендарный ашник», – продолжал Матвеев, все еще чувствуя на себе суровый взгляд генерала. – Предназначение «Альфы»[2] – борьба с терроризмом. «Альфа» была создана после того, как в 1974 году террористами был захвачен и угнан в Турцию пассажирский самолет «Ту-154». Тогда еще погибла бортпроводница Надя Курченко, – вспомнил Матвеев. – Затем был сформирован отдел из двадцати пяти хорошо подготовленных сотрудников, который отрабатывал тактику освобождения заложников, приемы рукопашного боя. И в этом плане, товарищ генерал, вы правы: к чему сотни «ашников», когда двадцать пять профессионалов могут выполнить любую боевую задачу.

– Резонно… Совещание окончено, – неожиданно отрезал Бурцев. – Для всех, кроме полковника Матвеева.

2

Как на привязи, Матвеев проследовал за генералом в его кабинет, выходящий окнами на кирпичную стену соседнего здания. Занял место за столом для совещаний, где прождал хозяина кабинета не меньше десяти минут. Он не слышал, что происходит в задней комнате. Генерал либо приводил себя в порядок после двухчасового выступления, буквально жарясь под светом двух ламп, либо просто отдыхал на диване.

Он появился со стаканом минеральной воды, сел напротив подчиненного. Казалось, совещание продолжалось.

– Не хочу сказать, что мне понравилась твоя реплика, – напомнил Бурцев о «громко падающих шкафах». – Но подумай над следующим. Что, если придержаться смысла этой фразы?

Матвеев приподнял брови: «И что?»

– Управление готовит серьезную операцию в Италии.

– Я что, был замечен в громкой ссоре среди консультантов по «сапогу»? Я три года выращиваю картошку, морковку на подмосковной даче, подумываю завести гусей, индиуток.

– Кого?

– Индиуток. Смесь индейки с уткой.

– Смесь? Ты что, смеешься надо мной?

– Нет. Ест мало и медленно, а вес набирает быстро.

Предчувствуя неладное, Матвеев поставил перед собой задачу вывести генерала из равновесия. Он видел себя, безвольного, в его руках. Они-то и выталкивают отставника из кабинета; вслед несется: «Пошел вон! И чтоб ноги твоей здесь не было». Но Бурцев на очередную вольность Матвеева даже бровью не повел. То есть, заметил Матвеев, его брови пришли в движение, словно сигнализировали: «Вот оно».

– Мало ест, а вес набирает быстро, – повторил генерал. – Я как раз интересуюсь такой особью.

– То есть мной?

– Да. Но учти, Александр Михайлович, предложение прозвучит один раз. Подумай, прежде чем отказаться.

– Почему я? – сменил тон Матвеев.

– Тому много причин. – Бурцев повторился: – Мы готовим серьезную операцию в Италии. По самым скромным оценкам экспертов, подготовка займет три-четыре месяца. Нам же предстоит уложиться в две-три недели, максимум – четыре. Нет, ты не единственный, кто способен уложиться в столь сжатые сроки. Мы не рассчитываем на понимание с твоей стороны. Лично я делаю упор на интересную работу. Это первое. Второе. У тебя остались связи на хорватско-итальянской границе. Собственно, эти связи и стали причиной твоей отставки.

– Здорово, – сказал Матвеев, невольно прикидывая разницу в возрасте: он на девять лет был старше начальника. – Значит, я с этой операции поимею спортивный интерес, – и посмотрел на генерала так, словно он был рыночным кидалой.

– Можешь рассчитывать на солидное вознаграждение.

«Вцепился, как жена в космы неверного».

– Какого рода операция? – спросил Матвеев безразличным тоном.

– Нужно понизить в должности одного человека. Отнюдь не мстительный карьерист, готовый на все ради продвижения вверх по служебной лестнице.

Бурцев сам подошел к двери, выключил верхний свет. Пультом включил телевизор. На экране появилось изображение генерала Фокина, который пошел по стопам предателей от военной разведки: Олега Пеньковского, расстрелянного в 1963 году, Дмитрия Полякова, Николая Чернова, Анатолия Филатова, Геннадия Сметанина, Владимира Резуна.

– Николай Фокин, – снова раздался голос генерала Бурцева. – С отличием окончил Ульяновское гвардейское танковое училище, Военную академию Генштаба. Работал в 10-м управлении Генштаба, затем получил назначение в ГРУ. Этому шагу немало способствовал бывший начальник Генштаба, который на протяжении пяти лет был ангелом-хранителем Фокина, заодно его тестем. На дочери главного штабиста Фокин женился, едва ягодка созрела.

– Ей исполнилось сорок пять? – невинным голосом спросил Матвеев.

– Восемнадцать, – внес существенную поправку Бурцев. – Не без консультаций с Фокиным был развален Приволжский военный округ, зародилась неприкрытая вражда между Генштабом и Минобороны, из военного бюджета были выведены огромные средства – около полумиллиарда долларов. Эти деньги осели на счетах подставных фирм за рубежом. В общем, им было что делить.

Следующая фотография. На снимке Фокин изображен в компании начальника Генштаба. Река, мангал, катера у берега, стол, сервированный импортной водкой, отечественной икрой, дымящимися на прохладном воздухе шашлыками. Надпись в правом нижнем углу: «Набережные Челны». И дата.

– За год до отставки начальника Генштаба Фокин готовится к первой зарубежной командировке в Италию в качестве военного атташе и резидента ГРУ, – продолжал Бурцев, выбрав режим показа слайдов через каждые десять секунд. – И точно в день и час отставки своего покровителя явился в итальянскую контрразведку. Там он в первую очередь заговорил о денежном вознаграждении, пособии, поставил условия. Через несколько часов он уже беседовал с заместителем директора ЦРУ, который спешно прилетел самолетом в Рим. Однако предложение отправиться за океан Фокин отклонил.

– Наверное, рассудил, что и за морем житье не худо.

Бурцев прищурился, глядя на Матвеева, но снова спустил ему вольность. Он продолжил:

– Он отклонил и другое предложение: вернуться в российское посольство и стать шпионом. Он понимал, что его отправят на родину первым же самолетом, а по прибытии отвезут к нам на Лубянку. Он раскрыл резидентуру СВР и ГРУ в Италии. На родину отправили сорок российских офицеров, работающих под дипломатической крышей. Рухнула карьера резидента внешней разведки – он оказался в числе высланных.

– Да, я изучал дело Фокина. Американцы так обрадовались и поспешили, что отклонили вполне рабочую версию: использование Фокина в качестве тайного канала для передачи на Запад информации и дезинформации. – Незаметно для себя Матвеев втягивался в беседу.

– Разумеется, – подтвердил Бурцев. – Вне зависимости от того, что именно сообщил Фокин иностранной разведке, он навечно войдет во всемирную историю тайной войны. Но к черту американцев и итальянцев. Что скажешь о «российской составляющей»?

Ответ напрашивался сам собой.

– Фокин был пешкой в игре между Минобороны и Генштаба, – ответил Матвеев.

– Эта тема долго не сходила со страниц газет и журналов. Устранением недостатков в работе этих двух мощных аппаратов занимался лично глава государства. Он знал о состоянии дел в Вооруженных силах, имея канал получения достоверной информации в нашем ведомстве.

Матвеев об этом знал. Для Федеральной службы безопасности нет запретных тем и фигур в Минобороны. В случае необходимости оперативная разработка может вестись даже в отношении начальника Генерального штаба и министра обороны – при наличии формальных на то оснований. Директор ФСБ пользуется исключительным доверием президента. Но почему Верховный главнокомандующий позволил развалиться военному округу, дал разгореться вражде между Минобороны и Генштабом?

Этот вопрос Матвеев адресовал шефу.

– Пробел может восполнить сам Фокин, – ответил Бурцев.

– Его надо выкрасть и допросить? – Матвеев продолжал валять дурака.

– Генерал-перебежчик намерен в самое ближайшее время опубликовать часть секретных материалов, компрометирующих военную и политическую верхушку страны. Работа над книгой, где авторские и консультативные права будут принадлежать генералу, займет не больше трех-четырех месяцев. Генерала нужно остановить. Пресечь авторскую работу на корню.

Бурцев прошел по кабинету, заложив руку с пультом за спину. Высокий, сильный, похожий на Джеймса Бонда из последней серии, отметил Матвеев.

– Еще вчера я не был уверен в выборе. Сегодня определился окончательно. У тебя оригинальный взгляд на вещи. Это так же влияет на то, как ты добиваешься успехов. В чем секрет?

– Просто вкалываю. – Матвеев выдержал паузу. – Я уже три года не работаю по Италии и Хорватии. Моя зона ответственности – шесть соток в Подмосковье.

– Это не меняет дела. Я подробно ознакомлю тебя с заданием. Возникнут вопросы – обращайся. Но уже в процессе подбора кандидатов на операцию. За основу возьми безупречную легенду, профессионализм агентов. Полагаю, не стоит напоминать тебе, что операция по эвакуации является неотъемлемой частью всей силовой акции.

В голове Матвеева родился вопрос: «Ищете оригинальное решение?» И так же мысленно получил короткий ответ: «Именно».

– Кто возглавит оперативный штаб?

Бурцев покачал головой, давая понять, что он пока не решил этот вопрос.

– А тебе советую не тянуть резину. Тебе нужен надежный партнер. Кого возьмешь в напарники?

– Майора Тартакова из профильного отдела военной контрразведки.

Генерал незаметно улыбнулся: выбор Матвеева был ожидаемым. Майор Тартаков по праву считался лучшим офицером по боевому планированию. Плюс офис профильного отдела располагался в здании на Большой Дмитровке и даже получил неофициальное название Частное бюро расследований.

Полковник дожидался обычного: «Вопросы?», чтобы начать решение головоломки еще в коридорах Лубянки. Пауза затягивалась. Матвеев не мог понять, чего медлит генерал.

– Товарищ генерал, мне взять на вооружение ваше выступление на совещании?

– Мою несдержанность имеешь в виду? – насупил брови Бурцев. – Если я непроизвольно что-то сказал, никто, и ты в том числе, не должен этого замечать. Никогда не ставь начальство в дурацкое положение. К тому же ты плохо слушал. На твой вопрос я уже дал ответ, и он кроется в твоей реплике. И еще одно: сегодня я не склонен к шуткам. Иди. И не просто иди, а прямиком направляйся в профильный отдел. Ты будешь заниматься подбором кандидатов в группу разведки и обеспечения – наиболее трудоемкая и тонкая работа. Майор Тартаков возьмет на себя основную группу – работа чуть полегче. Обе группы должны быть взаимозаменяемы. Название операции – «Безусловная реализация». Вопросы?

– Только один. Название операции придумал Буш?

Уступая ностальгии, Матвеев заглянул в кабинет, порог которого он не переступал три года, и мельком огляделся. Почти голые стены – в смысле, нет ни одной карты мира, Российской Федерации или Узбекистана, откуда был родом новый хозяин. Зато стол завален. Пара сотовых телефонов, несколько пачек прилипашек разного цвета и полный стаканчик авторучек, карандашей и фломастеров, диктофон…

– Вам кого?

Поскольку Матвеев на вопрос не ответил, хозяин кабинета насупил брови:

– Кого вы ищете?

– Свою тень, может быть, – ответил Александр Михайлович.

Глава 2
Проспект независимости
1

Через полчаса служебная «Волга» остановилась напротив двухэтажного здания, построенного в 1939 году. После коротких процедур на контрольно-пропускном пункте отдела военной контрразведки ФСБ, расположенном в середине просторного холла, где дежурный отметил Матвеева в постовой ведомости, полковник поднялся на второй этаж. Открыл массивную дверь и уже с порога предложил:

– Слышал, твой секретарь в отпуске. Мне разрешили занять его место. Привет, Женя.

Майор Тартаков рассмеялся:

– Кофе, свежую прессу, Александр Михайлович. И побыстрее.

Матвееву при встрече с майором всегда хотелось по-доброму съязвить: «Вот что-то у тебя не пошло по службе». Тартакову тридцать девять, считай, лет десять носит одинокую майорскую звезду, и звезда, похоже, не собирается раздвоиться или превратиться в генеральскую звезду. Тем не менее ему не было равных в плане боевого планирования. Но не только Матвеев, все в управлении знали причину, которая не позволяла майору подняться по карьерной лестнице. Он любил праздновать успехи и нередко уходил в запои. Лишь признание заслуг в качестве классного планировщика служило ему спасательным кругом.

– Занимай мою половину, – предложил Тартаков.

– А ты?

– Устроюсь в приемной. Начальник профильного отдела в курсе, так что нам не станут докучать вопросами. Нам разрешили беспрепятственно пользоваться запасным выходом.

– Это относится и к нашим клиентам?

– Разумеется.

– Как в адвокатской конторе, – сравнил Матвеев. – Или в публичном доме. Жена в одну дверь, сохатый в другую.

Матвеев прошел в кабинет, снял пиджак и повесил его на спинку стула. Краем глаза он наблюдал за хозяином и мысленно прикидывал, на какой срок он остановился здесь. Едва не взмолился, вот только сейчас, прикинув объем работы. Ему предстояло сжать реальные сроки операции, определенные экспертами в три-четыре месяца, в разы. Хорошо бы уложиться в четыре… недели. С другой стороны, «долбальники» – затянувшиеся дела – полковник не любил.

Он вышел в приемную и застал майора возле карты мира, занявшей полстены. Отметив на ней Венецию, Тартаков острым ногтем прочертил маршрут до Хорватии и едва не разрезал карту.

– Удобный коридор для эвакуации. Из Хорватии в Венецию налажено постоянное сообщение. На крайний случай агенты могут воспользоваться скоростными катерами.

– Почему именно Хорватия?

Майор рассмеялся:

– Потому что это снова твоя зона ответственности.

– Что еще? – недовольно нахмурился Матвеев.

– Сотни островов адриатической Хорватии. Есть где надежно затеряться.

Матвеев невольно включился в работу, которую на данный момент посчитал преждевременной: раздеться не успели. И указал на другой итальянский город:

– Триест. Его от хорватской границы не километры, а метры отделяют.

– Тоже вариант, – отозвался Тартаков. – Только в Триесте погранконтроль сумасшедший.

Майор выдержал паузу.

– Что тебе сказал шеф?

– Наверное, то же, что и тебе. Один телефонный звонок, и ты уже знаешь больше меня. Планируешь отход через Хорватию в то время, когда я планирую отход домой.

Майор то ли стушевался, то ли сделал вид, что смутился.

– Меня посвятили в детали операции неделю назад, – пояснил он. – Твоя кандидатура также прошла семь дней назад.

– Почему шеф тянул резину?

– Не в курсе. Точно знаю, что других назначений не было.

– Ты говоришь как о генеральской звезде. – Матвееву не суждено было удержаться от язвительности. – Выходит, мой партнер оброс, как дикобраз, деталями, а я узнал о своем назначении на должность руководителя спецоперации спустя неделю. Нехило. Пришел на все готовое. Женился на матери-героине – все, что нужно было сделать, кто-то сделал за меня и явно перестарался. Рассказывай, – потребовал он ответа.

– Шеф приказал подобрать агентурную группу.

– Знаю. Вы уже нарыли кандидатов?

– Пара-тройка групп на примете. Нам даны полномочия подбирать кандидатов из силовых структур МВД, юстиции, прокуратуры, ГРУ.

– Выброси их из головы. Я лично займусь этим вопросом.

– Как скажешь. А вообще, работа интересная, правда?

– Правда. – Матвеев поиграл бровями. – Если с напарником повезет.

Он ушел к себе в кабинет, спиной чувствуя насмешливый взгляд майора. Хотя нет, наверное, сочувствующий взгляд. А есть разница? В данной ситуации никакой.

Дотянуть до конца рабочего дня ему помогла пресса – Тартаков подкинул пару номеров «Проспекта независимости» недельной давности. Относительно свежий номер Матвеев прихватил с собой.

2

Он приехал домой в восьмом часу вечера. Неважное настроение едва не подвигло его отказаться от ужина, объявив голодовку – генералу, женщине, с которой он состоял в гражданском браке, и ее дочери – с бородатым обоснованием: «Я есть хочу, но есть не стану. Свободу Луису Корвалану!»

Вспомнив о «Проспекте независимости», читать начал с рубрики «Знаменательные даты августа».


«23 августа 1998 года в Нахимовском военно-морском училище прошли торжества по случаю приема новой группы учащихся. Напомним, что в ноябре прошлого года в Министерстве обороны РФ было принято решение взять шефство над беспризорными детьми и подростками. Начальник Главного управления воспитательной работы ВС РФ генерал-лейтенант Виталий Кунаков рассказал журналистам о том, что идея шефства над сиротами принадлежит министру обороны России Маршалу Российской Федерации Игорю Сергееву. Она была поддержана на Коллегии Министерства обороны РФ, состоявшейся 15 ноября. При Министерстве обороны создана рабочая группа, руководство которой возложено на Главное управление воспитательной работы Вооруженных сил РФ».[3]


Матвеев еще не понял, почему его так взволновала рядовая, в общем-то, статья, датированная августом 1998 года. Что-то еще знаменательное крылось в «знаменательной дате августа».

И он мысленно перенесся в далекий 1998 год. У него была отличная память, но он все же решил освежить ее с помощью личной базы данных, хранящейся в компьютере. Все данные были открытыми, содержание статей и документов можно было без труда найти в электронных средствах массовой информации, в газетных подшивках солидной библиотеки.

Он нашел документ, который стал продолжением недавно прочитанной статьи.


«При Минобороны создана рабочая группа, руководство которой возложено на Главное управление воспитательной работы ВС. Начальник главка заявил, что рассматривает решение как составную часть военной реформы. Для разработки программы в рамках Координационного совета при президенте РФ планировалось подключить представителей других структур силовых ведомств – Главного разведывательного управления в частности».


Матвеев оставил компьютер и вышел на лестничную площадку. Прикурив, стал смотреть на герань в горшке, точнее, стал смотреть через мелкие цветы на вечернюю улицу. Теперь ему не требовалось никаких документов. Он вспомнил название секретного проекта военной разведки – «Организованный резерв».

В 1998 году стаж Александра Матвеева в Управлении военной контрразведки насчитывал семь лет. Это мощное подразделение имело собственный оперативный и агентурный аппарат во всех без исключения структурах Вооруженных сил – от отдельного батальона и полка до Генерального штаба включительно. Он был одним из немногих офицеров военной контрразведки, кто знал о проекте «Организованный резерв».

Подростковый возраст самый удобный, подумал он, прикурив очередную сигарету и поздоровавшись с соседом-пенсионером. Характер человека в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет легко поддается лепке. Из подростка можно сформировать кого угодно. Ему легко прививаются патриотизм, ответственность и так далее. Он не мог вспомнить имя офицера, который курировал курс. Тот был в звании полковника, являлся директором школы-интерната, получившей название «Инкубатор». Матвеев лишь помнил фрагменты отчета, и вот сейчас, стоя на лестничной площадке, обутый в домашние тапочки, он мысленно анализировал их.

Не прибегая к новейшим (и неоднократно использованным) технологиям вроде «универсальный солдат», «слоны» в «Инкубаторе» воспитывали именно универсальных солдат. За два года была создана первая группа молодых людей в возрасте восемнадцати лет. Парни прошли более длительные курсы по системам базирования в тылу противника в районах средней полосы, а также в горных районах. Они освоили такие дисциплины, как преодоление и уничтожение инженерных препятствий, маскировка и наблюдение, выживание в экстремальных условиях. А также тактико-специальную подготовку разведчиков: подготовка к операции и заброска в тыл врага, переход в заданный район, диверсионная работа и отрыв от преследования, захват пленных и документов.

Глава 3
Начальник курса
1

Утром Матвеев первым делом сделал запрос, ссылаясь на генерала Бурцева, и вскоре получил ответ:


«Проект „Организованный резерв“ Минобороны был закрыт с формулировкой „неперспективный“ 25 июня 2006 года. Площади возвращены Главному разведывательному управлению. Начальник курса полковник Щеголев И.А. переведен приказом министра обороны в Главное управление воспитательной работы».


Матвеев вышел в приемную и обратился к майору Тартакову так, будто того действительно назначили его секретарем или адъютантом.

– Разыщи мне полковника Щеголева. До июня нынешнего года он состоял на должности директора «Инкубатора». Помнишь проект «Организованный резерв»?

– Да, конечно, – ответил Тартаков. – Возможно, мне придется съездить в Министерство обороны.

– В добрый путь, – с серьезной миной напутствовал майора полковник. – По дороге купи чего-нибудь пожевать. Деньги есть?

Тартаков многозначительно похлопал себя по карману, что означало: «Деньги имеются».

Не прошло и часа, как в кабинет Матвеева вошел тучный человек с властным лицом. В отсутствие майора Матвеев поднял досье на Щеголева. Директор не пользовался уважением ни у сослуживцев, ни у курсантов, в самом начале курса – в 1998 году – получил кличку Д’Эректор.

– Присаживайтесь, Игорь Андреевич. – Матвеев указал на кресло и сам перебрался ближе к гостю, устроившись напротив. – Сок, горячие сэндвичи?

– Нет, спасибо.

– Тогда и я откажусь. Вы правы, время дорого для нас обоих, так что не будем тратить его попусту. Обязан напомнить вам, где вы находитесь.

– Не стоит. Я нахожусь в отделе военной контрразведки.

– И здесь вы связаны с внутренними условиями нашего аппарата, не зависящими от вашей воли и возможностей вашего непосредственного руководства. Надеюсь, вы понимаете это.

– Да, я понимаю, о чем вы говорите.

– Отлично. Призываю вас к откровенному разговору. Итак, вас из Генштаба перевели в Минобороны. Формально. Поскольку ваша работа на ГРУ не прекращалась последние восемь лет. Вы проработали начальником курса именно восемь лет.

– Девять, – поправил собеседника Щеголев. – Я стоял у истоков проекта. Год ушел на организационные и прочие работы.

– Бог с ними, с истоками, вернемся в лето нынешнего года. У меня несколько вопросов. Первый: проект закрыли вдруг или же дали выпускникам последнего курса окончить учебное заведение?

– На грани. – полковник Щеголев покивал. – Буквально на грани. Курсанты последнего выпуска закрыли все дисциплины. Фактически оставался месяц, но эти тридцать дней уже не играли никакой роли.

– Пожалуйста, припомните и назовите лучших курсантов последнего курса.

– Они равны в любой дисциплине. Я назову тех, кого выделял лично.

– Не спешите, – предостерег коллегу Матвеев. – От вашего выбора зависит судьба другого проекта, связанного с государственной безопасностью. Я не могу дать вам более четких объяснений. Я рассматриваю всевозможные кандидатуры для конкретной работы за рубежом. Мне нужны выдержанные люди. Без отклонений – это раз. Неуступчивых – два. Не превышающих определенных размеров – три. Но прежде освежите мою память.

– Что вас интересует?

– Основы подготовки курсантов, будущих военных разведчиков, агентов, офицеров.

Щеголев сменил позу, закинув ногу на ногу и сцепив руки на колене.

– Как и многие, вы путаете роль армейского спецназа, выполняющего военные задачи, и роль спецподразделения. Что такое войсковая операция? – спросил он и сам же ответил: – Это численное превосходство, огневой удар, молниеносные тактические действия, маневр.

– То есть или раздавил противника, или не раздавил.

– Это вы так думаете. Проект отличался от стандартной программы подготовки военного разведчика. Тактика подразделения курсантов изначально предполагала разместиться на четырех «китах». Первый – конспирация. Выдвинуться к месту ведения операции и незаметно занять позицию. Второй – внезапность. Третий – использование специальных средств и оружия. И четвертый – время. Спецподразделение во время штурма должно работать быстро. И чтобы успеть, каждый боец должен знать свой маневр.

Всем своим видом порядком разгоряченный полковник Щеголев говорил: «Я еще не закончил».

Матвеев покивал: «Дальше. Слушаю вас».

– Программа «Организованный резерв» была основана на частых походах и выживаниях, физической подготовке и рукопашном бою, стрелковой подготовке. И все это на фоне психофизической подготовки – буквально на каждом привале, при каждом удобном случае. Упор делался на уживчивость и управляемость курсантов, – акцентировал Щеголев. – Причем энергии они потребляли больше, чем получали. Мы учили их задействовать внутренние, скрытые энергетические резервы.

– Изобретали вечный двигатель? – не удержался от шпильки Матвеев.

– С вечным двигателем всегда одна проблема.

– Он не вечен. Я знаю. Продолжайте, пожалуйста.

– К концу обучения исключались предательство, невыполнение приказа и так далее. Подростковый период курсантов прошел в казарме. Это своего рода операция, цель которой купировать пациенту определенную часть органа. Ни один из них не пропустил ни одного учебного часа. Дури, как у многочисленных их сверстников, в них нет. Хотя мы до сих пор не знаем, что у них внутри – холод, грусть? Мы не можем заглянуть им в душу. А если говорить открыто, то никогда не стремились к этому.

– Почему, интересно?

– Потому что они полностью зависели от нас, учителей. В «Инкубаторе» не было никого, кто пожалел бы их. Включая самих курсантов. Знаете, как мы их называли?

Матвеев покачал головой:

– Нет. Скажите.

– «Рожденные шлюхами». Я ответил на ваш вопрос?

– Хорошо. – Матвеев приготовился записывать. – Итак, назовите имена курсантов, которых вы выделили лично.

– Михаил Наймушин, Виктор Скобликов, Тамира Эгипти. – Щеголев ответил на немой вопрос полковника: – Обучение прошли также несколько девушек.

– С женским полом схожая проблема? Вы не знаете, грусть или холод у них внутри?

– Если бы у них был холод внутри, у них месячные шли бы кубиками.

– Хороший английский юмор, – усмехнулся Матвеев. – Назовите еще несколько имен.

– Александр Кунявский и его тезка Прохоров. Пожалуй, Николай Хрустов. Из девушек Татьяна Смирнова.

– Возраст каждого, как я понял…

– Восемнадцать. Однако по развитию их можно приравнять к молодым людям двадцати трех лет.

Матвеев на минуту призадумался. Он готовился задать Щеголеву еще пару вопросов. Еще раз обратился к списку претендентов в основную диверсионную группу. Каждый из спецназовцев имел офицерскую должность, к данному моменту не работал в правоохранительных органах.

– Вы можете назвать мне пару толковых офицеров – преподавателей, инструкторов из «Инкубатора», кто, может быть, был мягче, ближе к курсантам? Я не говорю о жалости – в этом вопросе вы правы. Но сочувствующие люди, как это хорошо известно, найдутся всегда.

– Да, я припоминаю такого человека. Капитана Вадима Левицкого. Он работал в оперативном управлении ГРУ, имел прямое отношение к спеццентру «Луганск». После успешной операции в 2004 году он получил капитанские погоны, полуторамесячный отпуск и запись в личное дело: «стал проявлять излишнюю нервозность». Не знаю, бывает ли нервозность излишней. Либо ты псих, либо нет.

– Капитан Левицкий псих?

– Нет, конечно. Он закосил от тяжелой службы в спеццентре ГРУ. Порой подобные ультиматумы понуждают начальство повысить жалованье подчиненному, найти работу получше. С Левицким поступили с точностью до наоборот. Его понизили в звании, задействовали в проекте «Организованный резерв». Ему досталась одна из самых грязных и неблагодарных работ. Он объезжал приюты, отделения милиции, выискивая среди бродяг будущих курсантов.

– Левицкий имеет отношение к курсантам, которых вы перечислили? Хотя бы к первой тройке.

– Хорошо помню, что Наймушина, Скобликова, Эгипти в «Инкубатор» привез именно Левицкий. Во время карантина он тестировал курсантов на совместимость. Он же после карантина получил должность старшего инструктора.

– Вы рекомендовали его на эту должность?

– Да. И звание капитана вернул ему я.

– Чем вы руководствовались?

– Я знаю, что такое спеццентр «Луганск», какие профи там работают. Потом, я видел работу Левицкого.

– Что стало с Левицким после закрытия проекта?

– Он остался без работы.

Матвеев встал, поправил пиджак и за руку попрощался со Щеголевым.

– Возможно, у меня возникнут вопросы.

– Обращайтесь, – сказал полковник.

Матвеев остановил его очередным вопросом:

– Не из праздного любопытства спрашиваю. Курс окончен, два года пролетели, как один месяц. Есть такое выражение: пожелания отправляющемуся в путь. Вы ведь давали выпускникам пожелания на будущее.

– Давал, – кивнул Щеголев. – Четырежды. Вас интересует мое обращение к последнему курсу?

– Да.

Полковник пожевал губами, словно вспоминал цитату. Глаза у него при этом оставались спокойными, даже холодными, не бегали, бровей он не хмурил, чем и выдал себя. Матвеев предположил, что он помнил свое обращение наизусть. Даже представил шеренгу курсантов, для которых год в «Инкубаторе» шел за три.

– Однажды за вами придут, – начал Щеголев. – Это может случиться скоро. Может быть, ваше ожидание затянется на месяцы и годы. Проект закрыт. Готовьтесь к тому, что вас могут нанять политические конкуренты создателей проекта. Рамки координационного совета, курировавшего проект, разошлись по политическим векторам, и мы не смогли соблюсти секретность. Несмотря на это, вы должны беспрекословно выполнять приказы ваших работодателей.

Едва за Щеголевым закрылась дверь, Матвеев передал бумагу с записями майору Тартакову:

– Мне нужны досье на этих людей.

– Кто они?

– Курсанты и старший инструктор «Инкубатора». Не спеши, Женя. Я забыл прояснить один туманный момент. Не хочется бежать за Щеголевым. Может быть, ты прояснишь ситуацию.

– Спрашивай. – Тартаков чуть отъехал от стола и откинулся на спинку кресла на роликах.

– «Инкубатор» как учебное заведение функционировал восемь лет, а «выпускных балов» насчитывается всего четыре. Где еще четыре?

– Все просто, – отозвался Тартаков. – Первый набор курсантов произошел в 1998 году с прицелом на двухгодичное обучение. Причем в 1999 году набора в «Резерв» не было. Эксперимент необходимо было поставить до конца, посмотреть, что получится. С другой стороны, «Инкубатор» один, и пересечения первокурсников с второкурсниками были нежелательны. «Инкубатор» был учебным подразделением в чистом виде. Этот принцип сохранился или прижился, как хочешь.

Матвеев ушел на свою половину и, нахмурившись, сосредоточился. Тартаков отвечал уверенно, словно сам, как полковник Щеголев, стоял у истоков «Организованного резерва». Вскрылись детали, к которым Матвеев не проявлял интереса. Плюс рубрика «Знаменательные даты». Он пришел к выводу: если бы он пренебрег прессой, оставил газетную заметку без внимания, то майор напомнил бы о секретном проекте Минобороны другим способом.

Он слишком много знает? Вопрос так не стоял. Генерал ФСБ использовал майора как информатора и генератора идеи – в единственном числе. Пока что Тартаков сгенерировал только одну идею. Что это означало? Матвеев выдвинул несколько версий. По одной из них выходило, что его подопечные и он, как руководитель операции, – прикрытие для другой группы, задействованной в этой операции. Гораздо хуже выглядела другая версия, по которой его группа прикрывала другую операцию, не связанную с генералом-предателем.

Глава 4
«Рожденные шлюхами»
1

Пожалуй, еще ни разу в жизни Матвеев не поджидал агентов с таким нетерпением. Впрочем, он быстро разобрался в своих чувствах и заменил нетерпение интересом, отметая пустое любопытство.

Он успел ознакомиться с досье на каждого из семи кандидатов, однако вызвал к этому часу только троих – Михаила Наймушина, Виктора Скобликова, Тамиру Эгипти, невольно придерживаясь порядка как числовой характеристики, озвученной начальником курса Щеголевым. Наверное, в этом порядке крылся некий ключ. Матвеев бросил ломать голову над этим вопросом, когда в проеме двери показался майор Тартаков и постучал по наличнику:

– Разрешите, Александр Михайлович?

Матвеев кивнул. Откинувшись на спинку кресла, он посмотрел в дверной пролет с чувством зрителя, случайно попавшего на генеральную репетицию. Он не преувеличивал свои чувства. Он готовился к разговору с восемнадцатилетними парнями и боялся заключительных слов как неутешительного диагноза: готовьтесь к операции. Тут же воображение нарисовало удивительную картину. Все трое лежат на операционных столах, над каждым наклонился хирург со скальпелем, медсестра с капельницей и анестезиолог с маской. Вдруг все трое поднимаются, сбрасывают стерильные покрывала и, обнажив «стволы», устраняют бригаду медиков.

Матвеев выругался про себя, увидев симпатичную девушку лет семнадцати. Ее будто только что выдернули с дискотеки: кольца в носу и в нижней губе, по три штифта в каждой брови, по четыре серьги в каждом ухе. На парней, а точнее, на ее дружков, можно было не смотреть, все и так ясно, они словно ее отражение. И Матвеев действительно едва не махнул рукой, подражая Алану Чумаку: «Сеанс окончен. Отбрасывайте костыли и идите».

Он еще дважды выругался, ощутив себя директором ПТУ. Что натворили эти каблушники? За какие грехи он вызвал их в одно из подразделений военной контрразведки? Свихнуться можно…

– Тамира? – Матвеев встал из кресла и пожал руку девушки.

«Вот сейчас она ответит: «Ты можешь называть меня как угодно, милый», – подумал он, – и я вытурю эту троицу».

– Да, – ответила она.

– Меня зовут Александр Михайлович. Проходи, выбирай место. – Жест рукой в сторону офисных стульев, расставленных в ряд.

Дальше полковник назвал по именам еще двух человек – Скобликова и Наймушина и изобразил схожий жест. Под откровенно насмешливым взглядом майора Тартакова занял свое место за рабочим столом. Придумал обращение: ребята. На его взгляд, обращение, подходящее к разнополой компании молодых людей. Разнополой, здорово подумано. Матвеев едва сдержал рвущийся наружу смешок.

Он верил и не верил своим глазам. Бумаги на его столе говорили о том, что каждый из его гостей прошел диверсионный курс по полной программе, владел приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием.

Матвеев взял себя в руки. Немного пожалев о потерянном времени, он приступил к делу.

– Вот что, ребятки, пригласил я вас для беседы на тему вашего трудоустройства. На то у меня есть соответствующие полномочия, поскольку я представляю военную контрразведку. Тот, кто называет нас надзирательным органом за военнослужащими, глубоко ошибается. Сотрудничество – вот точное определение нашей работы.

Матвеев выдержал короткую паузу, успев помянуть бога всуе: «Господи, перед кем я распинаюсь».

– Насколько мне известно, вы нигде не работаете. – А дальше сделал шаг к развитию разговора в профессиональном ключе. – Пока я на распутье – возможно, предложу работу за границей. В Италии, к примеру. Как вы относитесь к этой стране?

Наймушин пожал плечами.

– Кстати, у тебя есть водительское удостоверение?

– Да. Нам выдали права и паспорта по окончании курса.

Разговор еще не вошел в нужное русло, так что Матвееву на первых порах было все равно, какого содержания и качества будут его вопросы. Они могли быть отстранены от конкретной темы или, наоборот, целенаправлены. Время все расставит по местам.

– Кто из правоохранительных органов в Италии может остановить тебя за превышение скорости, неправильную парковку? – спросил он у Михея.

– В первую очередь – дорожная полиция.

– Что ты знаешь о правоохранительных органах Италии?

– Они подразделяются на полицию и карабинеров, – ответил Михей, ничуть не тушуясь. Ответил легко, мгновенно освоившись в компании полковника военной контрразведки. – Полиция находится в подчинении у Министерства внутренних дел. Корпус карабинеров – самое мощное полицейское подразделение в Италии, входит в состав Министерства обороны. Полиция отвечает за уличные ненасильственные преступления и мелкие ограбления. Полицейский участок называется «комиссариато». Управление «квестура».

– Отлично, – похвалил Матвеев. – Витя, продолжи.

– Карабинеры отвечают за раскрытие умышленных преступлений и вооруженных нападений, – принял эстафету Скобликов, – но могут остановить и за превышение скорости. Участок карабинеров называется «казерма».

– Тамира?

– Есть еще и финансовая полиция, – ответила девушка, слегка тряхнув головой и рассыпая по плечам «негритянские» дредлоксы. – Экологическая или лесная полиция «Корпо форестале» отвечает за охрану лесных массивов и их обитателей, за состояние окружающей среды.

– А также разведка, контрразведка, – покивал Матвеев, избегая смотреть на украшенную штифтами и серьгами девушку. – Униформы на них вы не увидите. Вы сможете так же уверенно рассказать о спецслужбах Португалии, Дании?

– Если спросите, – ответила Тамира.

Матвеев с нарастающим интересом, как азартный игрок, снова взялся за изучение досье на агентов, на сей раз имея их перед собой. Он остановился на аттестатах с длиннющим перечнем дисциплин. Реально выставленные оценки вместо неопределенных «зачет», «незачет».

Виктор Скобликов – Скоблик – тянул на золотую медаль: «отлично» по всем предметам: психофизическая подготовка, общефизическая, спецкурс рукопашного боя, стрелковая подготовка; обнаружение и обезвреживание мин, изготовление взрывных устройств из подручных материалов…

Михаил Наймушин – Михей: специальное стрелковое оружие, снайперское оружие; организация и маскировка в населенном пункте, топография и ориентирование; вождение транспортных средств…

Тамира Эгипти – Дикарка: средства оптического наблюдения – «отлично», разведка фотографированием – «отлично», телевизионная и тепловизионная разведка – такая же высокая оценка.

Матвеев нашел брешь в аттестате Тамиры. Еще раз пробежав список дисциплин, он вслух отметил:

– Ты не владеешь боевыми искусствами.

– Я не перевариваю никаких искусств вообще, – с подростковым вызовом ответила Дикарка. – В том числе – боевых. В армейском организме они попросту не нужны. Нас так учили.

«Она права, – подумал Матвеев. – Хотя это не ее слова».

Он взял долгую паузу. Глядя на потенциальных диверсантов, не имеющих, правда, опыта, он припомнил многочисленные случаи ветеранов нескончаемых войн на Кавказе. Не найдя себя в гражданском обществе, одни спились, другие угробили себя наркотиками, кто-то свел счеты с жизнью. Другая категория стала на тропу беспредела: убийства, грабежи, изнасилования, находя криминальное применение уникальным навыкам.

Матвеев едва не заторопился задействовать хотя бы эту троицу – хоть где, но занять их чем-то полезным, бесполезным. Но кроме этого выпуска, были еще три. То есть больше сотни потенциальных преступников, «рожденных шлюхами». Вот так, подумал он: от диверсанта до преступника один шаг.

– Тамира, – обратился к девушке Матвеев, – похозяйничай в приемной. Свари кофе.

– Вам по-турецки? – Она изящно повела восточными черными бровями.

– Было бы неплохо. Кофеварку, кофейные чашки найдешь на стеллаже.

Полковник тактично дождался Тамиру: за то время, что специалист по тепловизионной разведке провела в приемной, он не обмолвился с парнями ни словом. Вряд ли наблюдал за ними. Он спорил с самим собой. Видел перед собой уникальную спецгруппу, но с решениями не спешил. Не раз ставил на их место тех, кто «громко падает». Сравнения были не в пользу последних. Уже не в их пользу. Эта троица сумеет затеряться среди сверстников в той же Италии, Португалии, Дании, не говоря о России. Они просочатся через самое мелкое сито.

Собственно, в погоне именно за таким эффектом и был разработан секретный проект «Организованный резерв». Матвеев не знал, привлекались ли к работе выпускники других курсов. Треть из них (сорок шесть человек, если говорить точно) поступила в военные училища, где ребята, наверное, до сих пор удивляют преподавателей уникальной подготовкой.

«Гордость, где ты?» – спрашивал себя полковник. Ему самому представился уникальный случай – провести операцию силами «универсальных солдат». Но гордость стыдливо пряталась за ответственностью. Провал грозил обернуться самыми плачевными последствиями. Матвеев словно заглянул в глаза импозантному генералу и прочел в них: «Если с кого-то и снимут голову, то не с меня». Верхушка любого управления слыла мастерами уходить от ответственности, зная эту обязательную дисциплину назубок.

Многое припомнилось Матвееву за эти короткие минуты. Он увидел себя на месте Юрия Никулина в фильме «Ко мне, Мухтар!». То есть ведет троицу к себе домой, показывает им место, объясняется с домашними, создавая «образ простодушного, наивного, чудаковатого, но чрезвычайно доброго героя». Глупейшая ситуация, тупая фантазия, едва ли не полная растерянность.

Майор Тартаков не принимал участия в беседе. Восседая за столом секретарши, как на троне, он освежал свои знания в стенографии и краем глаза посматривал на диктофон, записывающий даже шорох от соприкосновения ручки с бумагой. Он был одет в голубую рубашку с галстуком, пиджак висел на спинке кресла. Майор с короткой стрижкой и вечно нахмуренным лбом казался человеком неопределенного возраста. Ему можно было дать и тридцать пять лет, и сорок пять. Чего нельзя было сказать о гостях профильного отдела. В отличие от полковника Матвеева, Тартаков находился в компании бывших курсантов больше часа. Они жили в общежитии трамвайно-троллейбусного управления. За время пути ни один из них не задал майору ни одного вопроса. В памяти навсегда отложился голос начальника курса:

– Однажды за вами придут…

Глава 5
Дублеры
1

Матвееву пришлось заняться тем, что называется освежить память. В данном случае свою и своих подопечных. К этому времени он дал понять команде, задача какого рода ставится перед ними. На них возложено обеспечение основной группы оружием, разведданными, которые лягут в основу заключительной фазы операции; на них лежит обеспечение эвакуационного коридора. Они – важнейшее звено в операции по ликвидации человека. И никакой реакции на своеобразный голосовой раздражитель. Разве что едва заметное пожатие плеч Михаила Наймушина. Что неожиданно взбесило полковника, и он едва не разразился обвинительной речью. Впрочем, он быстро успокоился. Он задавал вопросы о родственниках, об отношениях курсантов и преподавателей в «Инкубаторе», намеренно сбивая ребят с толку, вот как сейчас:

– Какого ты мнения об итальянской разведке?

– В общих словах? – спросил Наймушин.

– Пусть будет в общих.

– И трехмесячной давности.

Ровно столько времени им не давали информации на обязательных политзанятиях, в частности, касающейся итальянской разведки.

– Качества разведывательно-информационной работы не на высоком уровне.

«Наше управление пережило в свое время схожие времена, – мысленно согласился с парнем Матвеев. – Чрезмерный поток поступающей от разведки информации, которая не представляет интереса для руководства».

Михей словно подслушал его мысли и продолжил:

– Около ста процентов информации берется из открытых источников.

– И что это означает?

– Это означает, что разведка страдает от отсутствия эффективного механизма оценки поступающей информации, не оправдывает те средства, которые государство расходует на ее содержание. Годовой бюджет итальянской разведки составляет около пятисот миллионов евро. Разведчикам приходится отрабатывать эти деньги. Не скажу, что они стали злые, но рвения прибавилось.

Полковник довольно улыбнулся и предложил:

– Кофе?

– Господи… – чуть слышно пробурчала Тамира и встала с места.

– Ты куда? – осведомился Матвеев.

– Варить. Кофе. По-турецки.

– Вообще-то я…

– Вообще-то у вас рубашка несвежая. Второй день носите. Где у вас стиральная машинка?

Как ни странно, Матвеев не нашел ответа на вопрос, когда начала осваиваться команда в компании начальника, сейчас или во время первой встречи. Во всяком случае, скованности он не видел ни тогда, ни сейчас.

Тамира не дерзила. Возможно, прошла по черте, не зашагивая за нее. Может быть, давала знать о своем характере дикарки, а значит – особенностях общения с ней.

Матвеев не упускал случая поразмышлять над поведением кандидатов, цепляясь за слово, реплику. Он привык к такой работе и порой не отдавал себе отчета, что называется эта работа взаимной связью. И в этом контексте не смог бы понять, что служит причиной, а что следствием, что одно порождается другим. Запомнил слова начальника курса Щеголева:

«Учителями их были те, от кого они зависели, но не те, кто их жалел».

Точнее, желающих пожалеть курсантов попросту не было. Полковник не собирался придерживаться этой тактики – учебные времена остались в прошлом. Настала пора работы – трудной, кропотливой, рискованной, как у минера на минном поле. Что же, если он увидит, что нужно пожалеть ту же Тамиру, он сделает это. И ей даст понять, что самое трудное осталось позади, а впереди поджидает опасность, и с этим придется считаться.

Неожиданно вспомнил свою одноклассницу Анну Портнову. Девятый класс. Парни считают себя взрослыми, девушки видят в них мальчиков из хора. На одном из уроков современной истории Саня Матвеев понял, насколько обогнала его в развитии Анка. Она взяла самый трудный вопрос о роли XXII съезда КПСС и отвечала так, будто была спичрайтером и написала выступление для генсека. Ей было шестнадцать. Он увидел в ней двадцатилетнюю девушку и долгое время не мог избавиться от этого неуютного чувства.

Нечто подобное испытал и сейчас. Нет, прав оказался Щеголев, приравняв их возраст к двадцати трем годам. Купировали подростковый возраст.

Матвеев отметил время на часах: половина второго. Мысленно оживил сценку: хлопнул в ладоши и бодрым голосом заявил: «Дети, пора обедать». Но только мысленно.

Он отпустил их, порекомендовав не очень дорогое кафе на Большой Дмитровке. Отсчитал четыреста пятьдесят рублей, деньги вручил Наймушину:

– По сто пятьдесят рублей на брата. И сестру.

Матвеев поджидал еще одного человека. За ним поехал на своем вместительном джипе марки «Форд» майор Тартаков. Полковник подошел к окну и выглянул на улицу. Промедлил бы секунду – и не увидел красного «Форда», въезжающего во двор отдела. Матвеев вышел в коридор, свернул на площадку, откуда смог наблюдать, как из машины вышли двое – Тартаков и мужчина лет сорока пяти, одетый в гражданскую одежду, и начали выгружать из багажника коробки. Вот Тартаков дал знак дежурному, и тот помог внести груз внутрь.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем коробки внесли в приемную. Только после этого Матвеев приветствовал нового гостя, назвав его по имени.

– Привет, – отозвался Вячеслав Хазин, пожимая руку полковнику. – Никак не ожидал от тебя такого странного поступка.

– Что ты имеешь в виду под странным поступком?

– Ты снова на службе у Службы. А мне говорили, ты выращиваешь гладиолусы на даче.

С недавних пор к Хазину приклеилась кличка Гаджет. Собственно, изобретение – это его работа. И если бы он не работал на контору, то смог бы получить не одну сотню патентных свидетельств.

– Помогите мне освободить стол. Этот подойдет. – Он указал на стол, чем временно лишил майора Тартакова права на свое место.

Да, милиционеры удивились бы, если бы остановили машину для досмотра, резонно предположил Матвеев. Каждая коробка, в том числе и из-под обуви, была подписана. «Пистолет с глушителем». «Взрыватели-карандаши замедленного действия». «Пистолет-пулемет».

Матвеев поманил за собой Тартакова и спросил:

– Как продвигается дело с бойцами основной группы?

– Беседую. Изучаю досье. Проникся уважением к командиру группы – капитану Левицкому. Он мне сказал: «Представь себе самолет. Его моторы могут полететь, а сам самолет – упасть».

– Веселый парень. На что он намекнул? На приключения, что ли?

– Ну да. Всякое может стрястись.

– Давай проясним один момент. Фамилия этого капитана Левицкий или Немо?

Матвеев махнул рукой, словно прогонял видение искателя приключений.

– Работа с агентами вступает в новую фазу. Нам придется вернуть им истинный возраст. Любого пограничника на паспортном контроле насторожат эти взрослые глаза. – Он тщетно попытался изобразить «эти глаза».

«Будто на горшке сидит», – подумал Тартаков, глядя на выпученные гляделки шефа.

– С таким выражением лица, как у того же Наймушина, можно записаться в космонавты, – в свою очередь, сопоставил Матвеев. – Они не похожи на туристов. Даже с горными велосипедами, плеерами, татуировками и дредлоксами. Возможно, я преувеличиваю, но мне придется скорректировать их поведение на определенном участке работы – прохождении таможенного и паспортного контроля. Вот где начинается основная работа.

– Ты представлял их в реальной жизни? – неожиданно спросил Тартаков.

– Поясни.

– Вне стен этого здания. Как они ведут себя, как разговаривают. Знаешь, мне показалось, они молчаливые.

– Молчаливые? – Матвеев покачал головой. – Замкнутые.

Пожалуй, он нашел точное определение, смысл которого происходил от замкнутого пространства «Инкубатора».

2

Вячеслав Хазин ничего не понял, когда в приемную вошли два парня и девушка. Он скосил глаза на Матвеева и чуть слышно спросил:

– Сегодня в профильном отделе день открытых дверей? Или они твои дети?

– Для хороших людей двери контрразведки открыты всегда. И они мои дети, – улыбнулся полковник. – Умеешь держать язык за зубами?

– Я умею держать за зубами бритвенное лезвие, капсулу с ядом, иголку, то, чем можно убить.

– Или отравиться. Начинай, Слава. Пару слов о том, почему ты к нам, а не мы к тебе.

– В гости ко мне не допустят даже с пышным венком.

Матвеев уселся в дальнем углу приемной, плотно запахнув шторы. Хазин сначала развел руками, потом обратным жестом пригласил молодых людей приблизиться к столу. Выждав несколько секунд, он коснулся рукой коробки:

– Пистолет с глушителем. Самоделка, по сути. – Затем наглядно продемонстрировал оружие, озвучивая свои действия. – Глушитель, он же корпус – с окном для выброса стреляной гильзы. Всем видно? Это мушка и целик. Это рукоятка для взведения. На ней вы видите токарную накатку. Оружие ставится на боевой взвод путем поворота рукоятки по часовой стрелке. Дальше. Спусковой крючок без защитной скобы. Это зажим предохранителя. Как вы видите, он расположен по другую сторону рукоятки и срабатывает при обхвате пистолета рукой. Это магазин-рукоятка с зажимом. Полностью разборный пистолет. Магазин-рукоятка, ударно-спусковой механизм крепятся к глушителю-корпусу четырьмя винтами. Все части этого оружия сконструированы таким образом, что их можно надежно спрятать в трубчатых полостях багажной сумки с выдвижной ручкой или в раме велосипеда.

Хазин быстро собрал пистолет и передал его Наймушину.

– У вас будет время потренироваться. Я же сегодня намерен загрузить вас теми типами оружия и оснащения, которые вам необходимы для работы. – Хазин вынул из другой коробки спутниковый телефон. – Абсолютно безопасная вещь. Сигнал с него легко снимается американским спутником типа «Каньон», но расшифровке сигнал не поддается. Однако спутник передаст в центр обработки информации АНБ[4] точные координаты этого аппарата.

Хазин положил рядом с телефоном часы с компасом и красноречивым жестом дал понять, что комментарии излишни.

– С виду обычная кроссовка, – сказал он, демонстрируя спортивную обувь. – Однако под задником есть нечто интересное. – Несмотря на то что эта часть обуви, охватывающая пятку, была прострочена, Хазин легко сорвал ее и показал то, что пряталось за ней: вытяжную петлю. Он резко потянул за нее, и в его руках оказалось плоское лезвие длиной десять сантиметров. – В такой обуви вы сможете пройти любой контроль, потому что детекторы металла не реагируют на это лезвие.

Очередная коробка.

– Бинокль – гаджет, по сути, базовый комплект для двух оптических прицелов. – С ловкостью фокусника Хазин разделил бинокль на две части, одну передал Наймушину. – Это прицел с элементами питания, четырехкратная увеличивающая насадка, крышки и переходник на узкий «ласточкин хвост». Прицел без переходников устанавливается на кронштейн типа Weaver, обычно применяемый на оружии иностранного производства. Так же в комплект входит переходник с боковым креплением.

Очередь дошла до пистолета-пулемета. Хазин разложил на столе крышку коробки, возвратную пружину с направляющей и защелкой, затворную раму в сборе со штоком, затвор, ствольную коробку, интегрированный со стволом глушитель, газовую камеру, магазин.

– Пистолет-пулемет имеет модернизацию на базе ижевского «бизона». Во-первых, потому что «бизон» оснащен шнековым магазином, и его легче спрятать в трубчатых конструкциях тележки или велосипеда. В процессе модернизации он лишился предохранительного устройства, антабок, приклада, флажка переводчика огня. Теперь при полном выжимании спускового крючка прозвучит длинная очередь, при неполном – форсированная.

– Как на автомате Никонова, – покивала Тамира.

– Что вы сказали?

– Такая система установлена на автомате Никонова. Двухтемповый АН-94 «Абакан». Чувствуешь отдачу только после того, как вторая пуля из очереди покинет ствол. Первые две пули ложатся как из снайперской винтовки. Так что стрелять из «Абакана» лучше всего акцентированными очередями. – Дикарка улыбнулась и подмигнула эксперту по оружию.


Матвеев и Хазин вышли покурить. Прислонившись спиной к прохладной стене на лестничной клетке, Матвеев выразил сомнения по поводу надежности тайников:

– Рентгеновский анализ в аэропорту покажет, что внутри рамы велосипеда находятся металлические предметы.

– Есть такое понятие – рентгеноконтрастные средства.

– Что это за чертовщина?

– Некоторые химические вещества увеличивают или уменьшают поглощение рентгеновских лучей. Есть тяжелые – сульфат бария, препараты йода, есть легкие рентгеноконтрастные средства – воздух, кислород. Каждая оружейная деталь будет обернута в вощеную бумагу, помещена в полость рамы. Затем полости будут заполнены веществами, о которых я только что сказал. Я ответил на твой вопрос?

– Да.

– Ответь и ты. – Хазин кивнул в сторону кабинета. – Ты вовлекаешь в работу подростков. Работа опасная. Риск не оплачивается. Жизнь не страхуется. Надеюсь, все это несерьезно.

Полковник ушел от ответа.

– Дублеры. Это слово тебе о чем-нибудь говорит? – спросил он.

– Меня оно настораживает, – ответил Хазин. – Случись что с основной группой, на задание пойдут они, – кивок в сторону. – Я прекрасно знаю, что дублеры всегда уступают в плане подготовки.

– Не всегда.

– Пусть будет так. Мне не по себе, понимаешь? У меня сын в таком же возрасте. Откуда они? Ты нашел их на улице? Если да, то два или три года назад. Я научился читать по глазам.

«Да, это главная проблема», – не удержался от вздоха Матвеев и вслух продолжил:

– Знаешь, был такой французский маршал по имени Льотэ. Он участвовал в колониальных войнах в Северной Африке. Однажды в Марокко Льотэ направлялся со своей свитой во дворец. Стоял полдень, нещадно палило африканское солнце. Изнывающий от жары маршал распорядился по обе стороны дороги посадить деревья, которые давали бы тень. Один из его приближенных заметил: «Но ведь деревья вырастут через двадцать – пятьдесят лет». Маршал прервал его: «Именно поэтому работу начните сегодня же».[5]

– И вы взяли за основу принцип долговременности.

– Не всегда получается сразу получить результаты. Чаще всего мы не стремимся к этому.

– На что ты надеешься, Саша?

– Лучше я скажу, на что я опираюсь. Во-первых, на уличные традиции этих ребят. Прочная связь с их взглядами на жизнь, вкусами, обычаями незримо поддерживалась на протяжении двух лет. Улица – их дом, воздух. Религия – по Окуджаве. Они выживут на задворках, не задумываясь об этом. Они не будут подстраиваться, играть, а значит, не вызовут подозрений. И еще одна традиция: взаимоотношения с правоохранительными органами. Такому поведению научить очень трудно. Они же почерпнули его из источника, в котором варились месяцы, годы.

Матвеев рассмеялся над растерянным видом Хазина и похлопал его по плечу.

– Ты прав, Слава: «деревья» мы посадили два года назад. И мне тоже не по себе. Но я смирился с этим. И вот почему. Эпизоды с провалами спецов имеют место, а по «малолеткам» такой статистики нет вообще. Это на фоне их подготовленности. Пожалуй, кроме опыта, они не уступают старшим, а в чем-то превосходят их. Мне нужен результат, а отсутствие статистики отмывает мне глаза.

– Смотришь в будущее с оптимизмом?

– Давай закроем эту тему раз и навсегда. Подготовь три пары кроссовок. Размеры 43, 42, 36. Три пистолета, столько же пистолетов-пулеметов, оптических прицелов и прочее. Велосипеды, багажные тележки должны иметь подержанный вид. Один из моих парней может проконсультировать тебя в плане велосипедов.

– Который из них?

– Тот, что повыше. Велосипедист-экстремал. Когда он на велике, преград для него не существует. Несбывшаяся мечта – горные маршруты. Его зовут Скобликом. Он-то и поможет тебе подобрать велосипеды.

– Если бы что-то зависело от меня…

– Что?

– Мне не понравились твои слова, – ушел от ответа Хазин. – Ты смирился. Ты не сказал «мне пришлось с этим смириться». У тебя железные нервы, холодная голова, что там еще?

Матвеев похлопал Хазина по плечу.

– Не бери в голову. Ты оказался во власти впечатлений. Они отпустят тебя уже завтра.

Глава 6
Лучшие из курса
1

Сегодня большую часть дня Матвеев работал с бумагами. Его заинтересовал тест на «выяснение степени влияния „боевого стресса“ на поведение курсантов и характера изменения когнитивных способностей в условиях недостаточного сна, продолжительных физических и психологических нагрузок». Выводы оказались неоднозначными. «Через семь дней учебных „боев“ часть курсантов заметно хуже справилась с выполнением своих обязанностей». По мнению эксперта, проводившего тест, схожий эффект можно было бы сравнить с тем, если бы курсанты «были пьяны и находились под действием седативных препаратов». Они демонстрировали резкое снижение способности выполнять типовые задания, с которыми приходится сталкиваться в ходе ведения боевых действий. У курсантов отмечалось замедление реакции, ослабление бдительности, а также снижение способности к запоминанию важных деталей. В тесте на способность быстро принимать решения среднее количество ошибок увеличивалось с одной до десятка.[6] Исключение – пятеро курсантов: Скобликов, Наймушин, Эгипти, Кунявский, Прохоров.

«Все же они лучшие из курса». – Матвеев стоял на своем. Ему было спокойнее от этой мысли. Во время интенсивных тренировок они не выбились из так называемых познавательных процессов: восприятия, внимания, памяти, мышления, воображения. Хотя воспринимали внешний мир, других людей и себя сквозь разные призмы познавательной системы: каждый создал свою систему. Остальные курсанты не сумели добиться должной связи опыта с восприятием актуальной ситуации.

К двум часа дня Матвеев вызвал агентов и возобновил вчерашнюю тему, обращаясь в основном к Наймушину, определив его командиром группы.

– Задача командира не доминировать, чтобы остальные выпали из процесса. Задача командира управлять подчиненными, искать решения, выполнять задачу, поддерживать единение – я говорю о тесной связи. И еще раз о ней: только тесная связь между бойцами группы гарантирует успех, помогает выжить.

– Мы это проходили.

Полковник вспылил:

– Не перебивай! Вы еще ничего не проходили, вам только предстоит что-то пройти. Вы даже со своим подростковым возрастом пролетели. – Он присвистнул и показал рукой в сторону Парижа. – А я не успел вручить премию идиоту, который тебя нашел и засунул в «Инкубатор». Задел за живое?

– Нет. – Наймушин покачал головой.

«Тупица. Робот хренов! Шлюхой рожденный». Матвеев некоторое время жег его глазами.

– Вернемся к работе. Тема – ваша легенда. Вы – группа спортсменов-любителей по маунтинбайку. Путешествуете в одиночку, ищете новые горные маршруты. В вашем распоряжении будут классные маунтинбайки. Витя Скобликов порекомендовал велосипеды, и мы не могли не прислушаться к мнению специалиста. Цена одного такого велосипеда превышает пять тысяч долларов. С учетом оружия, спрятанного в трубчатых полостях, цена его резко возрастает. Шутка. Велосипеды не новые, своим внешним видом соответствуют опыту их владельцев. Потертые седла, рамы изрядно поцарапаны, на ободьях можно заметить незначительные вмятины. У нас еще есть время, и вы можете потренироваться на одной из наших баз. Тренера я пригласить не сумел. У вас будет играющий тренер. Скоблик. Витя, встань и расшаркайся. Прошу любить и жаловать. Там же потренируетесь над сборкой и разборкой оружия, с вами поработают инструкторы по огневой подготовке.

Матвеев продолжил после паузы. За это короткое время он вспомнил день первый, когда Тартаков предложил ему место в своем кабинете, сам же едва не взмолился, прикинув степень сжатия объема работы.

– При пересечении итальянской границы нет обязательного таможенного досмотра. Исключение – пассажиры с крупногабаритными вещами и нервным подергиванием мышц лица, шеи, рук, ног, прочих частей тела. В этом случае таможенники могут провести полный досмотр. Горный велосипед относится к этой категории вещей. Даже сложенный велосипед подпадает под это определение. А это значит, вас попросят пройти в комнату для досмотра, а там могут докопаться до лишней пачки сигарет, бутылки вина. Непосредственно перед отправлением ваш багаж будет проверен нашими сотрудниками. Но они не смогут проконтролировать вас в магазине беспошлинной торговли, в самолете, наконец. Ни одной лишней вещи, кроме тех, которыми вас снабдят в дорогу.

Еще одна короткая пауза.

– Легенда возводит вас к армии продвинутой спортивной молодежи. В этой связи билеты на чартерный рейс закажем через Интернет, воспользуемся самыми низкими тарифами – они обычно бывают на ночные или утренние рейсы. Экстремалы вроде любителей пощекотать себе нервы на горных дорогах, в подводных пещерах, в открытом море на аквабайках обычно деньгами не сорят.

Матвеев отмечал пункт за пунктом, отдавая отчет в том, что в этом деле мелочей не существует. Питание не входит в стоимость билета, а предлагается за отдельную плату. Не стоит сорить деньгами, в очередной раз повторился он и сделал пометку: «Взять с собой пиццу, напитки». И очередная сноска: «Важно! Снабдить агентов фото – и видеокамерами, запасными пленками и картриджами – как обязательное дополнение к спортивному инвентарю и спортивному интересу». И едва не рассмеялся: все перечисленное им являлось разведывательным оборудованием, а не каким-то придатком.

Глава 7
Кастрированные «бизоны»
1
Московская область

На базу огневой подготовки учебного подразделения ФСБ Матвеев и его подопечные прибыли в половине одиннадцатого, на полчаса раньше запланированного срока. Как следствие, командир части отсутствовал, начальник штаба грипповал вторую неделю. Дежурный офицер согласился уладить проблему и, созвонившись с начальством, получил приказ «содействовать полковнику Матвееву». Либо, с согласия последнего, дождаться командира части.

– Времени нет, – ответил Матвеев. Он нашел точное определение сегодняшнему мероприятию: он отрабатывал. Ради галочки в графе. Он лишь удостоверится, что его подопечные из группы разведки и обеспечения умеют обращаться с оружием, но это умение им вряд ли пригодится на практике. Практическое же значение сегодняшней вылазки – пристрелка оружия, его испытание. Что и было тотчас озвучено: – Пошлите кого-нибудь за инструктором по огневой подготовке. Нам нужно пристрелять несколько «бизонов» и специальных пистолетов.

Дежурный позвонил по телефону и, назвав абонента Сергеем, распорядился:

– Давай к ангару «А». Только в темпе.

Повесив трубку, он указал направление Матвееву:

– Подождите инструктора на месте. Оружие можете перенести прямо сейчас.

Был выходной. Большинство курсантов получили увольнительные, в части остались лишь караульные и смена, занятая в этот солнечный день на хозяйственных работах. Инструктор по огневой подготовке, наоборот, приехал на работу на полчаса раньше, успел переодеться в униформу. Перекинулся парой слов с дежурным офицером: кого ему предстоит инспектировать. Этот контекст прямо указывал на то, что неизвестные ему люди умели держать в руках оружие.

Несмотря на то что «бизон» претерпел изменения, основные элементы остались в первозданном виде. Полковник Матвеев стоял в стороне от стола, похожего на выдранный кусок пола в деревенской избе, и наблюдал за агентами. Рама маунтинбайка представляла собой набор состыкованных между собой труб довольно большого диаметра, что позволило спрятать в них возвратную пружину с направляющей и защелкой, а затворную раму в сборе со штоком. По сути, «бизон» находился в частично неполной разборке. На полигон, естественно, оригинальный тайник не повезли, оружие находилось в продолговатой коробке.

Матвеев даже не успел засечь время, как все трое агентов под бдительным оком инструктора собрали оружие. С подствольными шнеками вместо привычных рожков пистолеты-пулеметы смотрелись необычно, будто чего-то не хватало. От этого полковник Матвеев ощутил слабую душевную тревогу.

И еще одна нестыковка. Опытный инструктор по огневой подготовке сократил сакраментальное «На огневой рубеж марш!» до пренебрежительного жеста, приглашающего попалить по мишеням из «воздушек».

Агенты приготовились к огню из модифицированного «бизона-2Б», предназначенного для работы только с глушителем. 9-миллиметровые патроны «забили» шнек до отверстия с маркировкой 64.

Тир в старом ангаре открытого типа, а точнее, навес со сложной конструкцией, поддерживаемый металлическим трубами-сваями, позволял стрелять максимум со ста метров. Огневой рубеж – ряд деревянных полок. Едва агенты подошли к рубежу, инструктор по имени Сергей откинул полки. Взял в руки пульт и нажал на кнопку. Грудные мишени в конце ангара медленно поползли вперед. Инструктор отпустил кнопку, когда мишени оказались на расстоянии пятидесяти метров. Затем жестом руки потребовал оружие у стоящего рядом с ним Наймушина. Взяв «бизон» в руки и подержав его на весу, словно взвешивая оружие, поделился знаниями:

– Для «бизона» любой модификации, даже для этого кастрированного «бизона», характерны высокая вероятность попадания в цель и кучность, высокая точность при интенсивной стрельбе.

Инструктор, одетый в черную униформу, был молод – не больше двадцати пяти. Тамира неосторожно поторопила его в стиле «кавказской пленницы»:

– Короче, Склифосовский.

Сергей перевел на нее взгляд, ставший насмешливым. Он оглядел ее брови, губы, нос, пронзенные серьгами и штифтами, и спросил:

– Это что у тебя, боевой комплект развешен по роже?

Наймушин передернул затвор и упер глушитель в живот инструктора.

– Исправься, – улыбнулся он кончиками губ.

Матвеев закрыл глаза. Его неодолимо тянуло вмешаться и погасить конфликт. С другой стороны, он понимал, что правда не на стороне инструктора и он, если не полный кретин, избежит неприятностей. Михей стрелять, конечно же, не станет – Сергей получит по голове от Скоблика, который к этому времени зашел ему за спину.

Ни с того ни с сего Матвееву привиделся дорожный знак «Осторожно, дети!».

Он не видел глаз Наймушина – он неотрывно смотрел на Тамиру. Дикарка чуточку издевалась над инструктором, поигрывая отяжеленными бровями, кривила окольцованные губы. Полковник чувствовал настроение Сергея и был не на его стороне. Инструктор увидел взрослые глаза на «лице призывного возраста» и понял, что слово «беспредел» здесь не лишнее. Возможно, он в лице Михея увидел тех, кого называют хозяевами ночных улиц.

Сергей впервые в жизни по-настоящему испугался. Внешне оставаясь спокойным, он ощутил сгусток страха в том месте, куда давил глушитель «бизона». Не смея оторвать глаз от Наймушина, он все больше убеждался: этот парень, закаленный в уличных драках, не то что способен выстрелить, он выстрелит без раздумий.

– Извини, – Сергей послал взгляд на Тамиру поверх плеча Михея.

– Да ладно тебе. – Дикарка округлила насмешливые глаза. – Шуток не понимаешь. Давай, учи нас стрелять. Лично я предпочитаю стрелять от бедра, чем навскидку из походного положения. Михей, не будь жмотом, поделись «бизоном».

Наймушин передал оружие подруге. Дикарка переместила вооруженную руку в сторону мишени и с одной руки произвела три форсированные очереди. Три пули пробили верхнюю треть мишени, остальные шесть левую и правую части.

Инструктор послал выразительный взгляд в сторону Матвеева: «Ну и зачем я вам нужен? Если уж подруга так стреляет, чего говорить о парнях».

Матвеев адресовал схожий взгляд Наймушину: «Почему раньше не сказали?»

– Пусть выработают шнеки, товарищ полковник, – подал идею Сергей. – Что у них еще есть?

Матвеев раздельно произнес:

– Пистолеты. Телефоны. Велосипеды. Видеокамеры. – И добавил пророчески: – Кстати, и это касается всех: остерегайтесь делать глупости там, где есть видеокамера.

Инструктор пожал плечами: «Хорошо». А выражение лица говорило: «Да вы все четверо чокнутые».

Матвееву же вспомнился полковник Щеголев:

«Этап в первые два месяца, который мы называли первым коррективным, изменил курсантов до неузнаваемости. Это были уже не те мальчишки, которые смотрят в рот и выполняют любые приказы. Уже на этом коротком этапе мы научили их четко отделять возможное от невозможного».

По пути в Москву Матвеев неожиданно спросил у Наймушина:

– Расскажи о себе.

– Что именно?

– Как ты оказался на улице, на вокзале.

– Вы знаете.

– И тем не менее. Ответь, почему ты выбрал Ярославский вокзал?

– Выбрал? – Наймушин усмехнулся и покачал головой. – Далеко от дома не хотел уходить. На Казанском половчее было выжить, но я выбрал «Ярославку». Потому что вокзал на той стороне улицы, где был мой дом. Я понимал, что не смогу перешагнуть через порог квартиры. О том, чтобы вернуть ее, я даже не думал – мне еще пятнадцати не исполнилось. В голову другие мысли лезли: подкараулить новых хозяев в подъезде и – ножичком их. Но такие мысли приходили с голодухи, с кайфа. Такие мысли свободны от возраста. Они могут прийти и в двенадцать, и в семьдесят. Потом приходил в норму: новые хозяева тут ни при чем. Отца и мать не искал. Они уехали в другой город. И меня перед отъездом не искали. Потому что я ушел из дома, когда они основательно подсели на алкоголь, «синяками» стали. Думаю, их сразу развели на бабки, или они их быстро пропили. Слышал, что они в деревне хотели дом купить. А что дальше? В деревне пахать надо от зари до зари. Про это мне еще бабка говорила. Таких разговоров и на вокзале наслушался. Знаете, чем пахнет вокзальный воздух? Безнадегой. Вот вы, товарищ полковник, ни в чем не нуждаетесь, здоровы, счастливы. Сходите на вокзал, вглядитесь внимательно сначала в толпы людей, потом в отдельные личности, вдохните воздух полной грудью.

– Полагаешь, уловлю запах безнадеги?

– Задохнетесь в нем.

Полковник долго молчал. Незаметно посмотреть на Тамиру и Михея не получилось. Дикарка даже подмигнула ему, и он расшифровал: «Спрашивай, как я оказалась на улице». Он не искал пути к отступлению, не собирался выходить из положения, которое с натягом называлось неловким. Он решил прояснить еще один спорный момент.

– Когда попросил начальника курса назвать лучших курсантов, он, не задумываясь, выделил вашу троицу. Он объяснил мне причину, но я хочу услышать вашу версию.

– Карантин длился двадцать восемь дней. Двадцать восемь? – Наймушин уточнил у Тамиры.

– Да, – тряхнула она дрэдами.

– Нас привезли в «Инкубатор» на одной машине, мы с самого начала решили держаться вместе. Были готовы зубами отстаивать нашу дружбу. Мы с Витькой каждый день приходили к проволочному забору, за которым была женская локалка. Иногда Тамире позволяли поговорить с нами, но чаще всего отказывали. Инструкторы были не без глаз, доложили директору курса, Иуда и принял решение направить нас в «подразделение особого назначения». Всего же в карантине сто восемьдесят человек насчитывалось. Отбирали, как правило, крепких, спортивных, и чтобы в дерьме по уши были. Кого-то в суворовское отправили, кого-то в кадеты записали, кто-то снова на улице оказался. Два года прошло. Но своего прошлого, которое осталось за проволокой «Инкубатора», я не забыл.

Глава 8
Из России в Хорватию
1

Матвеев забыл, что ему передал по телефону личный адъютант Бурцева. Поскольку у всех адъютантов одинаковый тон, они по горло напичканы гонором, смысл высказывания лощеного помощника сводился к следующему: «Генерал Бурцев готов проявить нетерпение, если ты, шваль, задержишься хоть на минуту и не явишься ровно в семнадцать ноль-ноль».

Матвеев постарался не дать проявиться генеральскому нетерпению и явился минута в минуту.

– Шеф ждет вас. – Капитан кивнул на широкую и высоченную дверь, куда, не приседая, могла проскочить толпа слонов и носорогов. Матвеев тут же окрестил приемную «Джуманджи». И задал вопрос:

– Вы три или четыре года работаете с генералом. Не трудно?

На самом деле это был перевод со слов: «Ты пыряешь на генерала столько, сколько я тебя не знаю. Не затрахал он тебя?»

– Трудно первые сто лет, – дернулись кончики губ адъютанта.

Наверное, это тоже был перевод: «Это не худшее место, где я мог оказаться. Кругом столько отстойников…»

Матвеев ответил капитану искренней улыбкой и шагнул в кабинет генерала.

Бурцев встретил его в своей обычной манере – подчеркнуто сухо. Но Матвеев мог дать голову на отсечение, что мина недовольства на лице генерала лишена взрывного механизма. Она стращала, наводила трепет, призывала каждого вкалывать и переживать за дело так, как делал это сам генерал. Или делал вид, что делал.

– Как, на твой взгляд, курсанты? Готовы к работе? Присаживайся, – предложил Бурцев, поведя изящной бровью в сторону стола для совещаний.

Матвеев в очередной раз ощутил неловкость и одиночество. Он руководитель секретной операции. Он подготавливает к работе за рубежом сразу две команды. И даже если смотреть на операцию с конца, а не с начала, то и в этом случае на первое место выходит эвакуация обеих групп. И в этой связи он нередко виделся себе птенцом, вылупляющимся из яйца. Проклюнул скорлупу и поглядывает на незнакомый мир одним глазом.

– Присаживайся, – поторопил Бурцев и поставил вопрос иначе: – Твое первое впечатление от курсантов?

Матвеев сел за огромный стол и ответил предельно откровенно. В одно слово умудрился запихнуть все свои ощущения, замешанные на наблюдениях за подчиненными.

– Горечь.

Генерал повторил за ним и пожевал губами, словно у него во рту была горькая таблетка.

– Значит, должны принести пользу. Готовишь эвакуационный коридор?

– Так точно.

Генерал жестом руки дал понять: «Начинай».

Матвеев открыл папку. Сложив руки так, будто втихаря подравнивал кипу бумаг, уставился, склонив голову, на середину стола.

– Между прибрежными городами и населенными островами Хорватии регулярно курсируют паромы и теплоходы. Национальный перевозчик – компания «Ядролиния». Туристам предоставляется возможность проплыть вдоль всего побережья на комфортабельных теплоходах-паромах. В зависимости от размеров корабля на его борту могут путешествовать от пятисот до полутора тысяч пассажиров и находиться от ста до трехсот автомобилей. Из города Ровень – район Истрия – туристы могут отправиться в однодневную экскурсию в Венецию на «Ракете». Визы не нужно – достаточно купить билеты на корабль.

– В «Ядролинии» работает твой агент? – Бурцев не дал подчиненному ответить. – Я поднял материалы, которые впору назвать скандальными. Накануне твоего увольнения из службы тебя попросили передать хорватского агента офицеру из управления контрразведывательных операций. Почему ты отказался?

Матвеев решил внести ясность:

– Отказался мой агент. Я не смог сделать ему выгодное предложение.

– Почему?

– Потому что не услышал такового от начальства. Оно в то время ело и развлекалось с размахом, а в работе проявляло удивительную скупость. Оно не могло понять простой вещи: работа с агентом затратная, стоимость его услуг не может не расти. И что я слышал в ответ? Мол, бензин дорожает, потому что увеличиваются затраты на его перевозку из-за подорожания цен на бензин.

– Говори конкретно. – Бурцев из тирады подчиненного понял, что это камень в его огород. Он услышал намек в свой адрес, поскольку любил развлекаться, но его любовь распространялась в определенном направлении и называлась тягой к боям без правил. Его можно было заметить и на закрытых соревнованиях атлетов, и на официальных встречах. Он любил смотреть на кровь на лицах соперников, его чуткие ноздри улавливали ее тепло, тягучесть. Он и сам нередко участвовал в жестоких поединках, и соперников ему подбирали на порядок слабее. Причем зря: кто же станет лупить по чекистской физиономии в чине генерал-майора.

– Конкретно, я не мог заплатить агенту конкретную цену за его услуги, – объяснил Матвеев, надеясь, что смысл дойдет до генерала. – Хотя у него были проблемы. Устранив их, стоило рассчитывать на дальнейшее сотрудничество.

– Расскажи о нем.

«Ладно». Матвеев пожал плечами. И сделал лирическое отступление:

– У него красивые синие глаза, светящиеся умом. Кроме того, он был причастен к международной преступной группировке. Вкратце работа сводилась к следующему. На «Ракете» в Венецию прибывает группа туристов, среди них двое намерены остаться в Италии. Они так же, как и остальные, сдают паспорта инспектору венецианской таможни – участнику преступной группировки. Тот не регистрирует паспорта, позже уничтожает. Другой вариант. Инспектор пропускает незаконных мигрантов вместе с паспортами, если документы им нужны. Через своего агента я переправил в Италию и вернул обратно не один десяток человек, порой без интереса для моей службы.

– Рассчитываешь на помощь хорватского агента?

– Он не похож на игральный автомат, – заметил Матвеев. – Просто так его за руку не дернешь. Нам нужны три семерки, значит, придется заплатить.

– Или долго дергать за руку.

– Можно додергаться до презентации книги генерала-предателя, – рассудил Матвеев. – Он назовет свои комиксы «Кремль и Минобороны в моей ширинке» или «Дерни, деточка, за веревочку».

Бурцев прошелся вдоль стола, пряча улыбку. И только тогда его словно догнали недавние рассуждения полковника. Фактически судьба операции лежала на одних плечах.

– Ты планируешь переправить обе группы самолетом.

Матвеев не понял, вопрос это или ответ. Пришлось подтвердить:

– Да. С разницей в две недели.

– Неважно. Почему ты игнорируешь коридор для переброски в Венецию «Ракетой» обеих групп?

– Нельзя задействовать один и тот же канал дважды, – сказал Матвеев поучительным тоном. – Любая осечка при переходе в Венецию грозит обернуться провалом в обратном направлении.

– Когда ты планируешь поездку в Хорватию?

«Когда ты бросишь спрашивать?»

– Если бы вы не спросили сегодня, я бы обратился с этим вопросом завтра. Мне потребуется пара-тройка пухлых кредитных карт, не оставляющих следов. Неважно, кто и по каким каналам обналичит деньги, но банковские следы на этом должны оборваться. Я толкую об очень чистых деньгах.

– Ты забыл потребовать от меня еще одну вещь.

– Какую? – все больше наглел Матвеев и все больше удивлялся своей наглости.

– Бланк для отчета, – уточнил генерал.

– Если вы настаиваете.

2
Истрия, Хорватия

Матвеев мог сказать себе, что в очередной раз в Истрии. Только для него «очередной раз» означало строгую определенную последовательность – закончить работу в определенные сроки, просмотреть очередную игру любимой команды. Что-то ближайшее в ряду предстоящих задач. Когда он вдохнул полной грудью пьянящий морской воздух, улыбнулся: «Я снова в Истрии».

Он взял такси до Ровиня. Слева и внизу городки в венецианском стиле, ковры из цветов, бухты и скалистые берега, которые ласкают синие волны. Справа полуострова поселки и городки. И, конечно же, острова. Больше тысячи островов, совсем небольших клочков суши и просто скал разбросаны по всему хорватскому побережью…

Некоторые поселки подходят к дороге так близко, что на воротах домов можно разглядеть герб Истрии. Но чаще гербы Истрии и Венеции – козу и крылатого льва. Матвеев вспоминал эти символы еще в Москве, он увидел в них потаенный смысл, наводящий на связь между Истрией и Венецией. Это мост между двумя провинциями разных государств, разделенных водами Адриатического моря, но неразрывно связанных историей. Он твердо верил в то, что этот призрачный мост, будто окаменевший от определения «эвакуационный», выдержит нескольких человек.

Его агент по имени Иво Фалкони назначил встречу в ресторане «Валентино». Матвеев увидел знакомые уже задрапированные плетеные кресла и подушки. Вечерело. Вот-вот служащие ресторана зажгут вечернее освещение – факелы. Лучший ресторан в Ровине. Кажется, в таком суховатом стиле ему впервые порекомендовали это заведение.

Иво, лет пятидесяти респектабельный хорват, одетый в светлый костюм, встретил Матвеева именно так: «Лучшее место на всем побережье».

Полковник хмыкнул, здороваясь с ним за руку:

– Даже гиды себя так не ведут.

– А как ведут себя гиды?

– Гиды ведут себя, как гиды.

– Полагаешь, они всю дорогу улыбаются?

– Всю дорогу?

– Ну да.

– Я такого не говорил. Вижу – не рад встрече.

Фалкони промолчал. Матвеев решил закончить мысль. Пока не зажглись факелы, он поднял стакан с коктейлем, даже не поинтересовавшись его смесью. Был уверен в одном: это лечебная смесь, насыщенная чистым воздухом, приправленная морским бризом.

Давние знакомые – Матвеев и Фалкони – сидели в отдельной кабинке, закрепленной прямо на скале. Кабинка один в один походила на клетку ажурной работы, выкрашенную в белый цвет. Но больше всего она смахивала на кладбищенскую ограду, а два клиента в ней – на покойников, вылезших в этот вечер подышать свежим воздухом, под живой джаз выпить целебную смесь.

Но не об этом хотел сказать Матвеев. Также ему не хотелось поднять настроение собеседника, который явно не обрадовался приезду русского разведчика.

– Море здесь удивительного синего цвета, – сказал Матвеев и простер руку со стаканом. Иво машинально отстранился, побоявшись, что полковник захочет засечь этот торжественный миг на своих наручных часах, и прольет коктейль ему на дорогие штаны. – Коричневатые рифы походят на вершины скал в самом засушливом американском штате. Будто море затопило Америку, а на поверхности остались лишь коричневые вершины. Выжили лишь Маккенна, его подруга – дочь судьи, кажется, и две скаковые лошади.

– Я никогда не видел тебя таким. – Иво даже не пытался подобрать определение, каким именно. Он смотрел на Матвеева, а тот любовался баркасами, приспустившими к вечеру белоснежные тенты.

Иво не зря выбрал местом встречи этот ресторан. Тут можно разговаривать на любые темы – вольные, фривольные, запрещенные. Никто не обратит на тебя внимания, если ты даже грязно выругаешься и швырнешь официанта на острые скалы. Здесь каждый занят собой, собеседником или милой собеседницей.

– Слышал, ты по-прежнему работаешь в «Едролинии», – сказал Матвеев, делая ошибку в произношении.

– И дальше собираюсь, – буркнул в ответ Фалкони. – У меня там все схвачено. Сколько мы не виделись? – спросил он, рассматривая собеседника через потеки на высоком стакане.

– Три года.

– Много воды утекло. У меня сменились напарники – как здесь, в Ровине, так и в Венеции.

– Погоди, я продолжу. Я знаю, что ты хочешь сказать. Венецианский пограничник так постарел за три года, что аж вышел на пенсию, перебрался с семьей на материк, где и скончался. Его напарник хотя и не был космонавтом, но покинул этот мир. Хорватский партнер куда-то сгинул. Уже три года его никто не видал. Без дырки в голове. Я прав?

– Кто его знает? – Иво пожал плечами. – У тебя деловое предложение?

– В точку попал, – фальшиво улыбнулся Матвеев. – Нужно вытащить сюда шестерых заблудших.

– У них проблемы с итальянским правосудием?

– Пока нет. Но проблемы будут. У них украдут деньги, документы, водительские права.

– Извини, что перебиваю, Саша. Всегда хотел спросить о твоем возрасте. Сколько тебе?

– Пятьдесят. Шестьдесят. Семьдесят. Точно не помню. Так вот. Я подготовил паспорта – ровно шесть штук. Они должны оказаться на венецианском пограничном посту.

– Все шесть сразу?

– Нет, конечно. Сначала границу перейдут три человека, через пару дней еще три. Первая тройка – это молодые люди. На уме горные велосипеды. Горные маршруты. «Аква минерале».

– Спортсмены?

– Пошли по стопам родителей. Они профессиональные биатлонисты. Матери занимались лыжами. Отцы – палками. Детям достались винтовки. Мое дело маленькое, но ответственное: наладить прерванные контакты и переправить две группы условных нелегалов. Заметь, я опустил «с тобой и через тебя».

– Ты всегда упускал эти мелочи. – Иво указал бокалом на клиентов ресторана, облюбовавших валун с плоской поверхностью. Двое возлежали на траве вокруг него, и было видно, что им неудобно; остальные сидели, скрестив затекшие напрочь ноги. – Они заказали столик в ресторане, но забыли заказать стулья.

Хорват допил коктейль. Подозвал официанта и заказал водки.

– Так что ты решил, Иво? – спросил Матвеев.

– Пять тысяч за клиента, – поставил условия Фалкони.

– Ты сможешь обналичить деньги с кредитной карты?

– Для тебя сделаю это за десять процентов.

Матвеев слазил в карман и передал хорвату банковскую карту.

– Предоплата. Первые три паспорта ты получишь за день до переброски первый группы. Это значит, что на «Ракете», отправляющейся в Венецию, должны остаться три свободных места.

Иво постарался хмыкнуть незаметно. Но от Матвеева ничего невозможно скрыть. Он легко проник в мысли хорвата. Он полагал, что не ошибается: если бы он запросил по двадцать тысяч за клиента и более высокий процент за обналичивание, у Матвеева нашлась бы другая карта.

Она и была у него. Он вытащил ее из кармана с ловкостью лохотронщика.

Иво перешел на другой тон:

– Что ты хочешь за нее?

– Три хорватских паспорта. Запомни имена людей: Анжелина Мирович, Слава Мирович, Григорий Плиев. Им по восемнадцать лет. – Из кармана Матвеева появились фотографии Эгипти, Наймушина и Скобликова. – Они вылетят в Италию из России и по российским паспортам. На пару дней задержатся в Венеции. Где тебе удобно передать им документы?

– На паспортном контроле. – Иво коротко хохотнул. – Запоминай: Большой канал, пристань Сан-Дзаккария. О времени мы договоримся позже. Знаешь апартаменты Villacissa? – спросил он.

– Еще бы, – с энтузиазмом отозвался Матвеев. – Отличные четырехзвездочные апартаменты. Знаю и тихую улочку в Старом городе, где расположен отель.

– Я снял тебе апартаменты со всеми удобствами. Таких всего три, и каждый занимает целый этаж. Если честно, я рад встрече. В свое время ты мог испортить мне жизнь, но не сделал этого.

– Я могу сделать это прямо сейчас.

Фалкони снова рассмеялся. Матвееву же было не до шуток. Он решил использовать Фалкони дважды. Оружие. Он думал о подстраховке в этом вопросе. Иво у себя в Хорватии сможет достать любое оружие. «Мне он не откажет. Но согласится ли переправить его в Венецию?»

На этот вопрос Фалкони ответил, пожимая плечами:

– Нет проблем. Оружие из Хорватии, из рук в руки от хорватских продавцов. Покупать оружие у итальянской мафии – выбросить деньги на ветер и рыть себе могилу. Какое оружие тебя интересует?

– Три «ствола» с глушителями.

– Пистолеты?

– Да. Плюс бесшумные пистолеты-пулеметы для скрытого ношения.

Иво повторился:

– Я никогда не видел тебя таким. Мне кажется, у тебя раздвоение личности, – тонко заметил он.

– Если бы. – Матвеев покачал головой. – В таком случае я попросил бы у тебя всего пару пистолетов. Но мне нужно в три раза больше.

Иво задумался, и Матвеев знал, о чем: о неприкосновенном коридоре, предназначенном только для эвакуации. Полковник начал сорить в нем, оставлять следы, обычно так не делают.

Хорват повторился в третий раз, чуть переиначив фразу:

– Раньше ты был совсем другим.

– Прошло столько времени. Я мало что помню, – с улыбкой ответил Матвеев.

Глава 9
Капитан Левицкий
1
Москва

Сегодня Матвеев впервые встретился с командиром основной группы капитаном Левицким. Оставив его в коридоре отдела, Матвеев переговорил с майором Тартаковым. Последний сообщил, что между ним и Левицким назревает конфликт.

– Подробнее, – попросил Матвеев.

– Левицкого смущает тот факт, что вы, полковник, занимаетесь с группой обеспечения, задача которой собрать максимум разведывательной информации, подготовить подробный отчет и обеспечить основное ядро оружием.

– Понимаю, что его смущает. Ударный механизм операции в руках какого-то майора.

– Не пойму, откуда такая ревность.

– Скорее соревновательная страсть за первое место. Ты спрашивал его, что он ответил?

– Ему этот факт показался странным.

– Если бы он, не дай бог, попал в больницу, в качестве лечащего врача потребовал бы заведующего отделением. Какого ты мнения о Левицком?

– Он профи, но он странный, – ответил майор.

– Пригласи-ка эту диковину.

Через минуту Вадим Левицкий сидел напротив руководителя операции – в потертых джинсах, рубашке с короткими рукавами. Из одного кармашка торчала дужка солнцезащитных очков, другой топорщился от сотового телефона. Майор Тартаков занял место слева от стола.

– Называйте меня Александром Михайловичем. Вас я буду называть по имени, идет?

Левицкий повел выгоревшими бровями: «Мне все равно».

– Хорошо. Как лицо, ответственное за проведение спецоперации, довожу до вашего сведения, что майор Тартаков является лучшим специалистом по боевому планированию. Дополнение «в нашем управлении» можете перевести как угодно. Но лучшего, чем он, я не встречал. Я констатирую факт, а не встаю на защиту майора Тартакова. Надеюсь, вам это понятно.

– Так точно.

– Стиль нашей работы вам показался странным. Вас что-то не устраивает в распределении ролей? – Матвеев не дал Левицкому ответить. – Роли распределены по системе «в меру способностей, исключая потребности». Мне рекомендовали вас в качестве одного из лучших в своей профессии. Пробежимся по вашей биографии. Я спрашиваю, вы отвечаете. Вы родились в 1976 году?

– Да.

– Окончили среднюю школу?

– Да.

– Проходили службу в отряде спецназа военной разведки?

– Да.

– Окончили общевойсковое командное училище?

– Да.

– По распределению попали в Речицу, где осуществляли охрану особо секретного объекта – арсенал химического оружия?

– Да.

– Написали рапорт и были переведены приказом в подразделение «Луганск» Главного разведывательного управления?

– Да.

– Были задействованы в спецоперациях за рубежом?

– Да. Вы читали мое личное дело. Почему спрашиваете?

– Поэтому и спрашиваю. – Матвеев повернулся к сейфу, открыл его, вынул старомодную папку и положил перед собой. Развязав тесемки, демонстративно перебрал несколько листов на скоросшивателе. – На руки я получил не досье, а вырезки. Я не нашел отчетов ни по одной спецоперации. Собирал дополнительную информацию по своим каналам. Вы надежны. Вы профи. Вам не нравится полковник Матвеев. Вы не в восторге от лучшего планировщика управления. В наших отношениях полный баланс. Итак, вы были задействованы в спецоперациях за рубежом. Назовите последнюю.

– В 2004 году был в двухнедельной командировке в Италии.

Матвеев и Тартаков обменялись многозначительными взглядами.

– С офицерами из какого итальянского ведомства вы напрямую контактировали?

Матвеев приготовился записывать.

– С полковником Пальмиро Сангалло из финансовой полиции.

– Пальмиро Сангалло?

– Да. Он руководил совместной спецоперацией по обезвреживанию международной преступной группировки.

– С офицерами таможни, пограничниками вы не контактировали? Одну секунду, я закончу предложение на бумаге.

– Нет. Операция по задержанию заняла считаные секунды. На подготовку ушло в общей сложности полгода.

– В каком аэропорту происходило задержание?

– В столичном.

– В Риме два аэропорта.

– Аэропорт Леонардо да Винчи, – уточнил Левицкий.

– В аэропорту Чампино вы не были?

– Никогда.

Матвееву не понравился тон разговора. Но он взял его намеренно. Полагал, что поставил Вадима Левицкого на место. Капитан относился к той категории людей, которые добрые отношения принимают как послабление и норовят сесть на шею. Левицкий едва ли не сразу выразил недовольство, едва «просклонял» основную группу и майора, группу обеспечения и полковника.

Также Матвеев ответил на вопрос: откуда у капитана Левицкого такой своеобразный гонор. И он озвучил свои мысли:

– Вы привыкли подчиняться, однако офицерские погоны принуждают вас отдавать приказы. Это нормально. Подчиняйтесь приказам майора Тартакова и полковника Матвеева, отдавайте приказы своим подчиненным – как командир диверсионной группы. Вопросы?

– Когда я познакомлюсь с бойцами из своей группы?

– Всему свое время. Не исключено, что ваше знакомство состоится в Италии. Ради соблюдения секретности я пойду на любые меры. Еще вопросы?

– Нет.

– Вы свободны.

Когда за капитаном закрылась дверь, майор Тартаков сказал:

– Он выполнит задание.

– Кто бы сомневался, – ответил Матвеев.

– И все же почему Левицкий? – спросил Тартаков. – Почему ты отклонил десять равнозначных кандидатур? Выбирал лучшего среди равных?

– Мне важен общий язык, незримая связь между двумя группами – разведки и обеспечения и диверсионной. Разведчики учились у Левицкого. И эта связь показалась мне симпатичной – раз, рабочей – два. Взаимопонимание – вот что важно.

2

«Генералу Бурцеву от Матвеева. Прошу предоставить мне полный отчет о совместной операции в Италии, в которой принимал участие капитан Левицкий. Его взаимодействие с итальянскими силовиками вызывает сомнение в плане пригодности капитана Левицкого в качестве командира основной группы. Также прошу через ваши возможности выяснить, в каком ведомстве и какую должность занимает полковник финансовой полиции Пальмиро Сангалло. В июне 2004 года Сангалло руководил совместной спецоперацией, в его подчинении находились две группы спецназа – из состава финансовой полиции Италии и подразделения спеццентра ГРУ „Луганск“.


Офицер контрразведки по фамилии Грушин заканчивал, его словами, строчить отчет для отставника Матвеева. Он также сделал запрос и получил «из Леса» – Службы внешней разведки – скупую информацию. В частности, в справке было отмечено:


«Полковник Пальмиро Сангалло, ранее возглавлявший подразделение по борьбе с наркотиками в Финансовой полиции, уволился со службы в январе 2005 года. Согласно нашей информации Сангалло в данное время возглавляет службу безопасности столичного аэропорта».


Грушин потянулся к трубке телефона и набрал внутренний номер. Поздоровавшись с абонентом, он сказал:

– Звонок другу. У нас тридцать секунд.

– А что на кону?

– Пока не знаю. Играю втемную.

– Спрашивай.

– Как называется столичный аэропорт в Италии? Понимаешь, составляю записку лично для шефа. Не хочу упускать мелочи.

И Грушин, и его коллега на том конце провода совершили ошибку. Один назвал аэропорт в Риме, второй, коренной москвич, разведчик, не поинтересовался, сколько столичных аэропортов в Италии. Хотя сам нередко вылетал самолетами из столичных аэропортов Шереметьево, Шереметьево-2, Внуково. Быково – тоже один из аэропортов Москвы, хотя расположен в тридцати пяти километрах к юго-востоку от столицы.

И он сделал уточнение в конце справки: «Пальмиро Сангалло возглавляет службу безопасности аэропорта Леонардо да Винчи». Тогда как Сангалло был назначен на эту должность в другом римском аэропорту – Чампино.

Матвеев получил ответ на свой запрос сегодня в полдень. Его интересовало пересечение Левицкого с инспекторами таможни, паспортного контроля, службы безопасности других аэропортов, исключая Леонардо да Винчи, где в 2004 году и была проведена совместная спецоперация.

– Что интересного по Сангалло? – спросил Тартаков.

– Он уволился со службы полгода назад и сейчас возглавляет службу безопасности главного аэропорта Италии, – ответил Матвеев. – Его не повысили в должности, и в этом я не вижу осложнений, расстройств. Изменения налицо. Вот ты, Женя, согласился бы на должность начальника службы безопасности столичного аэропорта или отклонил бы предложение, дожидаясь звезду, должность? Откуда лучше видна перспектива?

– Из нового кабинета Пальмиро, – не задумываясь ответил Тартаков. – Если что-то и не видно, то можно подложить под ноги несколько пачек евро. Думаю, Сангалло получает деньги пачками.

– О чем это говорит?

– О многом.

– Итак, решено. Отправляем Левицкого самолетом в Чампино. Наймушина, Скобликова и Эгипти – в аэропорт Марко Поло.

Глава 10
Таможенный коридор
1
Венеция, Италия

Помощник Матвеева в Италии Андрей Родионов, одетый в модный, слегка помятый льняной костюм, приехал в аэропорт Марко Поло, что в двенадцати километрах к северу от Венеции, ровно в полдень. Он изучил каждую черту прибывающих с заданием агентов и смог бы распознать их даже в гриме, которым пользуются профессионалы, включая киллеров. Узнал бы он агентов из-за их возраста. Не расплывчатого – от тридцати до сорока, а именно конкретного.

Родионов не страдал любопытством. Провалится группа агентов на паспортном контроле, он и глазом не моргнет. Его дело маленькое – проследить за агентами и составить подробный рапорт об их поведении в зоне прилета. У Родионова сложилось такое чувство, будто в аэропорт прибывает группа киборгов. В этом случае корректировки были бы весьма полезны: что-то подкрутить, перепрограммировать, довести до ума. Хорошо сказано, улыбнулся Андрей: довести до ума робота.

Родионов сосредоточил внимание на тучном таможеннике с недовольным лицом. Он только что избавился от последнего в очереди пассажира, прибывшего рейсом из Берлина, и поджидал очередную разношерстную толпу. Родионову показалось, таможенник пусть не потерял контроль над собой, но утратил внимание: он торопился избавиться от последнего клиента. Ему уже требовалась замена. Очевидно, этот толстяк в форме и будет обслуживать пассажиров с российского борта. Он, уставший, немного нервный, капельку рассеянный, – самая лучшая кандидатура. Плохо, если его сменят на свежего и более бдительного.

К этому времени диктор объявила о посадке авиалайнера «Ту-154» и пригласила встречающих прибыть в зал прилета. Чуть раньше на табло под крупными буквами ARRIVO (прибытие) высветилась информация о российском чартере.

Пограничник помассировал веки, потянулся… и остался на месте. Позади него отчетливо просматривалась через прозрачные двери комната для дополнительного досмотра, куда приглашают стандартной фразой: «Пожалуйста, следуйте за мной. Всего пара минут». В схожее помещение могут пригласить и таможенники. Но – внимание. Открылась застекленная дверь, и в зал шагнул первый пассажир прибывшего рейса. Родионов отчего-то занервничал, словно сам собрался пройти паспортный и таможенный терминалы.

И вообще, встреча агентов, прибывающих в страну с заданием, вещь из ряда вон выходящая. Родионов впервые участвовал в такой акции, несмотря на то что в качестве оперуполномоченного военной контрразведки проработал шесть лет.

2

Михея первым остановили в таможенном терминале. Через плечо перекинута багажная сумка, в руках два велосипеда – свой и Тамиры.

– Один момент. – Инспектор таможни в форме предстал в роли постового. Одной рукой он перегородил российским туристам дорогу, другой указывал направление. – В комнату досмотра вещей, пожалуйста. Алло, вы говорите по-итальянски?

– Стелле и папперделле, – опередила товарищей Дикарка.

– Так, – нахмурился таможенник. – Значит, звезды и лапша.

– Si, – буркнула Дикарка. И продолжила по-русски: – Пообещал себе раздеть меня до трусов?

– Me lo dica in inglese, – попросил он и потребовал паспорта.

Он вошел в просторное помещение последним, плотно притворив за собой дверь.

Начальник смены бросил взгляд на Дикарку, Михея, Скоблика и отложил газету в сторону. Ознакомившись с документами, о чем-то бойко переговорил с прыщавым подчиненным, дал какие-то указания. Не прошло и минуты, как к ним присоединилась молодая женщина в форме. Она поздоровалась на приличном русском:

– Добрый день! Вам придется представить вещи на досмотр. Пожалуйста, сумки положите на полки. Да, сюда, правильно. Велосипеды прислоните к стене, ближе к рентгеновскому аппарату. Спасибо.

Скоблик помог Тамире и стал рядом с Михеем. Пока начальник смены и его подчиненный выкладывали содержимое сумок на стойку, служащая-переводчик осматривала велосипеды. По мнению Дикарки, она много раз видела маунтинбайки, научилась прилично разбираться в них. Выстроив опрос на спортивной теме, она поинтересовалась:

– Вы прибыли в нашу страну на тридцать дней по индивидуальному туру. Где вы намерены провести это время? Секунду. – Она повторила вопрос по-итальянски. Старший инспектор, изучающий видеокамеру, снова бросил короткий взгляд на туристов.

– В Лацио, – ответил Михей.

Агенты штудировали особенности этой области до тошноты. Даже Дикарка своими словами не смогла бы рассказать. Спросил бы у нее пучеглазый инспектор, на которого она обратила внимание, она бы отрапортовала: «Регион Лацио расположен в самом центре страны. Хотя вершины Апеннин в целом уступают по высоте альпийским, на территории Лацио есть несколько высоких гор, превышающих две тысячи метров».

Михей будто подслушал Дикарку и назвал их:

– Монте-Терминилло и Монте-Петрозо. Там есть несколько приличных маршрутов. Погоняем по ним, найдем что-то новое.

Дикарке показалось, для итальянцев это прозвучало диссонансом: четыре пятых территории Италии представляют собой горы, две горные системы – Апеннины и южные склоны Альп. Даже сообщения со странами Европы проходят через перевалы, лежащие на высоте двух тысяч метров.

Таможенный инспектор в это время разглядывал карту Лацио с проложенными горными маршрутами.

– Секунду. Почему вы выбрали такой маршрут? Вместо того чтобы лететь самолетом в Рим, от которого до названных вами горных вершин рукой подать, вы приземлились в пятистах километрах севернее.

– Сначала венецианские каналы осмотрим, на гондоле поплаваем, – ответил Михей. – До Рима на поезде доберемся, заодно природу посмотрим.

Прежде чем отправиться в Равенну, агентам было необходимо совершить ряд ознакомительных туров по Венеции, городу, через который лежал эвакуационный коридор. Это была важная часть задания, и в плане операции ей отводилось не менее двух дней. В первую очередь, это знакомство с портом, работой пограничников на линии паромной переправы. Не той работой, которая всегда на виду, а скрытой от посторонних глаз. Как ведут себя пограничники во время кратковременных и длительных перерывов, изучают ли повторно паспорта пассажиров, прибывших из Хорватии. На этом пункте действовали строгие правила: пассажир парома мог пройти в город при одном условии: оставить свой паспорт на посту. И если вдруг документ затеряется, пассажира ждут большие неприятности, поскольку он подпадал под категорию нелегала. Ни один пограничник не признает вину за утерю документа.

Наблюдение – профессия Дикарки. Уже сейчас она могла сказать, что легко справляется с заданием.

В этом помещении находился дополнительный рентгеновский аппарат модели «А», позволяющий исследовать крупные предметы. О нем Дикарка знала если не все, то многое. Его регулируемый электронный таймер автоматически задавал время анализа однотипных предметов без необходимости каждый раз устанавливать это время вручную. Оператор не стал перенастраивать установку. Он произвел осмотр напичканных оружием велосипедов через экран, который обеспечивал его защиту.

– Ну что там? – спросил начальник смены.

– Ничего, – покачал головой оператор. И перешел на шутливый тон. – Зубчатые передачи без изъянов, рамы без единой трещины. Распишитесь в талоне техосмотра.

Инспектор привлек к себе внимание Тамиры, поманив ее пальцем.

– Капелли д’анджело. – Он, казалось, изучал схему плетения африканских косичек. – Вот, оказывается, как это выглядит.

– Ты еще не забыл раздеть меня до трусов?

Она увидела смущение на лице переводчицы. А последняя, по определению Дикарки, оказалась умной девочкой и не стала нервировать прыщавого коллегу. А тот при всем желании не смог оказаться оригинальным: он обратил внимание на пирсинг Тамиры. И спросил через переводчика:

– Сколько у тебя колец?

– Где? – в свою очередь спросила Тамира. И – высунула язык.

Таможеннику стало плохо. Дикарке показалось, он сумел приблизительно посчитать блестящие штифты в ее языке. И еще что-то. Большое. Гораздо больше серьги. Что-то черное.

– Это болт, – пояснила она. И увидела в его глазах: «Боже, она в состоянии ворочать языком».

– Какой болт?

– С резьбой. Гайка снизу языка. – Она помогла себе пальцем, и таможенник увидел гайку с резьбой шесть миллиметров. – Я всех шокирую, – спокойно объяснила девушка.

Скоблик и Михей отдали инициативу Тамире, а сами держали дриблинг – отвечали на вопросы односложно и неохотно, как и договаривались.

– Как же ты прошла металлоискатель? – спросил таможенник.

– Отвинтила гайку, вытащила болт, – пояснила она. – Случись закрутить крепко, гаечный ключ всегда под рукой – в велоаптечке.

– Опусти подробности. – Таможенник указал в район живота. – Там у тебя тоже серьга?

– И ниже тоже. Десять штук на гениталиях. Думаешь много?

– Смотря сколько у тебя там места. Нет, нет, – живо запротестовал он, – ничего снимать не надо.

Они оба поймали взгляд начальника: «Отправляй этих придурков». Вместе они сложили шлемы, защиту для коленей и локтей, очки с оранжевыми стеклами обратно в сумки. Переводчик выразила стандартное сожаление:

– Это наша работа. И добро пожаловать в Италию!

– Где мы сможем найти такси? – спросила Тамира.

– Не беспокойтесь. Таксисты сами вас найдут.

– У них есть металлоискатели?

Переводчица улыбнулась:

– Главное, выйти из аэропорта. Счастливо. Уверена, вам не грозит поломка на горных маршрутах.

– Почему? – спросила девушка.

Вместо ответа женщина высунула язык. Мягкий и розовый. Еще и по тому, как она сглотнула, Тамира поняла: она ей понравилась.

Приехав на такси в Венецию, в первую очередь агенты отправились на встречу с хорватским агентом. Он поджидал у пристани Сан-Дзаккария. Дикарка представляла ее маленькой, деревянной, с бревенчатым паромом и седым паромщиком, напрочь забывая, что «паромщики» здесь рассекают на «черных лебедях», гондолах. На пристани было несколько причалов. Они подошли со стороны набережной Скьявони и у причала Даниэле увидели хорвата, которого им описал Александр Матвеев. Он тоже узнал клиентов и пошел навстречу, неся в руках пакет и широкую улыбку на губах. На виду у многочисленных пассажиров катеров, следующих по большому каналу, он начал вынимать из пакета сувениры.

– Что это? – не поняла Дикарка.

– Большинство владельцев отелей не отличат русский язык от хорватского. В маленькой гостинице администратор с благодарностью примет небольшой презент – хорватские резные изделия из дерева. На вопрос «Что это?» вы ответите: «Дрвэнэ резбарийтэ». Похоже на русский, правда?

Иво Фалкони сложил сувениры в пакет и, прощаясь, сказал:

– Хорватские документы внизу. Там же найдете талоны, которые скажут проверяющим о том, что вы прибыли из Хорватии на «Ракете». И в этой связи мне понадобятся ваши российские паспорта, чтобы вы прошли паспортный контроль по истечении вашей командировки. Остальные инструкции получите у вашего резидента. – Приняв паспорта, Иво откланялся: – Счастливого путешествия.

Глава 11
Первичные данные
1
Равенна, регион Эмилия-Романья

Агенты остановили свой выбор на локанде – маленькой дешевой частной гостинице, расположенной на окраине Равенны. Она была рассчитана на восемь постояльцев – два двухкомнатных номера и один четырехместный.

Клиентов встречала итальянка лет девятнадцати, одетая в сарафан с откровенным вырезом.

– Вам удобно остановиться в четырехместном номере? – спросила она на ломаном английском. – Расположение комнат по типу распашонки. Только он один пустует сейчас.

– Почему нет? – ответил Наймушин. – Как вас зовут?

– Андреа Аньелли.

– Вы владелица этой локанды?

– Почему нет? – улыбнулась девушка, невольно передразнивая гостя. Потом наигранно вздохнула. – Вообще-то, владеют гостиницей мои родители. Но их сейчас нет. Они в Катманду, в базовом лагере. До вершины Эвереста, конечно же, не доберутся, но раз в год они ловят кайф в Гималаях. Я уже второй сезон справляюсь без них и мысленно желаю им… ступить на отметку 8848.

Она улыбнулась, принимая хорватские сувениры. Разглядев, пообещала поставить их в гостиной. А пока что оставила их на стойке.

– Прошу.

Гости прошли вслед за молоденькой хозяйкой. Она открыла дверь, ключ положила в карман сарафана. Первым делом распахнула шторы, и комнату залил яркий солнечный свет.

– Я сама готовлю, убираю комнаты. Замена полотенец раз в три дня, смена белья раз в неделю, – перечисляла Андреа, разгибая пальцы. – Здание одно, так что я живу с постояльцами под одной крышей. В номере есть кровати, умывальник, зеркало. Телевизор, холодильник, ванная комната и туалет на этаже. Берете номер?

– Как насчет дорожных чеков? – спросил Михей.

– Было бы неплохо… если бы вы сами обналичили их. – Андреа выдержала многозначительную паузу.

– В таком случае рассчитаемся вечером.

– Располагайтесь. Хотя наш отель работает по принципу «постель и завтрак», я обычно предлагаю обед, ужин. Если хотите, я накрою стол здесь. Можно пообедать в столовой. Обед классический: паста, жареная курица, овощной салат, сыр, столовое вино. К сожалению, заказы на индивидуальные блюда я не принимаю. Но есть отличный выход: в двух шагах недорогой ресторан с широким выбором блюд.

– У вас есть гараж?

– Да. А вы что, приехали на машине?

– Мы бы хотели оставить там велосипеды.

– Ничего не понимаю. – Андреа мотнула головой. – Вы приехали на велосипедах?

– Спустились с гор, – вставил Скоблик.

Михею пришлось еще раз объясниться с хозяйкой.

– Поняла, – быстро покивала она, поправляя локон, упавший на лоб. – Нет проблем. Вы надолго задержитесь в нашем городе?

– Во многом это будет зависеть от вас, – улыбнулся Михей.

Итальянка также ответила ему улыбкой. Ей не хотелось терять клиентов, и она сказала:

– Вам необязательно ехать в Лацио. Здесь кругом горы и предгорья с красивыми и сложными маршрутами. – Она говорила о регионе Эмилия-Романья, который простирается от Адриатического моря через Апеннинские горы почти до Тирренского моря, отделяя материковую часть Италии от районов на Апеннинском полуострове.

– Мы подумаем.

Хозяйка положила ключ на стол и оставила новых постояльцев одних.

Тамира не преминула подковырнуть товарища:

– Во многом это будет зависеть от вас? Мы подумаем? Запал на торпедный катер? – Дикарка намекнула на высокую грудь итальянки.

– Ревнуешь?

Дикарка, прежде чем ответить, неподдельно вздохнула:

– Знать бы что это такое… Не могу сказать, что ты лучший из всех, с кем я спала. До шестнадцати лет меня продавали сутенеры, сама продавалась. В «Инкубаторе», кроме тебя, у меня никого не было. А жизнь после «Инкубатора» длится всего третий месяц. Я еще толком не жила, Михей, поэтому не знаю, ревную я тебя или нет.

Скоблик послал командиру месседж глазами: «Получил?»

2

После обеда Михей возобновил разговор с Андреа Аньелли.

– Я спрашивал про гараж…

– И даже успели побывать там. – Полчаса назад она сама проводила клиентов в гараж, показала стол, напоминающий верстак, где они могли подремонтировать велосипеды, воспользовавшись инструментами. Гараж оказался просторным. Там свободно разместился старенький «Фиат», мастерская, два ряда стеллажей, нашлось место и для маунтинбайков.

Михей кивнул:

– Да. И я хотел поговорить о машине. Мне восемнадцать. А в вашей стране…

Андреа поняла его и остановила жестом руки; он сносно говорил по-английски, но делал паузы, подбирая слова и выражения.

Аренда машины в Италии разрешается для людей в возрасте двадцати одного года или старше, а в некоторых компаниях нижний возрастной предел был поднят до двадцати трех лет и при наличии стандартного набора идентификационных и платежных документов: внутренний и заграничный паспорта, водительские права и банковская кредитная карта.

За «Фиат» вряд ли дадут даже двести евро, но он был на ходу, прикинула Андреа.

– Согласны заплатить залог сто плюс двадцать пять евро в сутки?

Они ударили по рукам.

Вечером парни поставили на крышу «Фиата» багажник. Все три велосипеда в сложенном состоянии свободно уместились на нем.

Скоблик долго смотрел на машину.

– Где-то я видел такую.

– «Копейку» не узнаешь? – рассмеялся Наймушин. – В Италии «Фиат-124», у нас – «ВАЗ-2101».

Оставив гостиницу, они совершили прогулку по городу.

Наймушину казалось, он уже был здесь. Наверное, причина крылась в подробном рассказе полковника Матвеева о Равенне, о причинах, по которым генерал Фокин остановил выбор на этом городе.

Когда-то первый римский император Август выбрал это место на побережье Адриатического моря для создания большого порта на двести пятьдесят военных кораблей. Укрытая в устье реки По, Равенна стала столицей империи, затем, завоеванная варварами, пришла в упадок. Наконец береговая линия отступила на семь километров, и город остался в стороне от торговых путей, вдали от основных исторических событий, зато сохранил тишину, уют.

Равенну, насчитывающую чуть больше девяноста тысяч жителей, трудно назвать современным городом. Старое не разрушали, а строили рядом новое.

Оперативные данные говорили о следующем. Генералу Фокину предоставили жилье в новом доме, спроектированном в стиле испанской миссии. После его заявлений о намерении разоблачить высших военных и политических чинов его временно поселили в двухэтажную виллу – с портиками, смотрящими друг на друга и образовывающими просторный двор, размером с теннисный корт, с именем собственным – Тичино. С другой стороны, это строение было похоже на тюрьму; и новый взгляд на генерала: он заковал себя здесь.

Когда-то этот комплекс строений, объединенных в единое целое, был гостиницей, а ее просторные подвалы служили винными погребами. Ее владелец был упрятан за решетку за неуплату налогов; не прошло и года, как он скончался в тюрьме от сердечного приступа. Наследников у него не оказалось, и контрразведка Италии опередила местную мафию и завладела виллой. Она стала одной из «дач» контрразведки, называемых резиденциями.

Вилла Тичино стояла на взгорье; ее стремительные очертания словно говорили о том, что она совершает восхождение, оставляя внизу кристально чистое озеро. К скупо оформленному порталу вела каменная лестница, поднимающаяся параллельно зданию. Она насчитывала сорок ступеней и четыре площадки с перилами и брала начало от небольшого озера.

Тамира нашла удобное место между валунами, норовящими скатиться со склона и преградить путь транспорту на единственной дороге, проходящей в ста метрах от виллы.

Эта часть возвышенности напоминала потухший вулкан – ни одного острого камня. На что Михей сдержанно отреагировал: «Нам везет».

Тамира делала записи в тетради, рисовала схемы, составила подробный план виллы и подъездного пути. Но только с одной, южной части. Парни объезжали норовистые маунтинбайки, постепенно приближаясь и осваивая новую, восточную, часть возвышенности. Тамира смотрела на них и в бинокль, и невооруженным взглядом, когда отстраненным, а когда с целью выявить фальшь, наигранность в поведении парней, одетых в шорты и майки с короткими рукавами. Она четко представляла, что наравне с ней за Скобликовым и Наймушиным наблюдают «стояки» из разведки, охраняющие генерала. Если даже они из подразделения карабинеров, относящихся к Министерству обороны, то наверняка сегодня же пробьют «хорватских» спортсменов, установят их личности.

Глава 12
Подсадная утка
1

У Дарио Гардиана сегодня с утра испортилось настроение.

Последний месяц он неотлучно находился на вилле Тичино. Его день начинался перед зеркалом. Он умывался, чистил зубы, придирчиво оглядывал их. После водных процедур Гардиан надевал парик с короткими седыми волосами, который старил его на пять-шесть лет.

Он изучил это место, как полигон на своей военной базе в Анконе, на побережье Адриатики. Он не боялся выстрела снайпера. Если стрелок вооружен дальнобойной винтовкой типа английской AW-50 калибра 12,7 миллиметра, то из-за особенностей его местонахождения сможет разве что отстрелить своей жертве ногу.

Эта странноватая мысль не могла принести Гардиану успокоения – он и так был спокоен, холоден как лед. Но вот сегодня утром подчиненные увидели на лице шефа недовольное выражение.

Скрываясь в тени комнаты, он, вооруженный цейсовским биноклем, стал первым зрителем, который мог наградить неизвестных велосипедистов аплодисментами, а мог и смешками. Он не мог точно сказать, первое это их выступление или второе. Двое катались неплохо, отрабатывали сложные трюки с грацией дрессированных медведей, а на бис можно было вызвать лишь одного. Пожалуй, за риск Гардиан выставил бы им высшую оценку, за усердие – на балл ниже. Порой парни и девушка, возраст которых читался по их поведению, направляли горные велосипеды на препятствия, попросту говоря, спускали их с горки. И смотрели, как велосипед сам развернется, как завалится набок. «Дурака валяют», – рассудил Дарио Гардиан.

Но, увидев их впервые, не смог сдержать изумления:

– Что за цирк? Откуда взялись эти акробаты?

Он поманил пальцем чернокожего Мартина.

– Садись в машину, объедь местные гостиницы, загляни в молодежные кемпинги. Узнай, откуда эти циркачи.

– Они все ближе, – сказал Мартин.

– Что?

– Они все ближе, босс.

Дарио покивал. Он понял, о чем говорит его подчиненный, со второй попытки. Пара горных маршрутов пролегала выше и западнее Читино. Обычно там можно было встретить экстремалов на горных мотоциклах и велосипедах.

Он целый день провел в наблюдениях. Не чувствовал угрозы со стороны молодых людей, оттого охотничий инстинкт спокойно дремал в груди майора Гардиана.

«Катание на горных велосипедах не входило в мои планы». Эта фраза рассмешила Дарио. Его высокий лоб покрылся морщинами, холодные глаза потеплели. Странно, но он поначалу не мог решить простой, казалось бы, вопрос: как избавиться от назойливой ребятни. Ведь она могла реально отпугнуть крупную рыбу, настоящего хищника, которого майор Гардиан поджидал с нетерпением.

Он несколько раз спускался в винный погреб, куда временно поместили генерала Фокина, наливал себе вина и поднимался наверх.

Доклад Мартина оказался короток. Велосипедисты – брат с сестрой и их приятель. Приехали из Хорватии. Остановились в семейной локанде Аньелли. В отсутствие молодой хозяйки Мартин проник вначале в холл, где на ресепшен заглянул в учетные карточки гостей, а потом в комнату постояльцев. Обыск не принес ничего необычного. В карманах джинсов он обнаружил евро и хорватскую валюту – банкноты по пятьдесят и сто кун, а также мелочь – от десяти до пятидесяти лип. Списал данные с паспортов: Анжелина Мирович, Слава Мирович, Григорий Плиев. Ровесники. Родом из Загреба.

Гардиан успокоился. Он получил возможность открыто выходить во двор, потому что хорватские велосипедисты стали живым индикатором. При них ни один разведчик не решится на наблюдение, на выстрел. Однако разведки не миновать – поздним вечером, ночью, ранним утром. Возможно, хорваты заставят наблюдателя ошибиться.

А пока что Гардиан продолжал удачно исполнять роль русского генерала. Он стал его двойником. И заманивал противника: «Доберись до меня». Майор Гардиан слыл мастером расставлять силки и заманивать противника в ловушки. Он по праву считался одним из лучших среди бойцов антитеррористических групп.

Это задание в корне отличалось от предыдущих. Но было интересно тем, что Гардиан, каждое утро надевая парик, очки, изображал русского генерала. Ему понравилась такая работа. Он словно говорил с невидимым противником: «Ты видишь во мне того, кем я не являюсь. Я голос, дыхание на другом конце провода. Я палец на спусковом крючке».

2

– Ну и как маунтинбайк? – спросила Тамира, отрываясь наконец-то от бинокля.

– Руки, ноги забились. – Михей с удовольствием оставил седло велосипеда, демонстративно поковылял на полусогнутых ногах. – Два дня езжу – никак не привыкну. Как на лошади. – Он помассировал окаменевшие мышцы, поводил плечами, словно разгонял лопатками боль в натруженной спине. – Что у тебя? – в свою очередь, спросил он.

– У меня четверо охранников. – Дикарка передала бинокль товарищу и указала на южный портик, где в тени колонн можно было увидеть дверь. – Это своего рода флигель. Там обитают охранники. Похоже, смены у них не суточные. Может быть, через неделю меняются. Пока вы катались, видела во дворе двух подруг. Гарды посадили их в машину, они уехали. Ровно через пятьдесят три минуты они вернулись с бумажными пакетами. Явно из фирменного магазина, название не разглядела. Держи отчет.

Наймушин снял с головы защитный шлем, вытер рукой взмокший лоб и углубился в чтение.

Почерк у Дикарки был плохой, к тому же она сокращала даже самые короткие слова. Вряд ли, кроме Михея и Скоблика, кто-то мог разобрать ее зашифрованные каракули.

– На нас внимание обращали? – спросил Наймушин и отложил листы бумаги в сторону.

– Первые два дня глаз не спускали. Сегодня пару раз глянули. Успокоились.

Накануне агенты обнаружили, что в их комнате проводился обыск. Они не оставляли специальных меток, чтобы не выдать себя в случае проверки, но кое-какие специальные меры приняли. «Молнии» на багажных сумках, где хранились хорватские паспорта, они не застегнули до конца, оставив где три, где четыре зубчика. Позавчера вечером оказалось, что «молнии» на всех сумках застегнуты до упора. На хозяйку не похоже. Зачем Аньелли лазить по сумкам, наживать неприятности, к чему терять клиентов и деньги.

Дикарка частенько оставляла точку наблюдения и составляла парням компанию. Опираясь лишь на педали и не работая рулем, она разворачивала велосипед на одном месте. Выбрав неприступный с виду валун, легко взлетала на него и вскидывала руку в знак покорения еще одного ноздрястого булыжника. Выкрикивала что-то нечленораздельное, улыбалась, принимала дружественные шлепки от товарищей. Потом снова скатывалась к точке наблюдения; оттуда она видела все пространство двора, обитателей дома, ее же, кроме Михея и Скобликова, не видел никто.

Вынув из пакета сэндвичи, Михей передал один Скоблику, второй – Тамире. Сам он отщипывал маленькие кусочки и отправлял их в рот, изредка запивая колой.

– Что интересного заметила? – спросил Михей.

– По двору шныряет кошка, собака из будки почти не вылезает. Через оконное стекло рассмотрела птиц в клетках, рыбок в аквариуме. Может, он не Фокин, а Ной?

– Что насчет нервной системы дома?

– Днем сигнализацию не включают.

– Кроме четверых комодов, никого не заметила?

– Генерала, двух путан и толстого мужика. Голимый Карлсон.[7] Скорее всего – консультант, журналист, соавтор, не знаю. Они с генералом часто сидят за одним столом, беседуют, делают записи на бумаге, стучат на ноутбуке.

Сегодня Михей встретился у железнодорожного вокзала с полковником Матвеевым. Матвеев едва не погрозил ему пальцем.

– Чему улыбаешься?

– Выглядите вы здесь по-другому, на себя не похожи.

– На туриста похож?

– Нет.

– То-то и оно, – улыбнулся в ответ Матвеев. – Ничего в облике, одежде и поведении от меня, а узнать трудно.

Полковник прилетел на самолете вчера вечером, спустя час уже распаковывал свой багаж в гостинице. Проверил спутниковую связь с агентами, заодно назначил встречу.

Первичные данные порадовали руководителя операции: Фокин на месте. Словами Михея, осторожен, как паук, выше пояса не показывается.

– Разумеется, осторожен, – покивал Матвеев. – Если бы он вернулся в Россию, оказался бы на скамье подсудимых вместе с главным финансистом Минобороны. Проще говоря, на него свалили бы вину. Как носитель секретной информации, он очень опасен. Да, натовская разведка сливает из него яд, но отрава не портится даже в склянках, понимаешь?

Михей кивнул: «Да».

– Хорошая работа, – еще раз похвалил Матвеев, за руку прощаясь с агентом. – Сегодня же переправлю ее в Москву, а завтра с ней уже начнут работать агенты основной группы. Кстати, как прошла встреча с хорватским агентом?

– Нормально. Только мне показалось, он коренной итальянец.

– Хорват. Родом из Истрии. А там в лексиконе много итальянских слов. Другое дело – Далмация, там у россиян не возникнет языкового барьера. Что касается моего агента, он держит лавочку сувениров из дерева. – Матвеев был вынужден дать ту информацию на агента, которая исключит дальнейшие вопросы о нем. Сувенирную лавочку держал двоюродный брат Фалкони, Иво же прикрывал его маленький бизнес. Матвеев не знал об инициативе Иво, который вручил агентам сувениры из лавки своего родственника, и они, будто состояли в сговоре, дали в руки Михея выход на хорватского агента.

Полковник тут же сменил тему.

– Скажи честно, Миша, ты ждешь смены?

– Пока не очень. Нравится здесь. Может быть, за две недели надоест. Чувствуется, что мы работаем, а не отдыхаем.

– Придется еще поработать. Завтра сделайте вот что…


Михей поднялся на сто пятьдесят метров по дороге и увидел сквозь заросли дикой фисташки поляну. Он искал ее; а впервые обратил на нее внимание сегодня утром, когда Скоблик вел машину, а он всматривался в придорожный кустарник – маквис. Перед глазами мелькали плотные миртовые заросли, земляничные деревья, и только за дикой фисташкой обнаружилось открытое пространство.

Сейчас он прошел его и уперся в каменистый участок, поросший карликовой пальмой. Он с трудом продрался сквозь него и снова оказался на открытом пространстве. Пока что можно ехать, размышлял он, представляя себя за рулем «Фиата». Кузов и подвеска у него не такие прочные, как у «копейки», но он легко протаранит кусты, преодолеет каменистые участки. Главное, чтобы и дальше не было препятствий, вплоть до шоссе, которое соединяло Равенну и Феррару. Но с этой загородной дороги, которая обрывалась у ворот виллы, на шоссе можно было попасть в объезд. А там уже в первые минуты перестрелки на вилле выставят пост.

Михей прошел полкилометра, когда услышал рокот двигателей. Через десять минут пути он увидел ленту шоссе, окаймленную диким кустарником.

Он прошел до конца и не увидел препятствий, лишь нагромождение камней в одном месте, которое можно разобрать за пару часов. И путь основной диверсионной группе будет открыт.

Сегодня Михей нашел место, где в обозначенный час их старших товарищей будет поджидать резервная машина. На дорогах, ведущих в глубь страны, контроль со стороны карабинеров и полицейских не будет таким жестким, как в другом направлении, к морю, ближе к Римини, с его сорокакилометровой пляжной зоной, где расположены знаменитые курорты, где затеряться троим молодым людям будет так же легко, как иголке в стоге сена.

Вот это направление, по сути, на аэропорт, железнодорожный вокзал, автовокзал, на перевалочную туристическую базу и станет для полиции ключевым. Возможно, они будут искать двух хорватских парней и девушку, поскольку их личности уже давно были установлены. Но к тому часу они будут далеко от Равенны. Может быть, в России или ближе – в Хорватии. Кто знает, вдруг полковник Матвеев задействует разведгруппу на более раннем этапе.

3

Михею не спалось. Везде, куда бы он ни бросал взгляд, ему чудились оливковые глаза Андреа. Они смотрят на него из темного угла комнаты, заслоняют другие глаза цвета восточной ночи, манят к себе.

Он назвал Скоблика кайфоломом. Тот уже в третий раз ходил в туалет.

– Слабительного нажрался?

– Мочегонного. – Скоблик на секунду задержался в гостиной. – А ты чего не спишь?

– С документами решил поработать. Завтра отчет Матвееву отдавать.

– С документами? Ты прямо как мент. Ну давай, работай.

Скоблик ложился и моментально засыпал, будто его как робота отключали от сети.

Михей выждал некоторое время и тихонько вышел из номера. Он предчувствовал, что в этот поздний час Андреа тоже не спит.

Он спустился в холл неслышно. Подошел к стойке, над которой горел дежурный свет, и сказал:

– Глаза испортишь.

Андреа вздрогнула и едва не выронила книгу из рук. Ее глаза стали еще больше и еще красивее. Михей улыбнулся:

– Испуганное выражение тебе к лицу.

На ней был все тот же сарафан, в котором она встретила клиентов. Он смотрел на грудь девушки.

Андреа загородила откровенный вырез книгой и в такой позе облокотилась на стойку, вольно или невольно подалась вперед, и ее лицо оказалось близко к лицу Михея. Он наклонился над ней и коснулся губами ее губ. Андреа не противилась. Михей языком приоткрыл ее губы, и она ответила на поцелуй. Он обнял ее за плечи, развернул к себе, перелезая через стойку и освобождая девушку от книги. Приподняв ее за бедра, он посадил ее на краешек стойки, одну за другой расстегнул пуговицы на сарафане. Провел пальцами под лямкой лифчика и спустил ее с плеча.

– Не здесь, – горячо прошептала Андреа. – Пойдем к мне.

Она обняла его за шею, предлагая унести себя на руках.


Дикарка проснулась среди ночи. Михея рядом не оказалось. Не было его и в гостиной. Она зашла в спальню к Скоблику. Тот мирно спал. Она растолкала его.

– Где Михей?

– Сказал, что хочет поработать с документами, – не сразу ответил Скоблик. – Завтра Матвеев ждет очередного доклада.

Она вышла в коридор, дошла до туалета. Спустилась в холл, где горел дежурный свет. Входная дверь была заперта на задвижку. Тамира послала взгляд за стойку, на дверь, за которой находились жилые помещения хозяев. Она опустила глаза и увидела на полу книгу. Подняла ее и положила на стойку.

Она вернулась в номер и села на кровать, кусая губы. Гоня прочь черные мысли, готовые вызвать из глаз слезы, Дикарка мысленно перенеслась в Венецию, очутилась в гондоле, скользящей по воде. Навстречу плывет черная гондола, у причала ждет пассажиров черная гондола. Все гондолы черного цвета. Почему? Красивый гондольер, не спуская глаз с Тамиры, лишь изредка бросая взгляд на воду, рассказывает легенду. И Дикарке кажется, он рядом, она слышит его голос:

«Престарелый дож, женатый на юной красавице, узнал, что его супруга тайно встречается по ночам с возлюбленным, приплывающим на черной гондоле. Мудрый дож не стал проливать кровь, преследовать молодых людей или препятствовать их встречам. Он просто издал закон, позволяющий ему скрыть позор, – теперь, когда все гондолы стали одинаковыми, кто рискнул бы утверждать, что одна и та же лодка причаливает каждую ночь к его дворцу? С тех пор по водам венецианских каналов скользят только черные гондолы…

Дикарка не заметила, как уснула. Ее разбудил стук двери.

Михей вернулся в половине восьмого утра. Бодрый, с влажными после душа волосами, с полотенцем через плечо.

– Где был? – спросила уставшим голосом Дикарка.

– Мусолил твои слова.

– Ах ты мусолил… Как я тебя понимаю. О чем же шел муслеж?

– О том, что мы толком не жили. Ни ты, ни я, ни Скоблик.

– Значит, жизнь только начинается?

– Не заводись.

– Погоди. – Тамира не смогла выговорить имя Андреа. – Она лучше меня?

– У меня нет такого опыта, как у тебя, чтобы ответить правильно. А если честно…

Дикарка вскочила с кровати и выбежала в коридор.

Из спальни появился заспанный Скоблик. Он кивнул на распахнутую настежь дверь:

– Не пойдешь за ней?

– Зачем мне идти за ней?

Скоблик провел рукой по горлу и высунул язык.

– Вдруг вздернется?

Михей боялся не этого. Он вышел из комнаты. Зашел в туалет, постучал в дверь кабинки.

– Открой.

– Пошел в задницу!

Михей надавил на дверь плечом и сорвал шпингалет. Заломив Тамире руку за спину, приволок в номер.

– Договоримся так. Здесь мы работаем.

– Значит, устраивать парные заезды для тебя работа?

– Не кричи. Тебя могут услышать. Ты провалишь нашу легенду. Мы брат с сестрой, или ты забыла?

– Ты прав. Отныне мы родственники – брат и сестра.

Но еще вчера они занимались любовью чуть ли не на виду у генерала Фокина, отчего Дикарка завелась как пружина. Ее завела и другая эмоция: возможно, на нее сейчас смотрит человек, которого вскоре не станет.

Дикарка не знала, что еще сказать «двоеборцу», ей хотелось сказать ему не только пару ласковых, но и отвесить пару оплеух. Она бросила взгляд на Скоблика:

– Скоблеж, приходи сегодня ко мне.

– Не могу, извини.

– У тебя кто-то есть?

– Ну. И ты его знаешь.

– Уроды! – Тамира толкнула плечом Михея и ушла к себе.

Глава 13
Рождение оппонента
1

Пальмиро Сангалло возглавлял службу безопасности аэропорта Чампино, являющегося вторым после главного столичного аэропорта Леонардо да Винчи.

Один день Сангалло был похож на другой. Он вставал в семь утра, делал гимнастику, ходил по дому с чашкой кофе, читая вчерашнюю прессу. Без четверти восемь он спускался в подземный гараж, садился в «Ниссан» и ехал в аэропорт, расположенный в двадцати километрах к юго-востоку от центра города. По пути ему встречались автобусы, следующие из аэропорта, и он приветствовал знакомых водителей сигналом.

На территории аэропорта он оставлял джип на служебной парковке и неторопливо шел к месту работы.

У него был просторный кабинет, где три стены были из прочного стекла. Восседая за рабочим столом, он мог видеть приемную, вместительный центр слежения и наблюдения, терминал.

Сегодня в 15.30 Сангалло вышел в центр, перекинулся парой слов с начальником смены. Вынув из упаковки бумажный стаканчик, налил себе кофе. Стоя за спиной оператора паспортного контроля, он смотрел на выстроившуюся толпу к этому участку терминала. Машинально проводил глазами молодую женщину: она прошла паспортный контроль и направилась в зону таможенного контроля, где работал другой оператор. Женщина словно перешла из одного монитора в другой, ждала очереди, находясь уже в другом ракурсе: видеокамера снимала ее в три четверти. При желании Сангалло мог подойти к прозрачной стене и понаблюдать за объектом невооруженным взглядом с расстояния примерно семидесяти метров.

– Это российский рейс? – спросил Сангалло подчиненного.

– Да, доктор, чартер, – подчеркнуто вежливо отозвался оператор.

Сангалло добился расположения подчиненных легко. Ровно полгода назад он впервые перешагнул порог офиса службы безопасности. Следом шагнул директор аэропорта и представил Сангалло: «Ваш новый босс». К тому времени служащие Чампино уже знали часть биографии Сангалло. Он пятнадцать лет работал в финансовой полиции и носил серую форму с желтыми лампасами. Поначалу занимался вопросами ухода от налогов, затем перешел в отдел по борьбе с торговлей наркотиками, также относящегося к финансовой полиции. Он заслужил более спокойную и высокооплачиваемую работу.

Сангалло допил кофе, бросил пустой стаканчик в корзину для бумаг. Прежде чем удалиться в свой кабинет, он снова бросил взгляд на монитор. Наморщил лоб, вглядываясь в пассажира лет тридцати у стойки паспортного контроля…

Он никогда не жаловался на память, и она ему подсказала: он раньше видел этого человека. И ему помогла не эмоциональная память, а моторная – память-привычка, неожиданно включившаяся в работу.

Сангалло вышел на связь по рации, с которой не расставался ни на минуту, с начальником смены паспортного контроля.

– Сангалло, – представился он. – Проверь: человек, который только что прошел контроль, носит фамилию Левицкий? – Сангалло в это время смотрел в другой монитор и видел пассажира российского чартера на таможенном посту. – Увеличь изображение, – попросил он оператора и сместился ближе к нему. «Да, это он, Вадим Левицкий», – уверенно покивал Сангалло. И мысленно перенесся в 2004 год.

Оперативное управление ГРУ и финансовая полиция Италии готовили совместную операцию по обезвреживанию международной преступной группировки. Сангалло был одним из руководителей операции с итальянской стороны, капитан Вадим Левицкий возглавлял российскую группу захвата. У преступников были обширные связи в главном аэропорту столицы Италии. Они прошли регистрацию в терминале «С», упаковали сумки с наркотиками в пленку, заплатив по шесть евро за каждую и получив чеки. Зарегистрировали багаж и направились в таможню – получить отметки на всех чеках, чтобы без очереди сдать багаж, пройти паспортный контроль и получить наличные по своим чекам. Такой наглости и жадности Сангалло не замечал даже у своей бывшей жены. Он нервно посмеивался над скупостью наркокурьеров и едва не прозевал их. Его из кратковременной неподвижности вывел Левицкий: «Полковник, давайте команду на задержание». Восьмерка русских спецназовцев в гражданской одежде и вооруженная короткими автоматами для скрытого ношения, повторила маршрут преступников, ломанувшись через отдел регистрации и паспортный контроль, и тоже без очереди, и настигла их у таможенной стойки. С другой стороны к ним примкнули итальянские спецы и положили членов банды лицом в пол. Результат этой операции – арест четверых наркоторговцев с двадцатью килограммами героина, предназначенного для «российского потребителя».

Сейчас Сангалло вспоминал об этом с улыбкой. Он ждал подтверждения: «Вы правы – паспортный контроль прошел Вадим Левицкий», – и приготовился выйти навстречу, ответить на вопрос: «Что вы здесь делаете, Пальмиро?» – «Встречаю вас, Вадим». А дальше изъясняться только жестами. И этот линейный язык приведет гостя в роскошный офис службы безопасности.

– Доктор Сангалло, вы слушаете?

– Да, – он ответил на вызов по рации.

– Его имя Глушко Алексей Викторович.

– Повторите еще раз, – попросил Сангалло, ничего не понимая.

– Глушко Алексей Викторович.

– Мы говорим о человеке, который в данную минуту проходит таможенный досмотр?

– Да. Я смотрю на него.

Сангалло мотнул головой, будто прогоняя наваждение, подошел к прозрачной стене и посмотрел вниз, как через широкоугольный объектив. Он видел и стойку паспортного контроля, на которую облокотился начальник смены, и таможенную, где прямо, словно демонстрируя военную выправку, стоял российский спецназовец. Прибывший в страну под чужим именем.

Однажды совместная спецоперация принесла Сангалло повышение. И сейчас в голове билось схожее определение: очередная операция. Против кого она направлена? Совместная ли она? Если да, то где встречающие? Где итальянские полицейские, карабинеры, «финансисты», контрразведчики?

Много вопросов. Они звучат как набат, говоря о необходимости срочного вмешательства, как сигнал к сбору людей. Чтобы ответить хотя бы на пару вопросов и хотя бы немного отделаться от тревоги, нужно время.

Сангалло вызвал на связь таможню.

– Под благовидным предлогом задержите пассажира у стойки.

Он отчетливо представлял действия начальника смены. Тот не примкнет к подчиненному, который вел досмотр вещей русского, он сменит его. Давно отработанная тактика, не дающая повода к сомнениям. Взгляд на часы, короткая фраза: «Тебя ждут в медпункте, не забыл?» – «Ах да, черт! Спасибо, что напомнили. Вы подмените меня?» – «Разумеется. Поэтому я здесь». И досмотр не продолжится, он начнется сначала с участием нового лица.

Когда начальник смены ждал ответа на вопрос: «У вас нет багажа?», Сангалло спускался по ступеням и выглядел, как всегда, безукоризненно: распахнутый пиджак, белоснежная рубашка, дорогой галстук, изящные туфли. Высокий, лысоватый, импозантный, он выглядел моложе своих сорока пяти лет. Он отвечал улыбкой на приветственные кивки служащих аэропорта, к которым иногда машинально примешивались знаки приветствия незнакомых людей, пассажиров, встречающих и провожающих. Он оставил в офисе две вещи, которые, на его взгляд, могли помешать внезапно родившемуся мероприятию: бейдж с его именем и должностью и носимую радиостанцию «Кенвуд». Хотя бы первые минуты Левицкий не должен знать о его назначении шефом безопасности аэропорта.

– У меня нет багажа, – на приличном итальянском ответил Левицкий. – Только ручная кладь.

Он обернулся, проследив за таможенником, который едва не свернул голову, и его желваки пришли в движение. В отличие от Сангалло, он тотчас узнал его. Так же быстро согнал выражение тревоги с лица.

– Полковник Сангалло? – Левицкий умело изобразил удивление. – Здравствуйте. Никак не ожидал увидеть вас здесь.

– А я – напротив.

Пожалуй, в Италии так искусно могли улыбаться только два человека. Один из них – Сильвио Берлускони. Он улыбался и как премьер-министр, и как бизнесмен, владелец нескольких национальных телеканалов и газет. Второй – Пальмиро Сангалло, как начальник безопасности аэропорта… и полковник финансовой полиции, но только для одного человека, по паспорту – Глушко.

– Мы ждали тебя, – начал игру искушенный полковник, – Глушко Алексей.

Он увидел маску под названием «Провал», купленную Левицким в магазине беспошлинной торговли «Приехали». Сангалло не сомневался – он угадывал мысли военного разведчика. Где и как он прокололся? Нет, не он, утечка информации произошла в профильном отделе военной контрразведки.

Сангалло остался доволен произведенным эффектом и паузой, которую сделал Левицкий.

– У нас есть возможность поговорить в кабинете шефа службы безопасности аэропорта. Ты и я. Согласен? Говорю искренне: я готов помочь тебе, Вадим. – Он увидел проходившего мимо подчиненного в деловом костюме, остановил его и распорядился:

– Свяжись с офисом. Пусть для меня освободят кабинет твоего шефа.

Его многозначительный взгляд не ускользнул от подчиненного. Бывший оперативник полиции понял Сангалло с полуслова. Глядя вслед пассажиру чартерного рейса и Сангалло, он позвонил в приемную:

– Пальмиро возвращается на рабочее место. Убери со стола его семейную фонографию в рамке. Сделай удивленное лицо, когда увидишь шефа. Отмени все звонки и встречи… до очередного распоряжения Сангалло. Не спрашивай, я ничего не знаю. Может быть, переборщил, за что получу втык от босса.

На выходе из таможенного терминала взгляд Левицкого перехлестнулся со взглядом Родионова. Перекидывая «дипломат»-полуторку из одной руки в другую, Левицкий успел скрестить пальцы двух рук, изображая решетку.

Родионов, встречающий Левицкого, грязно выругался.

И неожиданно для себя вспомнил уставшего, немного нервного, капельку рассеянного пограничника-толстяка в аэропорту Марко Поло. Он посчитал его лучшей кандидатурой для встречи Левицкого.

– Жаль, что сегодня тебя нет с нами, – зло бросил под нос Родионов.

Он вышел на вокзальную площадь. Прикурил сигарету и глубоко, будто лесной воздух, втянул в себя табачный дым.

В машине на вопрос Матвеева: «Что случилось», Родионов передал знак, символизирующий тюремную решетку.

– У тебя язык есть? Или ты рунами решил объясняться?

– Руны – это древние письмена…

– Докладывай, – прошипел Матвеев.

– Взяли его тихо и мирно. Макаронник лет сорока подошел, расшаркался, что-то передал жлобу из службы безопасности, тот что-то передал по рации. Левицкий изобразил решетку и поплелся за итальяшкой. Вид у него был обреченный. Что будем делать, шеф? Ждать посольскую машину? Первое, что должен сделать Левицкий, – потребовать российского консула.

Тем временем в голове Матвеева всплыли инструкции, которыми он пичкал диверсантов-«недоносков».


«При задержании или аресте не оказывайте сопротивления представителям властей. Это может спровоцировать сотрудников правоохранительных органов на применение физической силы, усугубить ваше положение. Не объясняйтесь с ними, не подписывайте какие-либо протоколы и документы на иностранном языке. Такие показания могут быть положены в основу обвинения в совершении преступления. Обязательно дождитесь российского консула».


– Что скажите, шеф? – настырно требовал ответа Родионов от человека, который когда-то работал в «итальянском направлении».

– Ogni scarafone й bello a mamma soja.[8] – Матвеев ответил подчиненному неаполитанской пословицей, словно подслушал мысли Родионова.

– Что вы сказали?

– Тебе я сказал то же, что сказал бы генералу Бурцеву. Не надо наклоняться ко мне, чтобы понять одну вещь: «Маленькие шкафчики остались на месте, большой шкаф упал с оглушительным треском».

Родионов мысленно покрутил у виска пальцем. Он как-то по-книжному рассуждал: почему Матвеев не занимается самобичеванием? Провал операции произошел по его ошибке, считай, на безобидном участке. В столичном Шереметьево Левицкого едва ли не на руках внесли в самолет. Ему оставалось самостоятельно выйти из него, размяв ноги после трех с половиной часов полета, сбежать по трапу, пройти щадящую процедуру досмотра.

Родионов больше не стал докучать шефу вопросами.

2

Левицкий лишь на короткие мгновения словно растворился в роскоши офиса, а потом будто выпал в осадок, заметил наблюдательный итальянский полковник. Что творится с этим человеком? Он легко давал ответы. Ощутил на плечах тяжесть, которую таскал несколько лет. Наверное, только сейчас понял, как сильно и давно он устал. У него не осталось ни моральных, ни физических сил сопротивляться. Источник энергии, деятельности иссяк. Лишь подобие ухмылки исказило его слегка обветренные губы.

– Я знаю, что проносится у тебя перед глазами, – вслух продолжил Сангалло.

– Вы не можете этого знать, полковник.

– Разреши мне сказать. Перед тобой пронеслась самая важная часть жизни: изнурительные тренировки, лихие захваты, штурмы, от которых было тесно в груди. Ты всегда работал на свои чувства, эмоции. Разве ты забыл долгие вечера, беседы за бутылкой хорошего вина? Чувства, эмоции и притупили твою бдительность, навалились на тебя, шепнули: «Ты выполнял приказы, а нами прикрывался». Знаешь, Вадим, чувства – твоя постоянная легенда. И это звучит исповедью. Будто ты открылся в своих сокровенных мыслях передо мной – итальянским полковником, как перед итальянским священником. Кофе? – без паузы спросил Сангалло, считавшийся неплохим психологом. – Или что-нибудь покрепче?

– Воды.

– Вижу, молчание пошло тебе на пользу, – заметил Сангалло, наливая Вадиму минералки. – Вряд ли ты думал о консуле. Ты прибыл по поддельному паспорту. Скажешь мне: «Полковник, хочу видеть российского консула», я тотчас потревожу ваш консульский отдел. Я отдам в руки посольского работника Вадима Левицкого, которого знаю, с которым мне посчастливилось сотрудничать, но не Алексея Глушко. Может быть, консул прихватит твое удостоверение? Или паспорт, если ты, конечно, уволился со службы. Консул может заявить и другое: любой гражданин России вправе поменять фамилию, имя, отчество. Это веский аргумент. Интересно, вы отрабатывали такой вариант? Не уверен. Мне кажется, ваша ошибка в том, что вы не отдались этому делу целиком, поэтому не справились. Тайная сторона жизни – моя, твоя, твоего руковод-ства – скрыта от глаз, но она есть, согласен? И вот сейчас она вскрылась. Со скрежетом ножа, вскрывающего консервную банку. Итак, ты готов ответить на первый вопрос? Мне. Без протокола.

Сангалло умолк. Он умел давить словами, но умел и вовремя останавливаться.

– Спрашивайте, – сказал Левицкий, покручивая в руках пустой стакан. – Но так, чтобы мои ответы стали видом на жительство в вашей стране, – поставил он условие. – Я не сломался, просто устал. И причина в человеке, которого мне приказали устранить.

– Его имя? Он итальянец, русский?

– У него роскошная вилла, много денег, много свободного времени, гарантированная обеспеченная старость. Чтобы заполучить все это, он просто перешел на чужую сторону, как через дорогу на зеленый свет. Пусть у меня не будет виллы и не так много денег. Пусть я перейду не на зеленый свет, а по «зебре»…

Левицкий запнулся.

– Обещаю, – заполнил паузу полковник. – И понимаю тебя. Просто не успел сказать. Тебя за провал операции по голове не погладят. Они уже знают, что ты арестован?

– Да.

– Откуда?

– Я подал знак человеку, который меня встречал.

– Хорошо. Откровенность за откровенность. Ты находишься в моем кабинете. Его я занимаю уже шесть месяцев. Только ничего не говори о роковой случайности. Мир так тесен, что все люди в конце концов встречаются в одной постели. По-моему, эти слова принадлежат Брижит Бардо. И этим все сказано. Тебе было суждено провалиться. Итак, назови имя человека, которого тебе приказали ликвидировать. Ну, Вадим! Уже поздно вступать в конфликт с силами морали.

– Генерал ГРУ Николай Фокин.

«Наслышан о нем», – покивал полковник.

– Ты прибыл один?

– Да. Назавтра был запланирован вылет на самолете еще двоих спецназовцев.

– Их имена?

– Поздно спрашивать их имена. После моего провала их близко не подпустят к аэропорту. Я провалился и продаю только себя. О продажном генерале речь не идет в принципе. Я развязал язык и по другой причине – это провал всей операции. Если бы я видел выход, то закрылся бы, как улитка в раковине. Но лично для себя увидел шанс.

Сангалло впервые с момента встречи проявил нетерпение. Он щелкал авторучкой, ловко покручивая ее в пальцах.

– Значит, ты первым прибыл в страну. Кому ты подал знак о своем аресте?

– Я же сказал: человеку, который меня встречал. Его я узнал по описанию. Он держал в руках свернутый в трубочку журнал.

– Есть еще какие-то приметы?

– Солнцезащитные очки подняты на лоб. Не знаю, кто он: разведчик, работающий под дипломатической крышей, нелегал. Знаю одно: он не слепой. И без моего знака все увидел.

– Какое ведомство стоит за операцией?

– Военная контрразведка.

– По каким каналам ты должен был получить оружие или иные средства убийства?

– Оружие уже здесь. Согласно плану в операции были задействованы две группы: группа разведки и обеспечения, прибывшая в Италию две недели назад, и основная. Нас готовили независимо друг от друга. Мы не знали имен агентов из группы обеспечения, они не знали нас.

– Да, это обычная практика, – не без разочарования в голосе подтвердил Сангалло. – Когда и где вы должны были получить оружие?

– Послезавтра. В непосредственной близости от виллы Фокина.

– Из рук в руки?

– Способом закладки. Я получил ориентиры и снимки, сделанные агентами.

– И все же кто они? Они еще здесь?

– Кто они? – Вадим пожал плечами. – О них я могу судить по их работе. Я видел снимки виллы – общие планы и детали, сделанные днем и в сумерках. Качество снимков говорит само за себя. Я видел охранников, самого генерала – в проеме окна, у бассейна. Я читал подробный отчет агентов – собственно детальную карту и план действий, дельные рекомендации. Это работа профессионалов.

Левицкий закашлялся. Жестом руки показал Сангалло налить еще минералки. Ему была важна эта пауза. Всего несколько секунд. Он ощутил сильнейшее напряжение, будто по нему пустили электрический ток. Только сейчас к нему пришел ответ, который не давал ему покоя, ответ на вопрос, который он так и не задал полковнику Матвееву: «Почему я?» И сопутствующие вопросы о рекомендациях. Он словно подслушал окончание беседы Матвеева и Тартакова, стоя за дверью. Он понял, что было важно для руководителя операции: общий язык, незримая связь между двумя группами – разведки и обеспечения и диверсионной. Изучая снимки, общие планы и детали объекта, Левицкий хмурился, его не покидало ощущение дежа вю – будто он сам производил разведку и себе же докладывал. Он мог по пальцам пересчитать людей, с кем у него наладилась незримая связь. Эти люди когда-то учились по «учебникам» капитана Левицкого. Теперь он понял, почему полковник выбрал его – на первое место он поставил взаимопонимание.

Кто вел разведку? Кто до сих пор находится в Италии? Чьи приметы и, возможно, фамилии назовет Левицкий этому дотошному итальянцу? Но главное – возраст.

Кого выбрал полковник Матвеев? Наймушина, Кунявского, Скобликова, Прохорова, Хрустова?

Нет. Левицкий незаметно покачал головой. Уже с первых дней обучения сложились приличные группы. Первая: Михей, Скоблик, Дикарка. Вторая: Кунявский, Прохоров, Хрустов.

Кто из двух групп прибыл в Италию двумя неделями раньше?

– И все же кто они? – услышал он повторный вопрос Сангалло. – Ты сказал, они профессионалы.

– Да. – Левицкий допил воду. Поставил стакан на стол. Поблагодарил полковника. Перед глазами вдруг снова промелькнула незабываемая встреча с Михеем. Пятнадцатилетний парнишка лихо размазывает спецназовца ГРУ по асфальту, и только опыт и сила позволяют ему одержать верх. А еще взгляд и поза Михея, державшего руку Левицкого в неразмыкаемом замке: «Виновен, но заслуживает снисхождения». И вопрос, заданный почти шепотом, словно Левицкий увидел будущее этого парня, его судьбу, и боялся посторонних глаз и ушей.

«Кто ты?»

А потом была диверсионная школа, созданная под личным патронажем министра обороны «образца 1997 года». Идея не была отвергнута новым военачальником. Если бы он не закрыл глаза на малолетних диверсантов, ее тотчас бы закрыли. Но министр смотрел на «Организованный резерв» с оптимизмом, выслушивал некоторые детали с интересом: «Спецназовцев срочной службы учат действовать жестко, пацанов учат рубиться насмерть». Для чего? Для того, чтобы незаживающие рубцы напоминали им: прошлое было.

– Вадим, я жду ответа.

– Да. Скорее всего, разведчики, которые интересуют вас, служили в спецназе, потом, как и я, окончили разведшколу.

– Хорошо. Под какой легендой они прибыли в Италию?

– Не знаю. От меня это держалось в секрете. Как и я, ни один из них не смог бы ответить на такой же вопрос.

– Значит, их возрастной коридор?..

– Думаю… от двадцати трех до тридцати. – Левицкий нашел в себе силы улыбнуться.

«Прибыли две недели назад», – повторил про себя Сангалло. В Италии восемь основных аэропортов плюс вторые по значимости. Они каждый день принимают десятки самолетов из России, сотни туристов проходят терминалы. Задача трудная, и все же, зная возраст агентов, можно сократить поначалу огромный список. По мере проведения оперативных мероприятий он сократится.

Но главное для Сангалло уже свершилось. Он предотвратил покушение на чрезвычайно информированного генерала, задержал одного из исполнителей. Раскрыл заговор? Сангалло улыбнулся. Он поверит, когда прочтет эти слова, набранные крупным шрифтом, в центральных газетах. Поверит, когда услышит по радио, телевидению.

Русские всегда были и останутся предметом нападок. Этот общеизвестный факт чуть смущал Сангалло. Но будь на месте русского Левицкого американский Левински, Сангалло заткнули бы рот в самом начале и потребовали бы извиняться перед американским шпионом – письменно и устно.

3

Но уже к вечеру Сангалло чуть сник. Начальник итальянской контрразведки в присутствии шефа разведки, в годы Второй мировой войны возглавляемой генералом Аме, отрезал:

– А ты не подумал о том, что тебя втянули в игру? Пока ты беседовал с русским, на которого у нас ничего нет и мы обязаны отпустить его, вторая группа изрубила Фокина в мелкую лапшу. Слава богу, этого не произошло.

Генерал Вентура снял очки в роговой оправе, помассировал веки. Протерев носовым платком дужки и углубление для переносицы, он продолжил:

– Перебежчик такого уровня, как Левицкий, нам не нужен. Это пьяный канатоходец из балагана – того гляди растянется на мостовой. Он выжался. Ты задерживал Левицкого, ты и готовь его к передаче российской стороне. Связывайся с посольством. Вижу, ты что-то хочешь сказать.

– Да, хочу.

– Если ты хочешь затронуть тему группы разведки и обеспечения, то лучше не делай этого. Они сделали свою работу и отбыли на родину.

«Сука!»

Удивлению Сангалло не было предела. Поначалу он оторопел. Потом едва не выпалил генералу в его красную рожу: «Так могла вторая группа изрубить Фокина в мелкую лапшу или не могла?! Она точно отбыла на родину? Или не отбыла? А вообще была ли вторая группа?»

Он бредил наяву и, наверное, в этой связи угадал слова шефа контрразведки:

– Поставь Левицкому диагноз – расстройство мыслительной деятельности и вызывай «докторов» из консульского отдела. Пусть его лечат на родине. Одну секунду. – Вентура ответил на телефонный звонок и медленно положил трубку. – Ты что-то хотел сказать?

Сангалло взял себя в руки. Он ничего не хотел доказывать.

– Тут вот какая история, – начал он. – Задержать под благовидным предлогом на таможне опытного агента – означает вызвать у него подозрения, провалить его миссию, ничего не узнав о ней.

– Но разве ты не задержал Левицкого на таможне?

– Не я лично, а инспекторы по моему приказу. Лишь на пару минут.

– Это ясно. Дальше.

Сангалло промочил пересохшее горло минералкой.

– Этого времени мне хватило на то, чтобы принять непростое решение. Все лучшее получается в условиях жесткого цейтнота. Сколько времени потребуется агентам нашей контрразведки на дорогу от штаб-квартиры до аэропорта? Двадцать, тридцать минут? Двадцать, тридцать минут задержки скажут о многом не только задержанному, но и его руководству. Он вызвал подозрение, значит, по большому счету, непригоден для выполнения задания. И еще раз об остром недостатке времени. Я дал Левицкому две минуты. – Сангалло показал два пальца двумя руками, чтобы два пальца на одной руке не посчитали знаком победы. – Сто двадцать секунд прошли в нервном ожидании окончания таможенных процедур. Левицкий не думал о провале.

– Уверен?

– Конечно. Мое появление вызвало у него шок. Он долго не мог выйти из этого состояния. Я взял его тепленьким и раскрыл заговор. А долгое томление в таможне не принесло бы таких результатов.

– Считаешь свои действия оптимальными?

– Если вы посмотрите на меня по-другому…

– Прости? – Вентура округлил глаза.

– Вы видите во мне человека, который полгода боролся с финансовыми преступлениями и незаконным оборотом наркотиков, а последние пятнадцать лет протирал штаны в кресле шефа безопасности второсортного аэропорта. Вы смотрите на меня и на возникшую проблему с точностью до наоборот.

– Ты тут много наговорил. На кассету не поместится. – Вентура продолжил в таком же неторопливом темпе: – Ежели тебе доведется столкнуться нос к носу с агентами из группы обеспечения, сделай вид, что не узнаешь их. Мне только что сообщили следующее. На месте, которое Левицкий указал как закладку с оружием, мои люди ничего похожего на оружие не обнаружили. Если, конечно, не считать оружием камни.

Видя в Сангалло бойца осажденной крепости, решившегося держаться до конца, Вентура поначалу бессильно рассмеялся.

– Позволь мне высказать свою точку зрения на инцидент в Чампино. Если ты спросишь, почему я раньше не высказал ее, я отвечу: не хотел касаться другого политического события. Инцидент произошел накануне встречи двух президентов – России и Италии. Пограничное столкновение я расцениваю как провокацию, цель которой – повлиять на качество переговоров или сорвать их. Левицкий признался в покушении на генерала ГРУ, назвал организацию, на которую он работает: военная контрразведка. Чем рискует Левицкий? Как только российский президент покинет нашу страну, Левицкий откажется от своих показаний. Мы не сможем доказать, что он – не Глушко. У него есть паспорт гражданина Российской Федерации. У нас нет даже копии удостоверения на имя Левицкого. Мы можем поднять данные на совместную операцию 2004 года, найдем там имя капитана Левицкого, который принимал участие в задержании преступников, но не выступал в роли преступника, и у нас нет его отпечатков пальцев. Как еще можно идентифицировать его? Мое мнение по этому делу таково. Имеем ли мы дело с провокацией или с реальным покушением на генерала ГРУ, неважно. Неважно до определенного момента, о котором я уже сказал. За срыв переговоров, даже за тень, брошенную на глав двух государств, с нас снимут голову.

Сингалло усмехнулся:

– По-вашему, выходит, провокация замешана на совпадениях? Выходит, Левицкий или его шефы с Лубянки ясновидящие? Они высчитали каждую секунду из своих кабинетов, окна которых выходят прямо на наш аэропорт? Увидели, как я подхожу к монитору, а их агент издевательски скалит зубы: «Видишь меня, урод?» А может, картинки с мониторов дублируются прямо в Кремль? Каждая бойница – здоровенный телевизор.

– Провокация не может быть замешана на чем-либо, – взял менторский тон Вентура. – Она организована. И не на совпадениях. Когда между событиями нет никакой связи – это совпадения. Ты подошел к Левицкому, когда он проходил таможенные процедуры?

– Вы знаете.

– Отвечай.

– Да.

– Чего тебе еще надо? Ты подоспел вовремя. И Левицкому не пришлось прибегать к радикальным методам, результат которых – вызов начальника службы аэропорта на таможенный терминал. Он мог устроить потасовку, если утрировать, конечно. И как тут не появиться тебе? Русские рассчитывали на вашу встречу.

– Хорошую призму вы соорудили. Смотрите сквозь нее так, как вам хочется.

– Мне так выгодно. Мне так удобнее и спокойнее.

– Может быть, вам выгодно, чтобы генерала ГРУ устранили?

– Идите, Пальмиро. Вы переутомились. Выпейте коньяка и отдохните.

Глава 14
Трудное решение
1

На Матвеева обрушилась волна скверны. Ему показалось, начальство выгребло все паршивое, что накопилось не только в нем, но и окружало его. И первым объектом в разборе и оценке его работы оказался полковник Пальмиро Сангалло. Резидент внешней разведки в Риме лично передал Матвееву торжественное обращение генерала Бурцева к полковнику: «Этот мудак не удосужился удостовериться». Что было сродни «поспешил поспешить». Дальше резидент сменил тон, а может, тон сменил Бурцев. Короче, эти два умана информировали Матвеева, самого информированного в этой операции человека. «Полковник Сангалло оказался в нужном месте в нужный час. Словно сговорился с командиром диверсионной группы Левицким».

«Исправляй ситуацию на месте. Купи перстень Борджиа, напросись в гости к Фокину, отрави его или придуши его собственными руками». Это были заключительные слова резидента. И они все еще звучали в ушах полковника.

Столько несообразностей родилось в последние часы, что на очередную Матвеев даже не обратил внимания. Он с неохотой понимал генерала Бурцева. Его раздавят, если он доложит еще выше: «Операция с треском провалилась». Услышит: «ЧТО?!!» И добавит: «Операция действительно провалилась, а не сделала вид, что провалилась». Причем наверху об этом знают, но испытывают терпение свое и своего подчиненного. Дают шанс исправиться? Нет, требуют свое.

Хреново им.

Матвеев вспомнил, как его тренировали в училище. Спортзал. Перекладина. На перекладине тщедушный курсант Матвеев, уже подтянувшийся пятнадцать раз. Звучит команда: «Еще раз! Молодец! Ну и еще разочек. Молодец. Ну и последний раз». Матвеев ловит глюки, не соображает, что же за сила держит его на перекладине. Он видит себя со стороны. Его руки вытянулись, как резиновые, ноги касаются пола. Он страшно улыбается. Голос инструктора разносится как с небес, прогоняет наваждение: «Последний раз, Матвеев! Ага, видел. А вот сейчас действительно последний раз». В итоге Матвеев сделал больше тридцати подтягиваний. Можно сказать, совершил, сотворил. На шаг приблизился к настоящему подвигу.

Перед глазами строки доклада:


Тамира Эгипти: рекомендована для работы в группе обеспечения в качестве специалиста по технической разведке и связи.

Михаил Наймушин: рекомендован в качестве командира группы.

Виктор Скобликов: рекомендован в качестве специалиста по разведке, транспорту.


Невольно Матвеев пополнял данные. Скобликов является специалистом в области минирования, разминирования, изготовления взрывчатых веществ. Наймушин – специалист по стрелковому оружию.

У Матвеева под рукой была разведывательно-диверсионная группа – в прямом смысле. Ребята вели разведку, составляли план объекта, анализировали, давали оценку и даже рекомендации бойцам основного подразделения.

Он мог задействовать группу Наймушина, не имеющую боевого опыта, как крайний вариант. Они не имели боевого опыта. С чего-то надо начинать? Им выпала честь начать сразу с генерала. Сразу с предателя. Что, конечно же, частично отмывает их.

Матвеев не сдержал усмешки, когда подумал: «Из двух зол я выбрал меньшее. Теперь мне предстоит выбирать из «меньшинства». Вряд ли в ходе его рассуждений прослеживалась тактика. Он выделил закономерность, которая в конце концов обратила справедливый взор на выпускников «Инкубатора». «У полковника не было выбора». Ему предстояло заплатить за группу Наймушина ровно столько, на сколько она отработает, по классической системе, вывернутой наизнанку: «Вечером стулья, утром деньги».

Матвеев действовал согласно внутренним инструкциям, исключив из беседы Скоблика и Дикарку. Пусть даже они единое целое – пусть, но все же он не хотел стать свидетелем рождения сразу трех реакций – чтобы не засомневаться как в себе, так и в агентах.

Он написал на чистом листе бумаги:


Тамира Эгипти: рекомендована для работы в группе обеспечения в качестве специалиста по технической разведке и связи.

Михаил Наймушин: рекомендован в качестве командира группы; является специалистом в области минирования, разминирования, изготовления взрывчатых веществ.

Виктор Скобликов: рекомендован в качестве специалиста по разведке, транспорту, стрелковому оружию.


Эти три абзаца войдут в отчет, который в случае успеха будет одобрен на самом верху. В этом Матвеев не сомневался. Любые аргументы «против» будут биты вопросом: «Для чего же тогда создавался спеццентр на базе ГРУ?» В случае провала там откажутся: «Мы ничего такого не одобряли».

Матвеев остановился в гостинице на улице Фарини. Несмотря на близость железнодорожного вокзала, откуда с утра до вечера отправлялись и принимались поезда из городов южного побережья Адриатики, эта скромная гостиница свободно дотягивала до трехзвездочной. В его номере туалет, ванная, телевизор, телефон, холодильник. Он отчего-то пожалел, что к халату и тапочкам не прилагается купальная шапочка. Окна номера выходили на охраняемую стоянку и бизнес-центр, где на первом этаже находилась парикмахерская.

Матвеев смотрел в окно, когда в десяти метрах от парковки остановилось такси. Михаил Наймушин вышел из машины, обошел ее сзади и расплатился с водителем через опущенное стекло. Что-то сказал ему, сделав жест рукой. Сдачу оставьте себе, легко перевел Матвеев. В России Михей повел бы себя по-другому: расплатился бы, не выходя из машины, чтобы не встретиться с разъяренным таксистом лицом к лицу на свежем воздухе.

Михей стригся коротко, почти под ноль. «Надо бы порекомендовать ему сделать хоть какую-нибудь прическу, – подумал Матвеев. – Сзади короче, спереди длиннее, виски прямые».

Он встретил агента улыбкой, обменялся с ним рукопожатиями. Пригласив за стол, положил перед ним листок бумаги с рекомендациями. Наполовину скрытый смысл дошел до Наймушина с первых же строк.

– Командир основной группы провалился, – сообщил Матвеев.

– Для меня это не новость, – ответил Михей.

– Объясни.

– Вы приказали сделать закладку с оружием в условленном месте, потом отменили приказ.

«Ну да», – мысленно согласился полковник с Наймушиным.

– Командир арестован, – продолжил Матвеев. – Честно говоря, хотел бы я оказаться на его месте. Он там ничего не решает, а мне приходится распоряжаться вашими судьбами. Был бы я в американской армии, мои действия определили бы как «незаконное использование силы, вооруженное насилие над людьми или собственностью для принуждения или устрашения правительства и общества, часто для достижения политических, религиозных или идеологических целей».[9]

Матвеев продолжил после короткого молчания:

– Сможешь довести до товарищей не мои мысли, а мое настроение?

– Сумею.

– Не торопитесь с ответом. У вас есть выбор – принять мое предложение или отказаться. То бишь послать меня к черту.

– А у вас выбора нет?

Матвеев поднял палец:

– На один меньше, чем у вас.

– Настроение у вас паршивое – я это понимаю. Насчет мыслей ничего не понял.

– Мысли тоже не первой свежести. Я тут рассуждал с позиции команды. Ты же не станешь спорить, что все эти дни мы работали как единая команда? Понимаешь, когда мой выбор пал на вашу группу, я подумал: работа не для подростков, не для взрослых, эта работа для людей. То есть в определенные моменты мне было не до цифр, не до возрастов. Я оперировал сухими строчками из докладов и ваших личных дел. Обучение по программе спецназа, специальный диверсионный курс. Ничего искусственного, в смысле неискреннего. Что отчасти подтвердила Тамира. Она сказала: «В армейском организме искусства вообще не нужны».

– Оправдываетесь?

– Приходится.

– Когда и где вы хотите услышать ответ?

– Здесь. В этом номере. Сегодня.

– Товарищ полковник, вы не расстраивайтесь. Нас учили: «Не можешь поступить разумно, поступай правильно».

«Только в учебном заведении типа «Инкубатора» могли взять на вооружение отвлеченное понятие, оно же теоретическое обобщение опыта, – рассудил Матвеев. – Но в принципе такой подход был верным».

2

Сангалло подумал о своем коллеге – русском руководителе операции. Он легко встал на его место, поскольку сам едва не потерпел фиаско, потому что не работал на официальные силовые структуры, а числился в военизированной частной структуре. Какие шаги он предпринял бы на месте русского резидента? Провал операции – это зачастую конец карьеры, сломанная жизнь, хромая и кривая перспектива, вечные долги. Сангалло намеренно утрировал, чтобы прийти к однозначному выводу. То есть мысленно поставил себя в безвыходное положение. И искал выход. А заключался он в словах генерала Вентуры: «Агенты группы обеспечения выполнили свое задание и отбыли на родину». Тут же припомнил свои шальные мысли: «Агенты точно отбыли на родину? Могли они изрубить предателя Фокина в мелкую лапшу?»

Закладка. Оружия нет на месте. Значит, агенты не выполнили свою миссию до конца. И они здесь. Возможно, после провала Левицкого их эвакуируют запланированным маршрутом.

Сангалло тотчас связался с Вентурой.

– Генерал, мне нужен подробный отчет оперативников вашего аппарата, которые обследовали место закладки.

– Что именно тебя интересует?

– Следы на камнях, на грунте. Была ли попытка спрятать оружие? Возможно, его изъяли после провала Левицкого. А ваши люди констатировали: оружия на месте нет. И все.

– Перезвони мне через десять минут.

Сангалло решил позвонить из машины. Он принял решение еще до связи с Вентурой. После неоправданной критики в свой адрес, которая переводилась иначе и длиннее: некомпетентность человека, сунувшего свой нос в чужие дела, полковник и дальше был намерен действовать на свой страх и риск. Во-первых, чтобы довести это дело до логического конца. Во-вторых, предоставить доказательства своей состоятельности, о которой некогда ходили легенды, но о которых начальство то ли забыло, то ли откровенно на них наплевало. Такого отношения к себе сорокапятилетний полковник просто не мог оставить без внимания. Представься случай поквитаться с обидчиками с короткой памятью, он не засомневался бы ни на секунду.

От Рима до Равенны расстояние составляло триста километров. По скоростным магистралям время в пути не превысит трех часов. Но можно уложиться в два с половиной.

Сангалло позвонил шефу контрразведки из подземного гаража. Он уже сидел в «Ниссане» с открытой дверцей и поджидал соединения.

– Да, это Сангалло. Значит, никаких следов они не обнаружили. Что же, спасибо большое. Еще один камень с души упал, – от этих слов, которые полковник выговорил впервые в жизни, его скривило. – Извините за беспокойство.

Он нажал на кнопку телефона, положил его в специальный кожаный чехол на панели управления и завел двигатель. Отметив время, он поймал себя на мысли, что не успел избавиться от спортивного интереса. Биться об заклад было не с кем, и Сангалло заключил пари со своим отражением в панорамном зеркальце: «До Равенны доеду за два с половиной часа». С этой мыслью он тронул джип с места.

Глава 15
Считать разведгруппу работоспособной…
1

Впервые от Матвеева не требовали доклада. Впервые начальство не заинтересовалось его соображениями, дальнейшими шагами. Впервые от него ждали голого, неприкрытого документами результата. Он мысленно телеграфировал начальству:


«Считаю группу обеспечения работоспособной в плане осуществления проекта „Безусловная реализация“.


А ведь он действительно так считал. Что интересно – считал так с самого начала. Они не воспринимают себя серьезно в качестве разведчиков, агентов, диверсантов. Здесь присутствует элемент игры. И на взгляд полковника, это было здорово, оптимальный вариант. Возрастные агенты отрицали игру и воспринимали себя серьезно, отвергая критику. И в этом плане группа Наймушина была способна соперничать с ними на самом высоком уровне.


«Прошу вашего разрешения на привлечение агентов Наймушина, Скобликова и Эгипти для дальнейшей работы. Полагаю, что провал Левицкого побудил контрразведку Италии посчитать дальнейшие шаги с нашей стороны опасными, а продолжение операции – нереализуемой. Нами был предпринят ряд шагов. Первое…»


На этом этапе Матвеев сделал самое, на его взгляд, разумное и полезное. Наймушин и Скобликов получили приказ вскрыть дерн на месте закладки оружия, сдвинуть камни и снова поставить их на место. Левицкий сообщит контрразведке о способе передачи оружия и укажет точное место, там итальянские оперативники обнаружат следы закладки. Отсутствие оружия – явный признак замести следы. Существовал и другой вариант: оружие перепрятали, чтобы воспользоваться им позже. Статистика подобных случаев невелика, но она показывала: в десяти случаях из десяти имело место сворачивание всех разведывательных и силовых мероприятий.

Матвеев всегда тяжело переживал неудачи, может быть, оттого, что их было не так много. Причины этого провала крылись в набившем оскомину выражении «неудачное стечение обстоятельств». Его подстегивали. Причем предупредили сразу: добраться до финиша нужно не просто быстро, а три раза обогнать на круге лидеров гонки. У него просто не было времени подумать о теплоходах, машинах, поездах, на ум пришел самый быстрый вид транспорта – воздушный. И даже в этом случае ему казалось, что он опаздывает.

2

После двух недель наблюдения за домом генерала Дикарка могла найти каждую точку наблюдения с закрытыми глазами. И парни могли преодолеть горные маршруты с повязками на глазах.

Они оставили «Фиат» в ста метрах от места подъема на высокий отрог, за которым уже начала темнеть гряда облаков. Машина уместилась в расщелине за высоким валуном, как лодка в маленькой бухте, укрытой от всех ветров. «Фиат» невозможно было рассмотреть с дороги, которая чуть дальше делала плавный поворот. И шины на мелких камнях следов не оставляли.

Это естественное тайное убежище обнаружила Тамира, осматривая в бинокль дорогу, как дальний подступ к объекту. Он мог вместить разве что этот «Фиат». Михею пришлось дважды заезжать в каменный карман. Первый раз он остановил машину ровно посередине овальной площадки. Но дверцы авто в тесном каменном кармане едва могли открыться. Дикарке пришлось подавить желание сказать: «Вынь глаза из задницы». Она вовремя вспомнила, что с Михеем не разговаривает… до конца операции. Во второй раз он поставил «Фиат» вплотную к стене правым бортом. Вылезать пришлось через левые дверцы.

Отсюда было легко подняться на плато. Естественная дорожка изобиловала изгибами, валунами, нагромождением камней. И если бы не близость дороги, она могла стать приличным маршрутом для байка.

– Через полчаса стемнеет, – поторопила Дикарка пацанов, обращаясь к Скоблику. Она первой выбралась из машины, приняла от Михея лопатку.

– Мне сегодня сон хреновый приснился, – поделился с товарищами мыслями Скоблик. – Вроде Матвей спрашивает меня: «В каком ельнике встретимся?» Я отвечаю: «Люблю забегаловки на открытом воздухе». Полковник называет мне кафе. Название тут же вылетает из головы. Я уже на встречу опаздываю, а вспомнить не могу. Что-то типа «Три сосны».

– «Три вяза»?

– Вроде не вязы, но какое-то дерево точно.

– Осина? – спросила Тамира.

– Вот и я так подумал. Не осина.

– Сосна?

– Не сосна.

– Бук?

– Что-то очень твердое?

– Дуб?

– Да погоди ты. Чувствую – близко к отгадке. И точно вспомнил: «Три мертвеца».

– При чем тут деревья? – удивилась Тамира. – Они что, в дубовых гробах были похоронены?

– Дуба они дали, ясно?

– Успел на встречу? – спросил Михей, замыкающий шествие.

– Не помню. Проснулся.

– Хорошо, что проснулся, а не дал дуба.

До места закладки добрались за десять минут. Тамира осталась контролировать подступы, парни внимательно осмотрели место. Камни кругом. Нельзя понять, был ли кто здесь недавно.

Михей и Скоблик подняли камень. Вынули из-под него несколько лопат песчаного грунта, потом снова засыпали. Камень лег не на свое место – чуть-чуть, но этого хватало, чтобы заметить, что его сдвигали. Плюс на мелких камнях осталось немного песка.

Работа плевая, но она заставила призадуматься.

Тамира подала знак и первой поспешила к парням с докладом.

– Джип «Ниссан» остановился на повороте. Водитель – лет сорока с небольшим – направляется, судя по всему, к месту закладки.

– Успели, – сказал Михей. – Тамира, спускайся нашим маршрутом. Срисуй номера с джипа. Попробуй найти особые приметы, по которым можно установить хозяина. Если в машине кто-то есть и заметит тебя, спроси на английском, где здесь автобусная остановка. Ты заблудилась. Когда гость пойдет обратно, я пошлю на твой мобильник пустое сообщение. Давай.

– «Давай» скажешь Андреа. – И все же она приложила руку к бандане и, передав бинокль Наймушину, начала спуск.

Парни отошли на безопасное расстояние. Заняв выгодную позицию в пятидесяти метрах, поджидали незнакомца.

Тамира довольно рискованно спускалась с горы. Не петляла по дороге, а прямиком бежала на препятствие. Руками отталкивалась от одного камня и неслась навстречу другому. Такой способ спуска в горной местности ей был знаком лишь в теории, на практике она применила его впервые; отчего-то представляла, что за ней гонится медведь. Здорово. Высшая лига.

Переход оказался легким. Ей самой показалось, что она нырнула в телевизор и превратилась в Лару Крофт – расхитительницу гробниц в исполнении Анд-желины Джоли. Такая же дикарка, как и она.

Экономя время, Тамира мягко спрыгнула на крышу «Фиата», оттуда скользнула по крышке багажника на землю. Покинув убежище, пошла по правой стороне дороги, часто оглядываясь. Будучи уверенной, что незнакомец приехал один и за ней нет наблюдения, она всем видом показывала, что устала и ждет не дождется, когда появится попутная машина. Даже спустила с одного плеча лямку майки: дам любому. Даже Наймушину.

Поворот. Сорок метров пути, и она увидела «Ниссан». Посмотрела наверх. Вынула из кармана джинсов сотовый телефон и на всякий случай проверила, не было ли сообщений.

Еще двадцать метров, и она окончательно убедилась, что в джипе никого.

Она обошла «Ниссан» спереди и остановилась. С внутренней стороны лобового стекла крепилось что-то вроде пропуска, похожего на российский талон техосмотра. Подойдя к джипу вплотную, Дикарка четко разобрала: пропуск на въезд в аэропорт Чампино. Фото человека, который искал следы закладки, его фамилия, должность оказались на обратной стороне пропуска. Их Тамира увидела через стекло дверцы со стороны переднего пассажирского кресла. Плохо дело, подумала она. Закладкой заинтересовался начальник службы безопасности аэропорта, где был арестован командир основной группы. Но почему этот Пальмиро Сангалло один? Избегает шумихи вокруг шумного дела? Однако шум внутренний. От этой мысли у Дикарки зачесалось в ухе. Она даже скривилась от зуда и несколько раз сглотнула.

Сотовый телефон пискнул «позывным». Пустое сообщение.

Она поспешила назад, по-прежнему оглядываясь.

3

Матвеев встретился с Михеем в пиццерии, больше напоминающей питейное заведение. Столики заменяла круговая стойка. Внутри сновали официантки, которые возвышающимся на высоких стульях посетителям казались миниатюрными, как китаянки на старинных картинах.

– Значит, место закладки подверглось еще одной проверке, – вслед за подопечным повторил полковник. – Причем самим шефом службы безопасности Чампино.

Он отчего-то дожидался вопроса: «Что вы думаете по этому поводу». Такой вопрос задал бы майор Тартаков, лейтенант Левицкий, Родионов…

– У меня одна версия, – ответил после непродолжительной паузы полковник. – Сангалло лично проверял показания Левицкого. Возможно, для того, чтобы его впоследствии не обвинили в снисходительности, даже в помощи человеку, с которым его связывает прошлое. А в прошлом, если мы заглянем в него, неплохие отношения между итальянским полковником и русским лейтенантом. Думаю, Сангалло выстраивает себе алиби, если вышестоящие чины откровенно провалятся. Что получается. Сангалло также не обнаружил оружия и пришел к выводу, что отсутствие оружия – явный признак желания замести следы. Полковник наверняка знаком с практикой: в таких случаях противная сторона сворачивает все разведывательные и силовые мероприятия.

Матвеев выстроил логическую цепочку, не замечая трещины в одном звене. Да, противная сторона обязана свернуть все разведывательные и силовые мероприятия, но только не в этот раз. Потому что Сангалло стал свидетелем не заметания следов, он увидел их имитацию.

Глава 16
Тщеславие
1

Сангалло распорядился подготовить видеоматериалы с двумя главными действующими лицами: Вадимом Левицким и безымянным агентом российской разведки. Главный инженер-оператор проявил себя классным специалистом по монтажу, и у Сангалло зародилось подозрение – не работал ли его подчиненный в области кинематографии.

Будто пресытившись общением с Левицким, итальянский полковник сосредоточил свое внимание на встречающем. Расположившись в удобном кресле, положив ногу на ногу, вооружившись пультом, Сангалло изучал человека лет тридцати, одетого не без светского шарма: чуть помятый льняной костюм, черная рубашка, остроносые туфли. Поднятые на лоб солнцезащитные очки в роговой оправе позволили полковнику в деталях изучить его лицо, определить цвет глаз – голубой или светло-серый. Незнакомец попал под объективы четырех видеокамер; по крайней мере, одна смотрела на него едва ли не в упор – с расстояния всего пятнадцати метров, и он не мог не догадываться об этом. Довольно массивная, французской фирмы «Соплем», камера имела поворотный станок, хайтековскую зеркально-линзовую систему. Сангалло уловил момент и с помощью пульта дистанционного управления захватил изображение незнакомца. Подкатившись на кресле ближе к компьютеру, полковник вызвал меню и кликнул на опции «распечатать выделенный фрагмент». Когда он вынул из приемного лотка принтера снимок, он ему показался намного четче того, что сейчас застыл на мониторе. Нажав на клавишу селекторной связи, он вызвал помощника по имени Ди Мартино.

– Разошли изображение этого человека по всем международным аэропортам страны, портам, железнодорожным вокзалам. Возможно, он впервые попал под объективы двумя неделями раньше. Попроси наших коллег расширить поиски на три дня в ту и другую сторону. Один шанс из тысячи, но упускать его нельзя. Графический файл скачай из моего компьютера.

– Это все, шеф?

– Да. Можешь идти.

И еще несколько «да». В страну можно попасть на автобусе, на машине, пешком. Можно пересечь границу на дельтаплане. Можно морем – на пароме, теплоходе, скоростном катере. Приемлемый вариант провести оружие в оборудованной тайником машине. Можно купить оружие в Италии. Но это след, который опытная ищейка обязательно возьмет.

Современная система поиска и идентификации сводила работу операторов собственно к наблюдению. Программа подавала звуковой сигнал, когда улавливала совпадения ключевых черт или же устанавливала идентичность. Кадры мелькали в режиме ускоренного просмотра, что не мешало программе искать, сравнивать, анализировать. Специалисты полутора десятков аэропортов страны всматривались в мониторы. В левой части экрана снимок разыскиваемого человека; внизу панель настроек, индикаторы; в правой части в ускоренном режиме воспроизведения мелькают пассажиры, встречающие, провожающие, служащие. За меняющимися цифрами на информационном табло проследить было невозможно. Исчезают и появляются на ленте рентгеновских аппаратов дорожные сумки, чемоданы. Проносятся через арки металлодетекторов пассажиры. Их словно сортирует служащая с портативным детектором. Одних она пропускает, других останавливает детектором-жезлом и заставляет пройти досмотр еще раз. На столе с резиновой поверхностью появляются и исчезают металлические вещи.

И только Пальмиро Сангалло просматривает запись в обычном режиме. На экране снова «мистер Икс». В очках, поднятых на лоб, с журналом в правой руке. Кажется, он проявляет нетерпение. Конечно, он увидел Левицкого у стойки паспортного контроля. Минута, и он встанет позади худощавого мужчины. А когда того пригласят пройти к таможенной стойке, Левицкий станет очередным, кто пройдет последний досмотр.

Вот сейчас…

Но нет. Сангалло ошибся. Однако не нахмурился, а в очередной раз похвалил оператора-монтажера. Камера запечатлела начальника смены паспортного отдела, который докладывал по рации. Сангалло помнил его ответ на свой вопрос, но сейчас ему показалось, он понял его по артикуляции: «Да, я смотрю на него».

А вот на экране сам шеф службы безопасности Чампино. Фигура Сангалло на миг закрывает встречающего, затем дает видеокамере, установленной на этом участке на высоте двух метров, запечатлеть уже растерянного человека.

От Сангалло не укрылся его же утонченный жест, которым он пригласил Левицкого следовать за ним. Вадим словно примеряется к поступи полковника, перекидывает чемоданчик из одной руки в другую. Вот и тот момент, который полковник не смог заметить при всем желании. Он снова воспользовался помощью мышки, чтобы захватить неуловимое движение Левицкого. Выделил и увеличил интересующий его участок снимка и отчетливо увидел скрещенные пальцы, символизирующие решетку, арест. И тут же получил подтверждение: незнакомец понял Левицкого. Его губы пришли в движение, словно он выругался. Мгновение – и он опустил очки. Пошел к выходу. Бросил журнал в урну. На вокзальной площади он снова попал под неусыпное око внешней камеры наблюдения. Его можно было узнать в многоликой толпе. Он курил, часто и глубоко затягиваясь. Камера пришла в движение в самый неподходящий момент. Когда она вернулась в исходное положение, незнакомца и след простыл. Он мог сесть в такси, в поджидающую его машину. Как бы то ни было, след его обрывался на площади.

«Хорошая работа», – Сангалло мысленно похвалил инженера.

Через четверть часа он воздал хвалу безымянному оператору из службы безопасности аэропорта Марко Поло и создателю уникального софтвера идентификации. По линии посыльной службы, обеспеченной мощной защитой пересылаемых данных, Сангалло получил снимок Родионова. И тихо рассмеялся, отметив, во-первых, знакомый уже льняной костюм. Он мог бы надолго задержаться на деталях, но не было времени. Точнее, он не хотел терять ни секунды. Вывод один: этот человек встречал не только Левицкого. Ровно две недели назад он встречал неуловимую группу обеспечения в Марко Поло. Они благополучно прошли паспортный и таможенный контроль. Доказательством послужила аналогичная миссия встречающего. После удачной акции в одном аэропорту он и его руководство вышли на бис.

Сангалло от своего имени сделал запрос в службу безопасности Марко Поло и получил ответ: интересующий его человек, скорее всего, встречал российский чартерный рейс. Записи из видеоархива говорят следующее: он прибыл за полчаса до прибытия чартера и покинул здание аэровокзала, едва пассажиры прошли стандартные процедуры и получили багаж.

Проявляя нетерпение, Сангалло связался с коллегой из Марко Поло, который хоть и называли венецианским, но находился аэропорт на материке в городе Тессера.

– Сколько человек было на борту российского чартера?

– Сейчас уточню. Сто тридцать два.

– Подготовь полный список пассажиров. Мне необходимо уже сегодня ознакомиться с видеозаписями терминала, который принимал борт. Временные рамки: прибытие рейса плюс полчаса вперед и назад. Это срочно. Заранее благодарю.

Сто тридцать два человека. По меньшей мере трое из них являются агентами российской разведки. Но как они прошли строгий таможенный досмотр? Если верить Левицкому, в их багаже находились модифицированные пистолеты-пулеметы и специальные бесшумные пистолеты. Есть специальное оружие, которое оставляет не у дел большинство металлодетекторов. Но нет такого, которое не было бы поймано всевидящими рентгеновскими лучами. Что, русские изобрели чудо-контейнер?

Получив из аэропорта Марко Поло материалы, полковник впился глазами в первого пассажира. Лет сорока, полноватый, с огромной багажной сумкой. За ним следовал парень лет пятнадцати. Вскоре выяснилось, что это отец и сын. Эта пара отпадает. Следующая – женщина лет тридцати. Стоит ли вычеркивать из списка женщин? Ни в коем случае. Левицкий ничего не знает о группе обеспечения. Возможно, эту миссию возложили именно на женщин. Ход не оригинальный, но возможный.

Сангалло выругался. К черту женщин. К черту сопляков с горными велосипедами. Он задумался: зачем таможенники затащили тройку подростков в помещение для дополнительного досмотра. Ах да, сориентировался он, у них же крупногабаритный груз. Ему пришлось снова ориентироваться – на сей раз с огромным потоком видеоинформации. Он отыскал запись досмотра трех подростков. Неподвижная видеокамера в углу помещения передавала прекрасную, хотя и искаженную по углам панораму. Один инспектор занят досмотром ручной клади и багажа. Женщина в форме не принимает участия в процедуре, она переводит. Еще один инспектор помогает оператору: ставит на ограниченную размером стола подвижную ленту велосипед.

Сангалло знал возможности этой рентгеновской установки. Лучи могут проникнуть сквозь стальную пластину толщиной семнадцать миллиметров. Взрывчатые вещества отображаются на экране ярко-оранжевым цветом и немедленно привлекают внимание оператора к подозрительному предмету. Таковой тотчас отыскался. Он нашел место во рту девушки лет семнадцати. Все трое служащих таможни смотрели ей в рот. Что там у нее? Может, в горле застрял кусок пиццы? Начальник смены махнул рукой, и русских «горняков» отпустили.

Собственно, Сангалло свернул с прямого просмотра «пассажиропотока», чтобы не возвращаться к троице экстремалов еще раз. У него зародилось подозрение, что двух парней и девушку могли использовать в качестве курьеров. Однако таможенники и сверхчувствительная аппаратура исключили эту версию.

Полтора часа просмотра, и полковник Сангалло выделил семнадцать человек. Семнадцать возможных агентов. Но не нашел ничего подозрительного в поведении Родионова. Тот заступил на пост с равнодушной миной и покинул его, не меняя выражения. Стоп! А может, он никого не встретил? Может быть, оператор в Марко Поло, отыскав искомого человека, ограничился лишь просмотром записей одного дня?

Звонок в венецианский аэропорт развеял его сомнения. Оказывается, оператор взял за точку отсчета позапрошлую среду и вскоре поднял большой палец: «Есть! Нашел». Передав материал начальнику, он продолжил работу, четко придерживаясь приказа: плюс-минус три дня. И пока еще его работа продолжалась. Ему предстояло просмотреть записи, сделанные многими видеокамерами за шесть дней. И он не мог сократить поиски, ограничиваясь прибытием лишь российских рейсов. Агенты могли выбрать маршрут, называемый «коротким плечом», через третью страну.

Сангалло больше не мог себе перечить. Он вычислил и день, и час прибытия агентов из группы обеспечения, видел их, просматривая видеозапись. Но кто из семнадцати?

И снова он возвращается к «мистеру Икс». Может, он запутывал следы в Марко Поло? Глупо. Так откровенно нарисоваться мог только висельник.

Сангалло подготовил список из семнадцати подозреваемых и переслал его на факс, стоящий в приемной шефа итальянской контрразведки.

Но полковник не был бы собой, если бы спустил на тормозах экстремальную троицу. Он снова потревожил помощника. Неотрывно глядя на Ди Мартино, Сангалло отдал распоряжение:

– Разошлите по всем полицейским участками и управлениям следующую информацию. Проверить все альберго[10] на своих участках, включая локанды, пансионы, гостиницы в виллах, монастырях, замках. Установить местонахождение русских туристов, прибывших в Италию в среду, 26 августа: Виктора Скобликова, Михаила Наймушина, Тамиру Эгипти. Сделайте снимки этой троицы со слайдов видеозаписи и приобщите к работе. Они могли зарегистрироваться по поддельным документам. Особое внимание уделить восточной части Эмилио-Романьи: это Равенна, Римини, другие прибрежные города. О результатах проверки немедленно докладывать в офис службы безопасности аэропорта Чампино. Информацию разослать от имени начальника управления контрразведки. Я тотчас свяжусь с Вентурой и улажу этот вопрос.

2

В отчете Наймушин рекомендовал начать активные действия в девять вечера. Генерал Фокин придерживался строгого расписания. Ужин начинался для него в девять. Он выходил из дома, шел вдоль колонн галереи, чтобы сесть за стол в конце портика. Четверо охранников появлялись в поле зрения на считаные мгновения. И только наметанный глаз Дикарки позволил установить их места.

Горничная и водитель также относились к числу сотрудников службы безопасности. Смены менялись каждые сутки, но расписание оставалось неизменным.

Подтвердились выводы, сделанные Матвеевым. Поначалу генерала ГРУ охраняли как особо важную персону. Затем охрану ослабили. При нем остались горничная, водитель, исполняющий функции телохранителя. Обязанности наружного наблюдения легли на плечи местных полицейских. Но все коренным образом изменилось с тех пор, когда в прессу попало заявление с решением генерала опубликовать материалы, порочащие военную и политическую верхушку России.

И еще одна резкая перемена. После провала диверсионной группы, или неудачной попытки устранить генерала, число охранников возросло до шестнадцати.

И все же генерал не изменил привычкам, традиции обедать в строго определенное время. Тамира не заметила в поведении клиента рисовки, показной храбрости, что соответствовало характеристике, данной на генерала полковником Матвеевым.

«Генерал никогда не принадлежал к числу трусов. В наше время изменить выставленной на торги родине, что харкнуть себе под ноги. И все же его поступок можно называть отважным. Но только не мужественным или бесстрашным. Он бросил вызов, отдавая себе отчет в том, что его перчатку обязательно поднимут».

Снять генерала из снайперской винтовки было сложно даже для профессионального снайпера или искушенного охотника. Фокин скрывался в тени портика. Способствовала его безопасности и возвышенность. Даже с самой оптимальной для выстрела позиции наблюдателю или стрелку не удавалось увидеть объект целиком. А ведь несколько дней назад Дикарка видела генерала в проемах окон, у бассейна… В конце концов, Тамире надоело размышлять о пустом, и она сказала:

– Чего жалеть о снайперской винтовке, когда у нас ее нет.

– У нас и времени нет. Завтра начинаем операцию.

Михей снова смотрел на лист бумаги с планом виллы, с масштабом, указанным в верхнем правом углу. В верхнем левом – время: 21.00.

Дикарка разложила на столе карту города, где были отмечены важные в плане работы объекты. Она не сразу выговорила слово «баптистерий». В этой крещальне, расположенной рядом с церковью, агенты побывали на четвертый день нахождения в Равенне. Было поздно – около десяти вечера, однако дверь купельни была открыта, внутри восьмигранного помещения горел тусклый свет. Михей мимоходом указал на расписание: «Часы работы с половины девятого утра до половины восьмого вечера». Он первым смело перешагнул порог крещальни, которая издали походила на крепостную башенку. Внутри они не увидели служителей. Изображая припозднившихся туристов, они обследовали башенку, поднялись по винтовой лестнице и буквально под самым куполом нашли порядком захламленное подсобное помещение. Узкое и длинное, оно, казалось, находилось в толще стены, на самом же деле основная часть приходилась на эркер с решеткой. В первую очередь Михей нагнулся и провел рукой по полу. Толстый слой пыли говорил о том, что в это помещение не заглядывали по меньшей мере две-три недели. Он сдвинул в сторону рамы от сгнивших картин и сел на пол, вытянув ноги. «Совсем неплохое убежище», – улыбнулся он. Стоя просматривалась большая часть парка, засаженного в основном каштановыми деревьями, и церкви, тонувшей в алеппских соснах.

Они вышли из баптистерия и дождались служащего церкви в парке. Монах зашел внутрь, прошел по кругу и вышел. Наложив запор и закрыв дверь на ключ, он возвратился в церковь через парк.

Дикарка еще не смогла забыть трепета перед мрачной башенкой, окунувшейся в вечерние сумерки. Она словно слышала голоса из прошлого. Ей привиделись не обряды крещения, а казни. В этом эркере, похожем на клетку, сидит приговоренный к страшной смерти. Без крошки хлеба и глотка воды, он медленно умирает. И если приглядеться внимательно, то при свете факелов можно заметить, что он голый, а с него свисают лохмотья кожи.

Назавтра другой монах закрыл башенку раньше – в половине девятого.

Кто-то назвал ее по имени. Потом вдруг окликнул:

– Дикарка, уснула, что ли?

– Нет. – Девушка неожиданно рассмеялась. Они расположились за круглым столом. – Не хватает еще троих, чтобы представить себя шестеркой знатоков.

– Хоть восьмеркой, – отозвался Скоблик. – Все равно правильный ответ на вопрос дадут только три человека: я, ты и Михей.

– Молодец! – Дикарка выставила ладонь, Скоблик хлопнул по ней. – Ты и я. Это ты верно подметил. Командир вечно плетется в хвосте. Одни телки на уме.

Михей махнул на них рукой.

К этому времени они, прогоняя ключевые действия, уже оказались на территории объекта. Дикарка, снова настраиваясь на рабочий лад, указала свое место на своей копии плана – под надежной защитой портика – и отметила время:

– Сорок секунд.

Завтра ей придется вести обратный отсчет – сколько осталось до завершения основной фазы операции. А пока они фиксировали отдельных моменты, разбив общий план на несколько отдельный частей.

– Пошел сигнал в полицию. – Дикарка нашла на карте квестуру на Via Berliguer и карабинеров на Via Pertini. – Минута, чтобы отреагировать и сесть в машины. Еще через минуту они будут здесь. – Тамира указала место железнодорожного переезда. Устала, – она потянулась, выгибая спину, – уже пятый раз сегодня гоняем на картах.

– Гоняем на картах? – хмыкнул Михей. – Потянулась? Поехали дальше. Первый пост карабинеры выставят сразу за железнодорожным переездом. Второй уже за городом. – Он сверился с записями. В прошлый раз у них получилось одиннадцать с половиной минут. То есть от начала операции до прибытия на виллу карабинеров. Диверсанты успевали покинуть объект и добраться до машины за восемь минут. И это была минимальная фора. Им предстояло вывести машину на дорогу, проехать полторы сотни метров и свернуть.

Средством подстраховки им послужил белый «Рено» с приличной приемистостью. Уже сегодня его нужно поставить к месту съезда. Но так, чтобы он не бросался в глаза, чтобы он был близко к шоссе, но не был виден водителям проезжающих мимо машин.

«Рено» тут же окрестили родионовским. В контору по прокату машин наведывался именно Родионов.

– Кто поедет ставить машину?

Скоблик поднял руку: «Я».

– Почему ты? – спросила Дикарка.

– Потому что ты запрешься у себя в комнате. Михей уйдет к Андреа или начнет неистово работать с документами. А что делать мне?..

3

Андреа невольно насторожилась при виде двух человек в штатском. Она научилась с одного взгляда распознавать казенных людей, пусть даже одетых в шорты и легкомысленные панамы.

– Buongiorno, signora! Permesso?[11]

– Prego.[12]

– Андреа Аньелли? – продолжил Ди Мартино, приняв приглашение войти.

– Да. – Она подошла к крохотной стойке, на которой уместился журнал и телефон.

– Синьорина Андреа Аньелли?

– Да, – была вынуждена повторить хозяйка.

– И это ваша гостиница?

– Я совладелица локанды. Исполняю обязанности портье. Однако наше заведение входит в сеть отелей «Завтрак и постель». Могу я поинтересоваться, кто вы?

– Я офицер службы безопасности аэропорта Чампино. Меня зовут Ди Мартино. Это Марк Джакоза, он из полиции. – Ди Мартино вынул из кармана лист бумаги и, нарочито морща лоб, воспроизвел имена: – Михаил Наймушин, Виктор Скобликов, Тамира Эгипти. Эти люди остановились в вашей гостинице?

– Нет. – Андреа не могла не сдержать вздоха облегчения.

– Возможно, я неправильно прочитал их имена. Или мне продиктовали другие по ошибке. Взгляните-ка на снимки. – Он разложил на стойке фотографии русских агентов. – Узнаете кого-нибудь из них?

Андреа побледнела.

– Да, они мои клиенты. А в чем, собственно, дело?

– Мы расследуем кражу в аэропорту. Точнее, кража – сильно сказано, – Ди Мартино позволил себе улыбнуться. – У нас есть подозрения, что ваши клиенты по ошибке взяли чужую сумку.

– Как выглядит сумка? Я запомнила багаж хорватских туристов.

– Сумка может выглядеть плачевно – в какой-нибудь яме или мусорном баке. Но без вещей, понимаете?

Ди Мартино хмыкнул: агенты зарегистрировались под хорватскими именами, а прибыли в страну по российским паспортам. Он полагал, что Сангалло удивится и обрадуется этой информации.

– Понимаю, – кивнула Андреа. – Вы хотите допросить моих гостей. Они ушли рано утром. – Она посмотрела на часы и покачала головой: сейчас было только начало девятого утра. – Обычно они возвращаются к ужину.

– В котором часу вы подаете ужин?

– По просьбе клиентов в десять вечера.

– Было бы неплохо осмотреть их вещи прямо сейчас.

– Извините, но я дорожу репутацией локанды. – Андреа покраснела и тише добавила: – Даже в отсутствие родителей.

– Хорошо, – сказал Ди Мартино. – Разрешите взглянуть в учетные карточки?

– Конечно.

– Заодно покажите чек, квитанцию. Как именно был произведен расчет?

– Наличными, – ответила Андреа после короткой паузы. – Они обналичили дорожные чеки. Я забыла оприходовать эту сумму.

– Владельцу сети отелей «Завтрак и постель» это вряд ли понравится. Всего вам доброго, синьорина.

– Одну секунду. Я открою номер. Пойдемте со мной.

Ди Мартино оставил полицейского за дверью. Хозяйку предупредил:

– Задержите ваших постояльцев, если они появятся, под любым предлогом. Позвоните в номер. Я тотчас уйду. Где мне можно переждать некоторое время?

Андреа показала на дверь туалета в конце коридора.

– Кстати, они пользовались гостиничным телефоном?

– Ни разу. У них сотовые телефоны. Они часто кому-то звонят. Судя по тону, делятся впечатлениями.

Ди Мартино, прежде чем войти в номер, тщательно обследовал дверь. Любой сторожок в виде протянутой между косяком и дверью нитки или волоса вызвал бы на его губах улыбку. Не найдя «контрольки», Ди Мартино снял обувь, вошел в номер и закрыл за собой дверь.

В первую очередь он огляделся. В этой центральной комнате ничего, что представляло бы для него интерес. Он прошел в соседнюю комнату. Осмотрел дверцы шкафа, открыл его, вынул дорожную сумку. Прежде чем расстегнуть ее, запомнил положение замочка на «молнии». Обследовав сумку, застегнул ее, не доводя замочек до конца, а оставляя четыре зубчика, как и было. Затем обшарил вещи в шкафу, выдвинул каждый ящик в комоде. Просмотрел несколько десятков фотографий, сделанных накануне. Почти на всех снимках молодые люди позировали в полной экипировке и непременно на горных велосипедах.

Обыск продолжался недолго. Ди Мартино прихватил с подноса, стоящего в центре стола, три стакана. Передав их полицейскому, обулся, первым спустился вниз.

– Я заберу у вас стаканы, – предупредил он хозяйку, – и возмещу вам ущерб.

С этими словами он положил на стойку пятьдесят евро. Дальше повел себя, как киношный детектив. Приоткрыв дверь, снова закрыл ее и вернулся на середину холла:

– Где ваши клиенты держат велосипеды?

– В подвале. – «Черт, – выругалась Андреа. – Если сыщики спустятся в подвал, обязательно затронут тему машины. Еще одно нарушение – я сдала напрокат машину несовершеннолетним».

– Пожалуйста, проводите нас в гараж, – попросил Ди Мартино. Когда они оказались в гараже, поинтересовался: – Где обычно стоят велосипеды?

– У стены, – хозяйка указала рукой на стену.

– Спасибо, можете идти.

Ди Мартино опустился на корточки и обследовал часть пола у стены, обнаружил щепоть желтоватого порошка. Похожие частицы нашел и на поверхности верстака. Собрав порошок в полиэтиленовый пакетик, он призадумался.

– Нашли что-то интересное? – поинтересовался Марк Джакоза.

– Смею надеяться, – последовал ответ. – Рассуждать, не имея фактов, – большая ошибка. Кажется, так сказал Шерлок Холмс.

Поднявшись по лестнице, Ди Мартино спросил у владелицы отеля:

– Как часто вы убираетесь в гараже? Только не говорите мне – по мере загрязнения.

– Вас интересует, когда я в последний раз прибиралась в гараже?

– Именно.

– Вчера днем.

– Я заметил сток в полу. Вы моете пол из шланга?

– Да. Вас интересует местоположение сточного водоема?

– Нет. Чао.

– До свидания.

Андреа проводила их глазами. Провела рукой по лбу, словно желая таким образом снять беспокойство. Ищут совсем других людей, фамилии которых назвал Ди Мартино. Но имена хорватов им все же известны. Скорее всего, был сделан запрос в сетевой офис, куда она в обязательном порядке пересылала данные на клиентов. Но вот вопрос: действительно ли они виновны в краже? Судя по физиономии Ди Мартино – нет. Хотя дело в другой физиономии. Андреа не смогла сдержать улыбки, вспоминая Михея. Но его тут же заслонила фигура Ди Мартино. Если бы он не заплатил денег за стаканы, с которых он наверняка снимет отпечатки пальцев, его самого можно было бы обвинить в краже.

Андреа зашла в кухню, сняла с полки три стакана. Она решила не говорить клиентам о визите полиции. Во-первых, они могли съехать и лишить ее хотя и небольшой, но прибыли, и лишить того, о чем поют музыканты всего мира: удовлетворения. Все вместе и по отдельности они были симпатичны ей. Она завидовала их беззаботности. Ее не покидало странное чувство – будто они вырвались из мест заключения на свободу.


Дабы не появляться перед шефом с пустыми руками, Ди Мартино, имея рабочую версию и будучи уверенным в своей правоте, наведался в лабораторию таможенной службы уже спустя три часа после обыска. Лаборатория впечатляла методами исследования взрывчатых веществ, наркотиков. Ди Мартино передал лаборанту пакетик с желтоватым порошком и попросил провести анализ. И едва услышав, что основным компонентом порошка является йод, усмехнулся и покачал головой.

– Если в металлическую трубу спрятать какой-либо предмет и заполнить пустоты этим веществом, рентгеновский аппарат обнаружит закладку?

– Бьюсь об заклад, что это вещество относится к рентгеноконтрастным средствам, – невольно скаламбурил лаборант.

– Так да или нет?

– Нет, рентгеновские лучи споткнутся на нем. Мне поставить эксперимент?

– И побыстрее. Получишь результат, сразу же звони мне на сотовый.

Через полчаса Ди Мартино стоял перед шефом и смотрел на него в упор.

– Вот как они прошли все рубежи нашей защиты. Оружие было спрятано в полостях велосипедных рам, полости засыпаны порошком на основе йода. Фактически рентгеновские лучи обследовали лишь толщину трубчатой конструкции. Как стенки желудка.

– По-твоему, оружия сейчас в рамах нет?

– Как нет и велосипедов. Они освободили контейнеры вчера вечером или сегодня рано утром.

Глава 17
Ослепленный желаниями
1

Сангалло срочно собрал людей на совещание. Он пригласил бойцов штурмовой группы службы безопасности Чампино, по сути, своей группы антитеррора, тех, кому он мог доверять. Он уже стал знаменитым среди многочисленных сотрудников аэропорта, и именно эта тема стала вступлением к главной.

– Не стану скрывать от вас, как меня и вас в моем лице поимело руководство контрразведки. Мы задержали командира диверсионной группы, предотвратили преступление, вышли на дублеров. У нас в руках все нити этого преступления, которое переходит в завершающую фазу.

Сангалло вышел из-за стола, обошел его и стал, облокотившись на спинку высокого кресла.

– Мы раскрыли оригинальное решение русских, которые обошли не только людей, но и обманули новейшее рентгеновское оборудование. Это вам о чем-нибудь говорит?

Сангалло работал в своей излюбленной манере – не торопил события. И тому была веская причина. И он озвучил ее, едва ли не чеканя каждое слово.

– Если бы я мог управлять событиями, то выстроил бы следующую цепочку. Дублеры делают свою работу – убирают русского генерала; я беру дублеров, убивших генерала. Откровенно говоря, я здорово получил по рукам после того, как задержал Левицкого и фактически раскрыл заговор.

«Тогда я думал о прессе и телевидении, – не смог сдержать вздоха Сангалло. – Видел свое счастливое и статичное лицо на снимках, а на лентах – в чуть заметном движении».

Теперь его не прельщала перспектива раскрыть еще один заговор. Что такое покушение на жизнь? Поговорили и забыли, жизнь пошла своим чередом.

Пальмиро несколько раз обрывал себя: «Хватит. Бери то, что можно взять». И вдруг понял, что боялся своей тени.

Ему выпал шанс копаться в предложениях, отвергать те, за которые он еще вчера сам был готов заплатить. Имя. Он наконец-то обретал имя и истинное лицо. И пусть истина запоздала.

Хотя кто это сказал? Сангалло улыбнулся. Ему всего сорок пять. В этом возрасте трудно наделать глупостей. В этом возрасте уместно вспоминать о них – с бокалом вина, перед камином, ощущая тишину, невесомое прикосновение к плечам рук любимой женщины.

Он оглядел своих подчиненных и сел на место.

– Предупреждаю вас, господа, кто не со мной, тот против меня. Я полностью несу ответственность за вас, вы же выполняете мои приказы.

Ди Мартино поднял руку.

– Слушаю тебя.

– Меня интересует судьба охранников генерала. Он русский, они – итальянцы. Выходит, мы будем ждать, смотреть, как дублеры пробиваются по их трупам к своей жертве?

– Послушай, что я отвечу. Ведь если бы не я, не арест Левицкого, охранники, о которых ты печешься, были бы уже мертвы. Для меня они и сейчас мертвы.

Сангалло приберег напоследок веский аргумент. Он полагал, что его доводы невозможно опровергнуть. Собственно, он вернулся к теме заговора. Он повторился:

– Теперь меня не прельщает перспектива раскрыть еще один заговор. Что это такое, заговор? Тайное соглашение о совместных действиях против кого-то? Негласное соглашение не говорить о чем-то? – Он вытянул вперед руки. – Это боль в руках. Я предчувствую ее. Пусть этот факт просочится в прессу и наполнит экраны телевизоров. Мы побарахтаемся в них, как в наглухо закрытом аквариуме, и в нем сдохнем. И только убийство генерала позволит нам находиться в лучах славы непростительно долго. Потому что мы станем участниками долгого процесса по делу об убийстве, предстанем в качестве главных героев. Да, мы не смогли предотвратить убийство, но мы не оставили шансов убийцам. Мы – профессиональная команда. Мы, в отличие от официальных органов правопорядка, прошли до конца.

«Вот здесь должен бы послышаться ропот», – чуть устало подумал Сангалло. Но среди собравшихся царила тишина.

Ее нарушил Ди Мартино. Он предстал соратником – испытанным боевым товарищем Сангалло.

– Я согласен. – Он добавил от себя: – Официальные лица боятся скандала. Нам любая шумиха будет на руку. Но прежде мы должны принять предложение шефа. А после нас будут охранять так, как не снилось папе. Если я, не дай бог, поскользнусь и сломаю ногу, силовиков обвинят в покушении на убийство.

Слово взял командир группы спецназа Арно.

– Мы выйдем за рамки закона, отстаивая внутренние интересы нашей компании?

– Хороший вопрос… и хороший ответ, – улыбнулся Сангалло. – Мы вправе подтвердить свою состоятельность в плане борьбы с воздушным терроризмом. Разве мы не обезвредили диверсанта здесь, в аэропорту? На очереди диверсионная команда, просочившаяся через коридор другого противодиверсионного подразделения. И тоже в аэропорту.

2

Пальмиро во второй раз обращался к протоколу допроса Левицкого. Он стоял лицом к прозрачной стене кабинета и видел через него секретаршу, занятую телефонным разговором.


Сангалло:

– Ваша группа отрабатывала действия на схожем объекте?

Левицкий:

– К работе с планированием операции были привлечены архитектор и пожарный инспектор. Их имен я не знаю, но оба классные специалисты. Оба имели досье на схожие здания. В первую очередь это подробные схемы с пояснениями по поводу способов проникновения в здание в чрезвычайных обстоятельствах. Фотографии, подробное описание объекта, расписание караульных смен, распорядок дня, все, что мы получили от разведгруппы, не потребовало от нас тренировок в схожем здании.

Сангалло:

– Выходит, разведгруппа подготовлена лучше?

Левицкий:

– В части разведки и планирования операции – не исключаю. Думаю, обе команды равноценны. Об этом говорил и офицер-планировщик.

Сангалло:

– Знаете его фамилию?

Левицкий:

– Только звание – майор. Он работает в профильном отделе военной контрразведки. Возглавляет секцию. Или же эта секция – ширма, я не знаю.


Сангалло оторвался от чтения, увидев жест секретарши, а затем услышав ее голос по селектору:

– Шеф, Марк Джакоза на связи.

Он поджидал звонка от полицейского с минуты на минуту. Посчитал, что Джакоза сэкономил ему время.

– Да.

– Полковник, это Марк Джакоза.

– Да, да, я знаю. Вы провели повторный обыск в номере русских?

– Конечно.

– Докладывайте, пожалуйста.

– Документы, вещи на месте.

– Машина? «Фиат», кажется.

– Да, рухлядь конца шестидесятых. В гараже ее нет. Велосипедов тоже. Аньелли стоит на своем. Не знает, куда поехали ее постояльцы, вернутся к ужину.

«Вряд ли они вернутся к ужину. Они ушли на задание».

– Спасибо, Марк. Больше ничего не предпринимайте. Я знаю ваш номер телефона. До встречи.

Сангалло вышел в приемную. Отметив время на модерновых настенных часах, на ходу попрощался с секретаршей.

– До завтра. – На выходе обернулся и подмигнул помощнице, чего никогда раньше себе не позволял: – Прошу вас никому не говорить о том, что я ушел с работы так рано.


Сангалло еще раз, словно не доверял спецназовцам, словно ни разу не видел их амуниции, осмотрел уникальное снаряжение. Классные пистолеты-пулеметы «спектр» итальянской фирмы SITES, предназначенные для проведения полицейских и противотеррористических операций, требующих мгновенной реакции. Знаток оружия, Сангалло дал «спектру» сжатую характеристику: компактное, маневренное оружие, с большой плотностью огня на малых и средних дистанциях.

– Разрешите?

– Что? – Сангалло едва не вздрогнул. Рядом с ним стоял капитан Арно.

– Вы держите мой пистолет. Разрешите взять его?

Полковник расслабил пальцы и дал командиру группы забрать оружие – «беретту-кугуар» с магазином на пятнадцать патронов.

Все шестеро спецназовцев были экипированы в черную униформу. Несмотря на грозный вид, они в этой комнате, называемой раздевалкой, виделись спортивной командой. Через минуту тренер посмотрит на часы, скажет: «Пора, ребятки», и шестеро вооруженных до зубов атлетов покинут свои места. В подземном холле они обязательно столкнутся с соперником, также спешащим на арену.

Сангалло из раздумий вывел голос Арно:

– Полковник, давайте команду.

И он тут же перенесся на два года назад, услышал голос Левицкого: «Полковник, давайте команду на задержание». И восьмерка русских спецназовцев, вооруженных короткими автоматами, повторила маршрут преступников…

Повторила маршрут преступников.

Сангалло усмехнулся. Сейчас он, и его команда, и команда противника стали в один ряд с преступниками.

– Пошли, – прозвучало негромко, но уверенно.

Арно стал у двери. Мимо него прошли в быстром темпе и скрылись в полутемном коридоре пятеро спецназовцев. Кивок капитана в сторону полковника: «Теперь вы». Арно последним покинул помещение. Закрыв дверь и повернувшись к ней, он заблокировал замок с помощью сканирующего устройства.

Спецназовцы сгрудились у запасного выхода, где их поджидал серый микроавтобус «Фольксваген» с непроницаемыми стеклами. Сангалло открыл дверь своей карточкой и, в свою очередь, посторонившись, пропустил вперед бойцов и их командира. Закрыв дверь, полковник отдал команду жестом. Арно повторил ее для своих подчиненных, и спецназовцы заняли места в салоне, сам он прошел на место водителя.

Впереди стоял джип «Ниссан» с полковником Сангалло за рулем. Ему казалось, он поймал в отражении панорамного зеркальца глаза капитана Арно, потом глаза каждого спецназовца. Шестеро лучших. Его волновало как качество, так и количество. Чтобы его потом не обвинили в геноциде против русских. Подростков. За глаза хватило бы одного снайпера. Но этот факт свидетельствовал, как ни странно, о натуральном истреблении, целенаправленной акции, которую в прессе обязательно окрестят бойней или полюбившимся выражением «кровавая баня». Сангалло подошел к этому вопросу рационально, обосновав каждую мелочь.

Если не сегодня, то завтра. Эти слова Сангалло повторял, как заклинание; а дорога дальняя – три часа.

Сегодня – часть заклинания. Потому что сегодня русские боевики вскрыли оригинальные контейнеры с оружием. Потому что вчера они имитировали изъятие оружия из тайника.

«Что делают сейчас русские? – размышлял Сангалло за рулем своего «Ниссана», за которым неотступно следовал «Фольксваген». – Они глаз не сводят с виллы генерала, готовятся к решающему броску. Ведут ли наблюдение за единственной дорогой, ведущей к загородному дому? Обязательно. И наверняка заметят машину, человека, тень».

Сангалло не собирался красться в ночной тиши, отвечать огнем на огонь, рискуя получить ранение. Он знал место, куда русские боевики явятся после операции. В локанде остались их вещи, документы. Они могли забрать паспорта и спрятать их, забрать из тайника после операции, не заходя в локанду. Но они этого не сделали. Опытный полковник думал о паспортах как о документах, без которых не выбраться из страны, не оправдаться перед обычным постовым. Ослепленный желанием, он ненароком забыл о русских паспортах, помня лишь о хорватских, которые русским агентам и даром были не нужны.

«Они ушли на задание». Эти слова, рожденные в голове во время разговора с Марком Джакозой, отчего-то напугали полковника. Но он отделался легким испугом. Сейчас воспринимал их как объективную действительность.

И дальше полковник рассуждал в рваном темпе.

Можно ли перехватить русских на дороге к вилле?

Можно, если они предпочтут дорогу горным тропам, на которых они за две недели изучили каждый изгиб, камень, каждую шероховатость.

Значит, нет полной уверенности.

С другой стороны, ликвидацию подростков на безлюдной дороге посчитают расправой; так же этот акт виделся подставой.

Полковнику были нужны свидетели. Свидетели сопротивления. Русские не бросят все оружие, что-то прихватят с собой. Потому что после штурма виллы вероятна возможность засады на дорогах, в гостинице. И вот тут-то им на помощь придет их «невинный» возраст.

Совладелица локанды. Андреа Аньелли. Они и ее постояльцы – лучшие свидетели. Только в локанде стоит поставить капкан.

Глава 18
Маунтинбайк по-русски
1

Дарио Гардиан еще раз обратил внимание на экипировку велосипедистов. Улыбнулся, когда понял: они стали привлекать его внимание. Они вызывали к себе разные чувства – недовольство, безразличие, усталость и вот, наконец, внимание. Они скрашивали его будни. Жаль, что не каждый день. Эта местность изобиловала горными маршрутами. И все же место близ виллы Тичино притягивало их сильнее остальных.

Парни и девушка не всегда были на виду. Порой их скрывали скалы, нагромождения камней, кустарник, редкие деревья, издали казавшиеся плотной стеной леса. Но эта иллюзия рушилась, когда между стволами мелькали неясные тени…

На парнях широкие штаны – что-то среднее между шортами и бриджами. На девушке обтягивающие бриджи, подчеркивающие ее вполне сформировавшиеся и привлекательные бедра. На всех без исключения майки с короткими рукавами. Наколенники, шлемы, жесткие ранцы, защищавшие спину от падений.

Дарио лишь однажды удалось увидеть красивую сцену. Он бы назвал ее постельной, но парень и девушка отдались петтингу на плоском, разогретом полуденном солнцем валуне. Он впервые увидел девушку без майки. Его тело напряглось оттого, что он подглядывал; у него сложилось впечатление, что он наблюдает с борта яхты, которая проплывает мимо частных владений какой-нибудь звезды.

Гардиан еще раз убедился, насколько молоды эти люди. Он буквально ощутил свежесть их тел, даже невинность, несмотря на то что обоюдные ласки парня и девушки были отнюдь не робкими. Дарио тяжело задышал, когда парень подтянул ноги девушки к себе и, не отпуская их, вошел в нее. Она словно шла ему навстречу – в чувствах, желании, все это понятно. Шла навстречу. Здесь крылся особый смысл. Уступала? Нет. Возвращалась? Да, что-то похожее на это определение.

Оба были опытны. Тем не менее не сменили позы – он сверху, она снизу. Небольшая выемка в этом каменном ложе была словно предназначена для ее спины, ягодиц, выточена неизвестным итальянским мастером и отшлифована дождем и теплыми ветрами.

В тот раз Дарио много нафантазировал, удивляясь себе. Вдруг вспомнил свою шестнадцатилетнюю дочь. Около года назад она явилась домой в три часа ночи. Дарио даже не стал спрашивать, где и как она провела это время: все было намалевано на ее лице. Он влепил ей хлесткую пощечину. И вот сейчас задался вопросом: а стоило ли так эмоционально реагировать?

Впрочем, он часто задавал себе этот вопрос и не находил ответа. В ту ночь от дочери не пахло спиртным, от нее несло перегаром. И он сильно сомневался, что ей было хорошо. Что нашло подтверждение в дурацком диалоге между матерью и дочерью. «С тобой все хорошо, дорогая?» – «Да, мама, со мной все хорошо». Глава семейства решил внести ясность: «Ее только что трахнули, а это не есть хорошо».

Гардиан постарался забыть об этом. Но частенько перед глазами представала гнусная рожа того сопляка, что был с его дочерью. Ему-то точно было клево.

Он снова сосредоточился на троице. Сейчас они неподвижно застыли рядом со скалой, куда добрались с минуту назад, и отдыхали, приводили дыхание в норму, о чем-то переговаривались, может быть, делились впечатлениями. О чем? – спросил себя Дарио. Вполне возможно, эти места поднадоели им, и они, застыв, словно прощались с ними.

Гардиан взял со стола чашку с остывшим кофе и сделал маленький осторожный глоток, будто напиток был огненным. Он сидел на своем излюбленным месте – в вечно затемненном углу террасы. Он мысленно перенесся на противоположный берег озера. Ему порой хотелось любоваться виллой издали. Вот как сейчас, когда солнце катилось к закату.

Он увидел зеленоватую воду, отражение в ней скалистого берега. Южное крыло здания, увитое плющом, смотрело на озеро разными окнами: арочными и прямоугольными, круглыми, которые будто подслушивали любовный шепот голубей на чердаке. Две островерхие башенки, похожие на заточенные карандаши, делали это поместье похожим на небольшой кремль. Что также подчеркивали неровные очертания холма, заканчивающегося вечнозеленой аллеей.

Красиво.

Сейчас Гардиан горько усмехнулся. Поправил парик. Он уже не понимал, к чему этот маскарад с переодеванием и гримом, с париком и якобы схожими манерами, присущими генералу Фокину, даже его родной язык, который Гардиан изучал в спецшколе.

Маскарад, о господи… Для него это был термин и ничего более. Никаких ассоциаций с полуголыми девицами, геями, лесбиянками, гетерами и настоящими ряжеными, которые давно смешали карнавал и маскарад, превратив этот коктейль в настоящую вакханалию.

Он глянул на охранника в конце галереи и едва пересилил в себе желание поделиться с ним знаниями, где, безусловно, прозвучит внезапно прицепившееся слово «маскарад».

Гардиан знал все средства и приемы в тактике подготовки и ведения боя, стратегию защиты. Он, случись у него удар, смог бы отчетливо рассказать не о причинах приступа, а о скрытном выходе расчета на позицию, который может сопровождаться маскарадом, например, «с переодеванием в рассыльных цветочного магазина, которые с большими футлярами для цветов в руках смогут открыто войти в здание, которое примыкает к объекту».

«Естественно, не с цветами».

Бог мой, едва ли не взмолился Гардиан, сколько подобных операций он провел или был их свидетелем, сколько «хронических» и художественных фильмов пересмотрел, где все полицейские и преступники ходят с продолговатыми футлярами для цветов, и полицейским, и преступникам понятно, что футляры, естественно, не с цветами.

Внимание Гардиана привлек жест чернокожего Мартина. Дарио посмотрел в направлении его вытянутой руки, оканчивающейся желтыми ногтями, и снова увидел велосипедистов. Кажется, они не сменили положения, все так же тяжело дышат после длительного подъема, делятся впечатлениями. Но все же кое-какие отличия Дарио нашел. Он не был уверен, что байкеры пялятся на него, но они развернулись в сторону виллы.

Он вздрогнул, когда все трое разом сорвались с места и… скрылись из виду. Гардиану показалось, каменный забор поглотил их. Он вскочил на ноги, ожидал услышать грохот. Но услышал странный звук, словно под забором самосвал свалил кучу щебня. Он не мог видеть, как трое велосипедистов разом затормозили в метре от забора, осыпая на его основание камни…


Первым опомнился Мартин. Его не зря называли лучшим телохранителем в подразделении. Он рванул навстречу Гардиану, и его отчаянный рейд едва не стал для него последним. Дарио обладал не менее быстрой реакцией и мгновенно высвободил «беретту» из оперативной кобуры. Он не видел опасности, кроме той, которая черной тучей мчалась на него. Ему не хватило мига, чтобы надавить на спусковой крючок и посмотреть, какого цвета кровь у чернокожего охранника. Мартин навалился на него всем телом, повалил на пол. Прикрывая его, как президента страны, он умудрился обезоружить Гардиана и горячо шепнуть:

– Это они!

Дарио лежал на боку. Справа – глыба телохранителя. Но он все же увидел, глядя поверх спины Мартина, как разом те, кого он называл маунтинбайкерами и мог завидовать их молодости часами, преодолевают первую преграду.

Это зрелище так сильно повлияло на него, что он не смог и пошевелиться. Ему казалось, на его глазах произошло чудовищное перевоплощение.

Маскарад.

Карнавал.

Нет, не зря эти определения не давали ему покоя. Он что-то чувствовал. Он знал, что противник близко. Он смотрел на него, изучил его привычки, успел свыкнуться, заинтересоваться, позавидовать, совершить сделку с чертом, чтобы стать таким же, как они. И не мог подозревать, что они ничем не отличались от него…

Они действовали молниеносно. И если бы Дарио не находился в ступоре, он мог бы оценить их работу.

Командир группы прикрывал маневры и перемещения своих товарищей. Он вел огонь из короткого автомата, отвлекая противника от действий штурмовой пары. Вот он повел «стволом» и сразил бесстрашного сторожевого пса, рванувшего ему навстречу. Он что-то крикнул, и девушка, резко развернувшись, с шагом в сторону скрылась за колонной галереи. Тотчас в ее сторону просвистели пули, ударили в колонну, выбивая крошку.

Дарио распознал в этом подростке настоящего диверсанта лишь тогда, когда тот автоматически придержался степени приоритетности: первым уничтожается тот, кто держит в руках самое опасное оружие. Командир маленькой группы резко обернулся и вскинул «бизон». Он стрелял с вытянутой руки, как из игрушечного пистолета. Гардиан точно знал, для кого предназначались три форсированные очереди. На балконе второго этажа была точка пулеметчика. Была. Одетый в деловой костюм, пулеметчик не успел сделать ни одного выстрела, тогда как диверсанты задавили точку огнем. Стрелок перегнулся через перила, мгновение повисел на них, затем перевалился через ограждение. Он упал в двух метрах от Дарио, и пыль от упавшего тела завуалировала очередную картинку. Гардиан увидел девушку с коротким автоматом. Она вышла из-за колонны и от бедра отстреляла в Мартина. Гардиан на себе ощутил шлепки пуль в спину чернокожего телохранителя. Ему даже стало больно, словно пули били в бронежилет, надетый на его голое тело…

2

Дикарка вела прицельный огонь на мгновенное поражение противника. Чернокожий громила был для нее просто громилой, просто целью, которую необходимо уничтожить, а вот собаку, которую Михею пришлось уложить, Тамире было жалко. Она заскулила, вскрикнула, и у Дикарки спина похолодела. Штурм измерялся мгновениями. И Тамира жила ими так, словно прыгала с одного ролика на другой, с одной страницы на другую, как в сказке про Вовку в тридевятом царстве. Она нырнула за колонну, едва Михей выкрикнул предупреждение: «Дикарка! Справа! Второй этаж!» Справа от нее. Тогда как лихой двоеборец стоял к стрелку левым боком. Его голос прилежно продублировала радиостанция, и Тамира едва не сдернула гарнитуру с головы.

Классная работа, похвалила она себя, когда пули погнались за ее дредами, а потом бешено застучали по каменной колонне.

Остановка. Резкая. Подошвы кроссовок скрипнули и швырнули очередную порцию песка. Ралли «Париж – Дакар», о чем еще говорить.

Молодец. В этот раз Дикарка похвалила безымянного стрелка и подумала: «Видно, его девушка похожа на меня. Он отстрелял по мне длинной очередью и скрылся». Наверняка скрылся, чтобы не получить ответную очередь на звук – Дикарка умела это делать. Куда он скрылся – вопрос второй. Она не видела его. По тому, как ложились пули, прокладывая невидимую дорожку, огонь он вел со второго этажа.

Михей крутился чуть ли не в центре двора. Не вразножку. Его движения всегда напоминали Тамире финты профессиональных баскетболистов. «Хотя Михею далеко до них, – успела сравнить она. – Росточком мой безотказный не вышел – всего-то метр семьдесят». Он крутился, оставляя одну ногу на месте, приседал, снова вставал. Вот он припал на колено, сокращая площадь попадания в него, и навскидку снял противника со второго этажа. Тот упал в тот момент, когда Тамире оставаться за засвеченной колонной было равносильно самоубийству. В то место могла полететь граната.

Тамира уже наметила цель. Здоровенный негр закрыл своим телом главную цель. Когда он бросился на него, девушка подумала: все, раздавил генерала в лепешку, работа закончена. Но вдруг увидела его живые глаза. Как в бинокль.

Расстояние до генерала она измеряла колоннами: «Еще пару раз спрятаться, и он мой».

Она не видел Скоблика, но знала его задачу: продвинуться как можно дальше, занять место в центральной галерее, предварительно зачистив ее. В этом случае у штурмовиков появлялось приличное прикрытие. Дикарка с Михеем могли маневрировать, нервируя и пощипывая противника, а Скоблик прикрывать товарищей.

Так и есть. Дикарка расслышала металлические щелчки с левой части галереи – так работает автомат с интегрированным глушителем.

Она перебежала к следующей колонне. Сосчитала до трех, как учили, чтобы на «четыре» оставить укрытие и выйти на последнюю прямую.

«Вот непруха!» – ругнулась она. Тамира не думала, что Фокин вспомнит и подловит ее на этом маневре. Пока Дикарка считала, и он вел отсчет. Когда она с оружием на изготовку рассталась с колонной, впереди мелькнула фигура генерала. Тамира выстрелила ему вслед, но промазала.

Она шагнула к негру, истекающему кровью. Он шлепал своими серыми губами, что-то говорил Тамире. Хотя его глаза вращались как попало, было ясно, что он обращается именно к ней. «Но что может спросить у молодой женщины издыхающий «мавр»? – спросила она себя. – Конечно же, помолилась ли я…» И она рванула к двери, за которой скрылся генерал.

Модифицированный «бизон» классная штука. Дикарка в этом убедилась самолично. Он годится для конкретной работы в закрытых помещениях. И все же она сменила шило на мыло.

Ранец за спиной. Тамира много раз отрабатывала этот прием: откидывала крышку и вкладывала в заплечную сумку «бизон». Без лишних движений вынимала бесшумный пистолет.

Вот и сейчас она за пару секунд превратилась в Лару Крофт: шорты в обтяжку, майка без рукавов, в руках «дура» тридцати сантиметров длиной. Кивнув Михею, который наконец-то бросил финтить на глазах у охраны, Дикарка двинула ногой в дверь и отступила в сторону, подняв пистолет к плечу. В разверзшееся пространство заглянул ствол михеевского пистолета-пулемета. И жестом парень поторопил ее: «Пошла!»

Вот теперь, когда главная цель скрылась в доме, точнее, в лабиринте комнат и коридоров, диверсантам разбиваться было нельзя. Дикарка спиной чувствовала уже два взгляда – Михея и примкнувшего к ним Скоблика.

3

Гардиан уже не мог отдавать приказы. Сейчас он был один, и его главная задача – уйти от преследования на этих первых порах. Затем ответить на дерзость той же монетой.

Дерзость.

Он уже показал этой девчонке, что способен просчитывать любую ситуацию. Пока она выжидала положенные мгновения после перебежки, дабы избежать прицельного выстрела, Дарио стрелять и не собирался. Поскольку понимал: следующая очередь – Дикарки. Она не оставит ему шансов, поскольку пошел бы обратный отсчет. Ладно, его поставили перед фактом проникновения штурмовой группы, но дальше инициатива обязана перейти к нему в руки. Диверсанты еще не знают, за кем гоняются. Не знают, кто руководит операцией. Для них будет сюрпризом узнать, что жертва и ответственный за операцию по обезвреживанию русских диверсантов – одно и то же лицо.

Сейчас главная задача – объединить вместе хотя бы двух-трех человек. Тогда игра в кошки-мышки в доме, где Гардиан изучил каждый уголок, принесет результат.

Дарио потерпел неудачу в дебюте, но у него оставался приличный шанс выиграть эту партию.


Теперь разведчикам стало понятно, почему они посчитали, что охрану генерала сократили до четырех человек. И причина крылась в разведгруппе. Ее ждали. Тогда как Матвеев и сами бойцы пришли к выводу, что «локаут» базировался на уверенности. В другой ситуации Матвеев дал бы отбой операции.

Охрана генерала вряд ли увеличилась, думал Михей, скорее осталась в максимальном составе – шестнадцать человек. Из них четверо все время были на виду. Остальные умело скрывались в доме. Умело скрываться в этом доме было проще простого. Этот, по сути своей, комплекс строений напомнил Наймушину стадион с его подтрибунными помещениями, пропитанными сладковатым запахом пота. Один в один. Разве что в крытых галереях не хватало зрителей.

У него не хватило духу отозвать товарищей уже в первые мгновения штурма, когда он неожиданно увидел пулеметчика на втором этаже, этакий киндер-сюрприз со скорострельной начинкой. Этого стрелка они не смогли бы рассмотреть при всем желании даже в морской бинокль.

Но была и другая причина: при отступлении их пощелкали бы как от нечего делать. Теперь только вперед, не показывая спину, назад пути отрезаны. Нельзя думать о подкреплении; засадная группа могла находиться в пределах слышимости пистолетного выстрела. Операция затягивалась, и непозволительно было приостановить ее хотя бы на несколько минут.

Первый этаж. Михей передвигался по коридору, шаркая ногами, чтобы иметь плотное сцепление, если вдруг придется стрелять на ходу. И корпус он держал наклоненным вперед. И все же первый выстрел в здании он сделал с остановкой, на чистой механике, завидев в конце коридора фигуру в черном.

В ту же секунду двери с двух сторон коридора разом открылись.

К этому времени он опередил Дикарку и Скоблика и возглавил группу. За два года они научились распознавать дыхание друг друга и стали единым целым, способным, однако, распасться на отельные звенья. И вот сейчас сработали автоматически. Михей остался на месте, Дикарка и Скоблик нашумели громче, чем это бывает при перебежке. Они шаркнули по обе стороны коридора, их наколенники стукнули в пол, давая противнику полное представление о действиях противника в коридоре: боевики прижались к стенам, опустились на колени, готовые открыть огонь. Эта была пауза, которой воспользовались диверсанты. Через секунду они отдали должок Гардиану и оказались у распахнутых дверей, опередив противника на мгновение.

Скоблик надавил на спусковой крючок еще до того, как поравняться с дверью. Огромный запас патронов в шнеке – больше чем в пулеметной ленте, позволил ему прикрыться нескончаемой очередью, а затем уничтожить противника. Скоблик всадил в охранника не меньше пятнадцати пуль.

По другую сторону коридора заработали сразу два «бизона».

И только сейчас, наверное, подчиненные Гардиана, рассредоточенные по разным углам здания, окончательно поняли, кто именно скрывался под «школьной формой».

Но это было только начало операции. И первый этаж. Сверху давил второй, снизу подпирал подвальный. Куда рванул главный объект?

Скоблик перезарядил оружие. Наскоро обследовал «свою» комнату, бросил в микрофон:

– Чисто.

– Чисто, – услышал он голос Михея.

– Его здесь нет, – добавила Дикарка, присев на колено и поводя стволом «бизона». – Он или на втором этаже, или в подвале.

Она в деталях припомнила свои выкладки. Подвальные окна расположены низко, вровень с каменным полом галерей. Длинные и узкие, как фрамуги, они, однако, свободно пропускали человека среднего телосложения. Поскольку они были постоянно нараспашку, напрашивался вывод: подвал сырой.

Тамира оглянулась. Вход в подвал находился в десяти шагах от центрального входа, лестница на второй этаж десятью метрами дальше.

– Он в подвале, – уже точно подсчитала, буквально по секундам, Дикарка. Генерал не мог пробежать двадцать метров за те мгновения, которые были затрачены диверсантами на вторжение. Первый из них успел бы увидеть генерала, как последний вагон уходящего поезда. А он натурально мог ходить по кругу.

– Дикарка и я держим центральную дверь, – распорядился Михей. – Скоблик – в подвал. Связи может не быть, – предупредил он товарища.

4

Дарио Гардиан пожалел, что выставил посты где угодно, только не в подвале. Он не рассчитывал на затяжной поединок. Еще и потому, что не обнаружил следов разведгруппы, зато видел ее каждый день. Отсюда расслабленность: русские или отказались от рискованной затеи задействовать в операции фактически засвеченную разведгруппу, или перенесли акцию на более поздние сроки. А ведь ломал, долго ломал голову: откуда, по словам Левицкого, у его группы детальный план виллы, снимки, рекомендации. Ответ был рядом: разведка велась до тех пор, пока не появились подростки на велосипедах. Они отпугнули разведчиков, заодно затоптали их следы. Ответ оказался фальшивым.

Один в подвале. Для Дарио это прозвучало комично: «Один дома»; он автоматически выбрал ближайшее помещение, где можно было как запереть себя, так и выйти наружу. И он, зная не только численность диверсионной команды, но и каждого в лицо, был уверен: если их задача не носит психологический характер, они в подвал не полезут. Они ошиблись с численностью обороняющихся, им нужно уходить. Но уйдут ли они, подставляя спину? Если задержатся, их обложат.

Эта часть подвала была небольшой. Она заканчивалась стеной из бутового камня, за которой – винный погреб. Выход был только из винного погреба, где, чтобы стеллажи с бутылками и бочки с вином не заросли плесенью, окна всегда были открыты.

Дарио вынул связку ключей. Второпях вставил в замочную скважину не тот ключ. Выбирая другой, бросал быстрый взгляд в сторону выхода. Он четко различил работу бесшумного оружия: до него донеслись еле слышные щелчки. Он был готов услышать более громкие звуки из итальянских автоматов, и даже напряг слух…

Следующий ключ. Да, это он. Он открывает дверь, ведущую в темницу генерала Фокина. Гардиан не верил, что самолично открывает доступ к нему.

Один оборот, другой. Лязг личинки замка ему показался оглушительным. За ним не слышно ничего. Дарио снова оглянулся и снова никого не увидел.

«Успеваю», – вдруг подумал он. И эта мысль отчего-то вызвала на его лице улыбку.

Он нервничал. Сильно нервничал. А если быть точнее, то все еще переживал неожиданное вторжение диверсантов, которое не найдешь в анналах диверсионных акций: на горных велосипедах. Напор казался мощнее от вида боевиков: в шортах, майках, кроссовках, с ранцами. Он вдруг сравнил их с куклами из фильма ужасов, которые были способны свести с ума…

Гардиан вынимал ключ из скважины, когда различил позади движение. Выстрелив вслепую, он распахнул дверь и тут же скрылся за ней. В узкий проем тут же влетели пули, застучали по дереву и медной обивке.

В голове Дарио снова промелькнула насмешившая его мысль, но уже в настоящем времени: «Успел».

Скоблик поравнялся с дверью, когда до него донесся скрежет ключа в замке.

Он щелкнул по микрофону и получил такой же ответ.

– Он заперся в подвале, – сообщил Скоблик.

– Ко мне, – распорядился Михей.

– Есть.

– Страхуй меня, – донеслось до него.

Когда Скоблик выбрался к центральной двери, командир группы успел подобраться к ближайшему окну, ведущему в подвал. Мгновение, и он скрылся из виду.

– Если Михей встретится с генералом, нам не придется убивать остальных, – заметила Дикарка. – Кстати, где остальные?

Ее только сейчас насторожила гробовая тишина. И Тамира высказала свои мысли вслух.

– Они будто лишились командира.

Дикарка была очень близка к истине.


Михей миновал одно подвальное окно, второе. В сообщение Скоблика «он заперся в подвале» было заложено время: только что. Но продвигался ли он к другому выходу, а если его нет, то к противоположному концу подвала? Наймушин представил себе главную цель и по своему темпу определил: он опережал противника в любом случае.

Легкий, подвижный, гибкий и проворный, как ящерица, Михей отсчитал четыре окна, сосредоточившись на пятом. А за ним неотрывно следовал ствол снайперской винтовки…

5

Стрелок выбрал оптимальную огневую точку – в середине комнаты на первом этаже. Затемненная, она надежно прятала его от постороннего взора. Сектор обстрела позволял сделать прицельный выстрел от начала портала до его конца.

И сейчас он был готов положить смельчака со странным оружием в руках. Оно походило на укороченный автомат или пистолет-пулемет, но без магазина. Тем не менее это оружие работало, и пока что безотказно.

Снайпер не был готов к работе в самом начале штурма. Он занял огневую позицию в тот момент, когда юркий диверсант нарезал круги посередине двора. Чем и сбил с толку опытного стрелка. Итальянцу показалось, тот ранен и вертится, как волк, получивший пулю. Он даже выкрикнул что-то, показалось, с болью в голосе. Затем вскинул оружие и акцентированными очередями снял наиболее опасного противника, вооруженного пулеметом.

Снайпер вел короткий поединок. Он начался с того момента, когда противник попал в оптический прицел винтовки «маузер» SR86. Она была разработана на базе спортивной винтовки Маузера и отлично адаптирована к работе на малые и средние дистанции. Оптика настроена на минимальное увеличение. Фактически цель не приблизилась в оптике, но основной угольник прицеливания сейчас служил стрелку своеобразным маячком, памяткой: он держит цель и попадет без помощи прицельных приспособлений.

Прошло всего несколько мгновений, как стартовал верткий диверсант. Он мелькнул за одной колонной галереи, другой, третьей. Снайпер, изучивший этот объект, вычислил две цели спецназовца: подвал – через одно из нескольких окон, открывавшихся внутрь, или дверь запасного выхода в самом конце портика. Так или иначе, он приостановит свой бег и получит пулю. Стрелок обладал искусством стрельбы на опережение, и сейчас слегка досадовал, что не сможет продемонстрировать свое умение. Ему мешали все те же колонны, которые в оптике виделись частью огромного стробоскопа. Цель почти все время между двумя колоннами – первой и второй, второй и третьей, третьей и четвертой. И никогда – за колоннами. Этот оптический эффект был знаком стрелку, тем не менее всегда вызывал неприятное чувство томительного ожидания.

Скорее всего, диверсант стремится попасть в подвал. У него такая же, как у снайпера, гарнитура; связь «свободные руки» позволяет ему поддерживать связь с товарищами. А снайпер… работал. Мимолетная работа удивляла его. Казалось, она давно закончена, а ощущения дежа вю. И так до бесконечности. Стрелок даст знать о себе в микрофон, крепившийся за ухом, коротким «Есть!», когда зафиксирует попадание и, возможно, сделает контрольный выстрел.

Может быть, сейчас, когда неутомимый спецназовец миновал четвертое окно и приближался к пятому, которое выводило его в винный погреб. Шестое чувство подсказало стрелку, что он не ошибся. Он не ожидал, что его визави сбавит темп, поскольку чувствовал напряжение в затылке – ни с чем не сравнимое ощущение следящего за тобой оружейного «ствола». Он резко остановится, чтобы нырнуть в окно. Возможно, потратит лишнюю секунду на то, чтобы нагнуться. Все зависит от его подготовленности.

Подготовленность русского диверсанта заставила снайпера моргнуть раз, другой, третий. Посмотреть на свою снайперскую винтовку так, как смотрят на бесполезный предмет.

Глава 19
Музей восковых фигур
1

Михей не видел стрелков ни слева, ни впереди. Но чувствовал, что за ним неотрывно движется один или несколько «стволов». Пока что он не давал им сделать выстрел. Он бы и сам не стал стрелять в движущуюся мишень. Зачем, когда точно знаешь, что она остановится. Чтобы снять такого «бегуна», нужно немножечко терпения. К тому же выстрелы выдадут огневые точки противника, и по ним ударят из двух «стволов». Эта перестрелка даст ему шанс на спасение, даст завершить маневр, который был понятен командиру группы, а противника вводил в заблуждение. Это понимали и боевики, и наш противник. По сути, Наймушин мог бегать по периметру, пока не иссякнут силы.

Его локти, колени, голени, спина, голова были защищены от падений, но не от пули. Потому на его латы противник взирал или с пренебрежением, или вовсе не брал в расчет, а зря. Михей мог скользить по земле на латах, не причиняя себе вреда.

Он выбрал местом проникновения пятое окно. Бежал, не снижая скорости. Когда до фрамуги осталась пара метров, он завалился на спину. Смягчив удар защитой на локтях, он лишь чуть-чуть потерял скорость. Но ее хватило, чтобы влететь, вытянувшись горизонтально, ногами вперед в подвальное окно и не схватить пулю.

Он не знал, что там, внутри, где находится главная цель. Но он не ошибся относительно стрелка, причем стрелка классного. Вдогонку ему просвистела пуля. Мгновение спустя – еще одна. От досады. Эти два быстрых выстрела дали ему представление о винтовке – автоматическая снайперская калибра 7,62, не меньше: грохот, как от «драгунова».

Винный погреб оказался высоким. Михей приземлился на бочку, сгруппировался и оказался на земле. Перекатился к соседнему ряду. Вскинул «бизон», лежа ногами к противнику. Он не мог опередить его. А его личный маневр мог отбросить его назад. И Михей передал по рации:

– Скоблик, поглядывай на выход из погреба.

Связь оказалась приемлемой для бункера. Скоблик ответил: «Понял». И все. Он и Дикарка были по уши в работе. Михей еще раз помянул классного снайпера, которого учили стрелять по любым движущимся целям, но только не по ящерицам. Он сделал два выстрела и обнаружил себя. Сейчас в комнату, откуда прозвучали выстрелы из «маузера», отработали два «бизона».


Дикарка и Скоблик, выдавая себя, отстреляли в то место, где обычно снайперы оборудуют огневые точки. Их не смутил задний затемненный план, маскирующий снайпера. Они не видели его, но стреляли в то место, где он должен был находиться.

Снайпер совершил ошибку, и вроде бы с реакцией не опоздал. И снова ему помешали мгновения. Еще бы секунда, и он ушел бы с линии огня – нырнул вниз, находя спасение за опрокинутым столом, бросился вправо и вперед, сокращая угол обстрела… Первая пуля ударила его в плечо, и он, отпуская «маузер», по инерции развернулся боком к окну. Вторая пуля также попала в плечо, но вошла под другим углом. Стрелок опускался на колени, тогда как проливной огонь шел в одной плоскости. Несколько пуль угодили ему в тело, челюсть, висок. Последняя пуля частично скальпировала его, и он упал за преграду обезображенным.

Скоблик и Дикарка покинули свое место вовремя. Автоматчики обстреляли пустое место.

Диверсанты обменялись взглядами, определив на слух еще две огневые точки.

– Мы уходим, Михей, – бросила в микрофон Дикарка. – Попробуем устроиться на месте снайпера.

Чтобы не оказаться в тисках, диверсантам приходилось все время маневрировать. На первый взгляд бестолковые, сумбурные, автоматические действия плавно перетекали в контратаку.

Они прошли по первому этажу до черного выхода. Небольшая площадка вела как наружу, так и на второй этаж. Скоблик резко распахнул ее и ушел в сторону. Дикарка выстрелила вслепую, выставляя стекла на втором этаже, и первой устремилась вверх по лестнице.

2

Михей нашумел, влетев в подвал через окно. Он ушел от одной опасности, но выдал себя…

Он очутился в подвале, высотой около трех метров. Толстые стены из серого камня, казалось, медленно двигаются навстречу друг другу. В этом помещении размером с тюремную камеру со стен свисала громадными сетями плесень.

Михей выглянул из камеры. В двух с половиной метрах впереди он увидел проход в другое помещение. Справа у стены стояли винные ящики; проходя мимо, Михей тронул их: пустые.

Еще одна остановка. Поворот налево. Длинный коридор, который, возможно, повторял коридор на первом этаже. Два светильника, дверь в трех метрах впереди.

Один осторожный шаг, другой. Михей видел все, что было у него под ногами, впереди, по сторонам.

Не стоит трогать дверь – скрипнет. Михей подхватил ящик, похожий на оружейный, и поставил его так, что припер им дверь точно под массивную ручку замка.

Впереди мерцала, словно факел, лампа. Вдоль правой стены проходил желоб. Тонкий ручеек струился по дну, уходил под стену и мини-водопадом падал в озеро.

Михей прошел коридор в приличном темпе. Еще одна дверь не осталась без внимания. Он вынул из ранца пустой шнек и прислонил его к двери. Кто бы ни вышел, он нашумит, и Михей будет знать, откуда исходит опасность.

В широком помещении стояли несколько бочек, которым мрачная атмосфера подвала придала серый оттенок. Даже медные таблички на них – Sangio-vese[13] – поблекли.


Игра в кошки-мышки оканчивается одним точным выстрелом. Это правило Дарио Гардиан усвоил раз и навсегда. Хотя и не всегда был осторожен. Он научился распознавать реальную опасность от нереальной. Вот сейчас в нем проснулась кошачья осторожность. Каждое мгновение из темного угла мигали желтые глаза: «Осторожно! Будь внимателен! Тебе грозит опасность!» И его глаза отвечают таким же блеском: «Знаю».

Больше всего Гардиана напугал стиль диверсионной группы. Как сторонний наблюдатель он мог сказать: никакого стиля у них не было. А что привлекало в них? За счет чего они уходят от пуль и все ближе оказываются у цели?

Гардиан уже думал об этом. Сейчас – с другим настроением. Каждый его осторожный шаг в подвале – его ошибка. Их накопилось так много, что можно было до бесконечности топтать влажный грунт. Он оперировал данными Левицкого. Он пропустил то время, когда за виллой велось наблюдение. Он решил, что разведчики свернули работу за несколько дней до появления велосипедистов, не распознав в них разведчиков. Он шел на поводу у навязанной логики, а та водила его по кругу.

Он заиграл желваками, сознавал, что ступил на тропу ошибок, с которой не мог свернуть. Пора кончать с этим делом, все больше заводился Гардиан, загнанный в угол двумя пацанами и одной девкой. Пора показать, что умеет он, майор итальянского спецназа, и посмотреть, что сможет противопоставить ему восемнадцатилетний сопляк.

Дарио нашел место, где они встретятся лицом к лицу. Здесь нельзя было разминуться. Невозможно не заметить в свете «шахтерских» светильников.

Выстрел. Ему был нужен точный выстрел. И никаких там обличительных речей. Лишь точка в конце смертельного предложения.

Он определил расстояние до Михея в два шага. Всего два шага. И много и мало. Скорее – мало. Если не опередит он, его опередит противник.

Огромная винная бочка стала последним барьером между ним и русским парнем. С шагом назад и в сторону Гардиан покинул убежище. Расстояние пальца до спускового крючка делало смешным расстояние до противника, где бы он ни находился: в метре, в двух, трех.

Его ход действительно оказался неожиданным для Михея, и он не успел выстрелить. Но сделал то, чему его долго учили.

Он не сумел выстрелить, но ничуть не стушевался. В отличие от майора, он не испытывал страха, робости. Он начал прием с уходом с линии огня. В следующий миг он, разворачиваясь на полкруга, ударил ногой майора под внутреннюю сторону запястья. Тут же прозвучал выстрел, но пуля ушла в податливый грунт. Едва Дарио приготовился снова спустить курок, Михей снова ушел в сторону, и снова с разворотом корпуса, и нанес удар костяшками пальцев в запястье.

Дарио взвыл от боли и выпустил пистолет. Подняв кулаки к лицу, попер на противника. Тот казался ему скорпионом, наносящим болезненные, но не смертельные укусы.

Вот смертельный удар, был готов выкрикнуть Дарио, вынося руку вперед. Он сымитировал удар в голову, чтобы захватить противника за шею и в одной короткой связке сломать ему шейные позвонки.

Но Михей опередил его. Свободной левой рукой он ударил Гардиана в шею. Отпустив правую руку, повторил сильный и хлесткий удар.

И только сейчас что-то щелкнуло в голове Михея. То, что увидел он раньше, клином сошлось в одной точке: перед ним не русский генерал. Он понял это по тому, как тот двигался, оборонялся. Этот короткий поединок показал командиру разведгруппы, что перед ним хозяин, а не гость.

– Who are you?[14] – Михей, усилив давление на замок-захват, усадил Дарио на колени.

– Угадай. – Гардиан, морщась от боли, ответил на русском.

– Где Фокин? – спросил Михей, улавливая акцент. – Почему ты играешь его роль?

По сути, Наймушин сам ответил на вопросы. Двойник, к тому же владеющим русским языком. Лучшая защита. Больше двух недель разведчиков водили за нос.

– Ну что, разведчик, все понял?

– Где Фокин?

В груди Наймушина еще теплилась надежда: генерал где-то рядом. Он не смог представить себя, но видел перед глазами полковника Матвеева. Он ничего не говорит, просто смотрит с насмешкой на командира разведгруппы, видит выражение детской обиды на его лице: «Вы сами не смогли додуматься о двойнике».

Генерал рядом. Откуда появилась такая уверенность, Михей сказать не мог. Его догадку мог подтвердить этот человек.

Наймушин заставил Гардиана посмотреть в глаза и раздельно произнес:

– Мне нужно три минуты, чтобы ты принял позу, которой нет в Камасутре, и умолял трахнуть тебя. Но у нас нет столько времени. Я даю тебе три секунды. Если ты не скажешь, где Фокин, я убью тебя.

Три мгновения пролетели как одно. Михей, не отпуская захвата, ударил Гардиана ногой в шею. Когда он плавно отступил назад, майор был мертв. Его открытые глаза словно обращались к убийце: «Что ты натворил?»

Один из них выполнил задание, другой провалил.

– Уходим, – передал Михей по рации.

– Выходи через окно, – получил он ответ от Дикарки. – У тебя минута. Нас подпирают.

Эта часть винного погреба была выдержана в старом стиле. Михею даже показалось, что черный потолок покрыт сажей от факелов. Миновав ряд бочек, его внимание привлек блеск у стены, словно прорезался сверху тонкий лунный лучик.

Надо уходить, но что-то все еще удерживало здесь командира разведгруппы. Он протиснулся между дубовыми емкостями и увидел холодильник с прозрачной дверцей. Отразившийся от металлических панелей и обрамления свет заставил Михея замереть на месте. Он увидел главную цель, свой главный объект. Покрытый тончайшим слоем инея, за прочным стеклом стоял замороженный труп генерала Фокина…

Холодильник марки «Бош» поддерживал постоянную температуру внутри одной-единственной камеры, и равнялась она минус восьми градусам. Об этом говорил наружный дисплей. На него оторопевший Михей бросил мимолетный взгляд. Но обновившиеся цифры заставили его снова поднять глаза. Те же восемь градусов ниже нуля, но другое число – вчерашнее. И снова сегодняшнее. Как в больнице. Или как в поезде. Вагон номер 17, температура 22 градуса.

«Бошевская» система наблюдения скрупулезно отслеживала температуру и вела наблюдение, позволяла просмотреть отчеты о работе и ошибках агрегата. Михей нажал «возвратную» кнопку на панели, стрелка которой смотрела влево. Он не ошибся: этот явно промышленный холодильник, работающий под управлением программного обеспечения, хранил данные за последний месяц – Михей пролистал список, нажимая и отпуская кнопку, пока дата не сменилась сегодняшним числом. Выходит, Фокин «мерзнет» здесь минимум тридцать дней.

Он еще раз огляделся вокруг. Снова увидел почти несовместимые вещи – пыль и плесень. Полумрак… и танцующая в свете устаревшего светильника пара мотыльков. Пусть даже холодильник имеет непогрешимую память, способен хранить информацию о работе дни и недели, не верится, что протащили его и десятки метров проводов вчера, позавчера, неделю назад.

– Где ты? – поторопил его голос Дикарки.

– В музее восковых фигур. Сколько у нас времени?

– Ноль.

И все же Михей задержался здесь. Он вынул из ранца цифровой фотоаппарат и сделал несколько снимков генерала. Он мог щелкать затвором до глубокой ночи: флэш-карта могла вместить в себя пятьсот снимков в самом высоком разрешении. Он открыл дверцу холодильника, и на него повеяло холодом. Казалось, генерал упадет на него, и, если его не поддержать, он расколется на множество осколков, как терминатор, а потом они оттают и медленно соберутся в единое целое, оставляя на полу лужицы сукровицы.

Михей сделал еще несколько снимков генерала: лицо крупным планом, руки, ноги, снова крупный план. Затем переключил фотоаппарат в режим видеокамеры и снял ролик приличного – двадцать пять кадров в секунду – качества. Он отступал, глядя в жидкокристаллический дисплей, переступил через тело майора Гардиана, снял и его. Оставшаяся память вместила лицо Михея, когда он, не отдавая отчета, зачем он снимает себя, повернул камеру объективом к себе.

Убрав фотоаппарат в ранец, Михей прицелился пальцем в генерала и «выстрелил»:

– Ты убит.

3

Дикарка и Скоблик не могли сотворить безопасный коридор для товарища. Прикрывать означало отвечать на огонь по уже установленным и вновь выявленным точкам.

– Вот он. – Дикарка кивнула в сторону подвального окна.

Она удобно устроилась на месте снайпера. Его труп лежал в метре от нее. Скоблик находился в компании двух трупов – за эту «высотку» пришлось повоевать. Теперь, когда ряды противника сильно поредели, когда их пыл явно поиссяк, инициатива полностью перешла в руки диверсионной группы.

Дикарка провожала Михея взглядом. Он пробежал к центральной двери, откуда и совершил рейд в винный погреб. Не задерживаясь, скользнул в соседнюю галерею. Все, теперь с огневой точки снайпера Михея не было видно.

– Давай, Скоблик, – распорядилась Дикарка и поспешила за ним.

Виктор глянул в оба конца коридора и дал короткую очередь по окну. Стул, брошенный в окно, выбил стекла и дал дорогу к каменной площадке – третьей снизу.

Дикарка выдвинулась вперед, встречая командира. Сейчас он ступил на площадку и готовился свернуть в коридор. Тамира видела все пространство перед собой, была готова отреагировать на любой звук, движение. И понимала: за ними даже не будет погони. Задача этого подразделения – охрана. Они не справились с ней. Теперь дело за охотниками, поисковиками. Где бы они ни находились – даже в километре отсюда, им потребуется время на сборы, на дорогу, на инструктаж.

Вот и Михей. Тамира улыбнулась, увидев его. Она проводила его дружеским шлепком по плечу и, выждав пару мгновений, пошла за ним.

На каменной площадке, присев на корточки и найдя защиту за гранитным ограждением, их поджидал Скоблик.

Они побежали к тисовой аллее, миновав башни-близнецы, которые и делали виллу похожей на кремль. Теперь только из окон башен, расположенных высоко, и можно было увидеть боевиков.


…Они бежали на пределе сил. Еще двести метров, и их поглотит каменный мешок, встретит простенький, но надежный «Фиат». А потом страховочный «Рено», спрятанный в кустах близ шоссе.

Михей открыл дверцу и дал занять места в салоне товарищам. Потом упал на сиденье водителя и с минуту приводил дыхание в норму.

– Ты так и не сказал, что с генералом, – услышал он Тамиру.

– Он мертв, – ответил Михей, заводя двигатель. – Он откинул копыта месяц назад.

– Откинул копыта?! Сам?

– Или помогли откинуть, какая разница? Стоит в гробу немецкой фирмы. А мы думали, генерал закрылся в своем логове, работает, как его предок-передовик, на угольной шахте. – Михей выругался. – Нам ноги уносить надо.

– Выйди из машины, – попросила Тамира. И – еще раз: – Пожалуйста, выйди из машины.

Наймушин вгляделся в ее бескровное лицо и покачал головой. Он вышел и помог Тамире. Девушка отошла от машины и вдруг рухнула на колени. Ее вырвало раз, другой. Со стороны казалось, она корчится в судорогах.

Перед глазами чернокожий в луже собственной крови. Сейчас Тамире кажется, это ее кровь, пролитая впервые. Она проклинает запоздалую реакцию, которая оказывается еще и бурной. Наверное, справедливо было бы облеваться рядом с трупом…

Желудок пуст. А спазмы не проходят. Не оборачиваясь к парням лицом, она подняла руку: «Я сейчас. Я скоро. Не подходите».

К ней подошел Скоблик и подал прикуренную сигарету.

– Дерни.

Она глубоко затянулась и выпустила дым вверх, сделала движение рукой, словно разгоняла дым. Усмехнулась. Неожиданно повернулась лицом к парню.

– У меня глаза красные?

– Да. С такой рожей ты можешь сказать: «Меня зовут Тамира, и я алкоголичка».


Все попытки оперативника по имени Гуидо выйти на связь с полицией оказались тщетными. Он был ранен в руку и живот, истекал кровью, терял еще одну связь – с внешним миром.

Он держал в руках носимую радиостанцию, настроенную на высокую частоту с кодированием связи. Он прекрасно знал, что такая связь доступна лишь обладателю такой же рации. Гуидо понял свою ошибку. Когда он переключился на другой диапазон, к нему вернулись силы. Однако он не мог сказать, сколько времени он провел в беспамятстве, возможно, всего несколько мгновений. Да, решил он, наверное, так и есть. Он не представлял, что провалялся на полу без сознания больше четверти часа.

Его голос стал тверд, когда ему ответили…

Группа антитеррора. Он улыбнулся потрескавшимися губами. Совсем неплохо, черт возьми. Его голова упала на руки, и он снова лишился чувств.

Глава 20
Группа антитеррора
1

Пальмиро Сангалло отдал командование операцией капитану Арно, сам же составил компанию Андреа. Он безошибочно разобрался в ее настроении, удивился ее неразборчивости. Он перечислил, разгибая пальцы:

– Вашими клиентами интересовалась контрразведка, до резиденции которой рукой подать. Вашими клиентами интересовалась полиция и служба безопасности столичного аэропорта – подразделение антитеррора на воздушном транспорте.

Сангалло никак не ожидал, что Андреа рассмеется ему в лицо.

– Так вы хотите узнать, почему я не доложила спецслужбам, которые интересовались моими гостями? Полиции, которая пропылесосила мой подвал? Группе антитеррора, которая затерроризировала меня и сделала своей резиденцией мою локанду? Контрразведке, которую я в глаза не видела? Может быть, они побывали здесь тайно? Тогда почему бы вам не взять пример с них? Чего вы от меня хотите?

– Тишины, – коротко ответил Сангалло. Хотя на языке вертелся вопрос о возрасте Андреа. Он дал ответ на этот вопрос походя: неважно, сколько ей стукнуло, она самостоятельная, вот и все. Хотел он сравнений или нет, но эта девушка напомнила ему Левицкого. Она сдала комнату преступникам, не зная «об их преступном прошлом», зато находилась под колпаком сразу трех силовых ведомств. Ей нечего было предъявить.

Он еще раз – теперь уже жестом – попросил тишины. Глядя мимо Андреа, он ловил каждый шорох за стенами гостиницы, каждую помеху в фонящей радиостанции. Раньше он не замечал, столько погрешностей в связи, теперь же словно обрел способность различать шумы даже в своих легких и в сердце.

Капитан Арно со своими бойцами занял позиции и контролировал все подступы к гостинице. Сангалло не стал вскрывать смысл брошенной Арно фразы: «Мы возьмем их уставшими». То ли свою команду посчитал уставшей, то ли команду противника. Себя пожалел или иностранных шпионов?

Рация Сангалло была настроена на полицейскую волну. Спецчастоту раций контрразведчиков на вилле снимала станция в микроавтобусе. Полковник с улыбкой на губах поджидал экстренного выхода в эфир, просьбы о помощи, короткие дополнения – на резиденцию совершено вооруженное нападение. Возможно, детали помогут решить дилемму: дожидаться группу Наймушина в гостинице, где спецназовцы Арно расставили сеть, или же взять преступников по дороге в гостиницу, возможно, вблизи границ виллы.

И все же он дождался того момента, когда помехи в рации заглушил голос, просивший не о помощи, но о поддержке. Сангалло оценил эту существенную разницу. Глядя в глаза Андреа, он переключил рацию на передачу:

– Я полковник Сангалло. Служба безопасности столичного аэропорта. Направляюсь к вам с противодиверсионной командой. Мы в трех километрах от вас и в курсе событий. Держитесь. – Эти слова прозвучали как дополнение к докладу оперативника из осажденной виллы, запросившего поддержки. «Они держатся, и у меня есть время». – Кто у вас старший?

– Майор Дарио Гардиан.

– А как ваше имя?

– Гуидо.

– О’кей, Гуидо. – Полковник переключил рацию на другую волну. – Арно, собирай своих людей. Майор Гардиан на вилле просит поддержки.

Сангалло досадливо поморщился. Он не мог прямым текстом справиться о состоянии русского генерала: здоров, ранен, дышит на ладан, преставился.

Перед глазами промелькнула будто живая иллюстрация из книги: Сангалло стоит над раненым генералом и целится ему в голову из пистолета.

Из легкого замешательства его вывел насмешливый голос Андреа:

– Уезжаете уже?

Сангалло ответил после непродолжительной паузы:

– Так какой марки ваша машина? «Фиат», кажется, синего цвета. До встречи, синьорина. Скучать вам не даст ваш знакомый Ди Мартино.

Он вышел из локанды и даже зажмурился. Ему показалось, он провел в гостинице много времени, на дворе ночь, по крайней мере – поздний вечер. Но солнце только-только клонилось к закату.

Он едва не столкнулся с Арно.

– Что с вами? – с хмурым выражением лица спросил капитан.

– Мне показалось, на дворе должна быть ночь…

– Мне так вообще почудилась предрассветная полутьма.

Арно встал у распахнутой дверцы микроавтобуса и стал провожать взглядом своих бойцов; один за другим они скрывались в темном салоне. Капитан покачал головой, когда Сангалло сделал попытку обойти «Фольксваген» спереди и занять кресло водителя.

– Пройдите в салон, пожалуйста, – вежливо, но твердо попросил он. – Теперь мое место за рулем. Или садитесь за руль своего «Ниссана» и поезжайте за мной.

Сангалло повиновался. Он занял место в джипе. В очередной раз нахмурился, словно забыл что-то важное. И только когда провел рукой по соседнему сиденью, вспомнил о Ди Мартино.

Арно вывел машину из укрытия, затем на дорогу. Бросая взгляд в панорамное зеркальце на джип Сангалло, он стал отдавать инструкции подчиненным.


Михей машинально нажал на клавишу, включая габаритные огни. Наступила та неясная пора, когда с огнями или без огней на дороге некомфортно, а если еще и дождь, то даже в сухом салоне пробирает дрожь.

Едва он выехал на дорогу, в семидесяти метрах справа увидел микроавтобус с темными, будто смоляными стеклами.

В семидесяти… А начало спуска к шоссе лежало восьмьюдесятью метрами выше.

Михей зажмурился, когда фары «Фольксвагена» брызнули ярким предостерегающим светом. Вместе со звуковым сигналом за радиаторной решеткой пробежала светящаяся цепочка, предостерегающая от необдуманного решения. Михей впервые ощутил пропасть под ногами. Ехать направо – попадешь под огонь, налево – отыграешь пару мгновений, но результат получится тот же. Уже сейчас, когда микроавтобус начал снижать скорость, а десант был готов блокировать дорогу, Михей принял единственно верное решение. Не оборачиваясь, не глядя в панорамное зеркало, он по памяти на высокой скорости загнал машину обратно в каменный мешок.

2

Арно приготовился притормозить. Его негромкий голос доносился до каждого бойца. Объект – синий «Фиат» – опознан. Расстояние до объекта пятьдесят метров. Дверца микроавтобуса сдвинута до отказа. Скорость – пятнадцать километров в час.

– Первый пошел! Второй пошел! Третий…

Вооруженные спецназовцы один за другим покидали машину и бежали вплотную к обеим бортам и задней дверце. На ходу они еще раз проверили связь.

Они смотрели на машину противника через тонированные стекла. И вдруг «Фиат» исчез из виду. Будто невидимый буксировщик дернул его за трос. С расстояния тридцати метров и ракурса – под острым углом – он растворился в скале, опутанной ползучими растениями.

– Внимание! – выкрикнул Арно, предупреждая бойцов о возможной засаде и атаке.

Он машинально сбросил скорость и резким движением руки опустил бронированное забрало шлема. Мысленно выругался. Куда исчезла машина? Может, нырнула в тупик, а может – в коридор. А коридор он и есть коридор.

Но нет, выход из этой расщелины один, все больше убеждался Арно, – к чему диверсантам рисковать, выезжая на асфальтированную дорогу.

Двадцать метров до каменного кармана. Спецназовцы перешли к правому борту «Фольксвагена» и бежали, все так же прикрываясь им, дыша друг другу в затылок.

Десять метров.

Пять.

Микроавтобус перекрыл выезд из грота, став в двух метрах от него. Бойцы с автоматами на изготовку обошли машину с двух сторон. Справа, вплотную к скале и в полуметре от края расщелины уже стоял командир группы.

Арно знаком передал: «Внимание! Слушайте!»

В нескольких метрах от них, в глубине грота отчетливо слышался рокот мотора. Казалось, он набирает обороты.

Михей поставил машину как в сказке – к лесу задом, к противнику передом, правым бортом вплотную к скале. Выбравшись наружу, он поторопил Дикарку:

– Быстрее! – махнул рукой. – Поднимайся, поднимайся наверх. Мы следом. Скоблик, подними обороты.

Виктор вытянул подсос.

Двигатель заработал на высоких – две с половиной – три тысячи оборотах. Со стороны казалось, он достиг того максимума, когда напрашивается следующая передача. Вот сейчас, когда выключится сцепление.

Прежде чем выйти из машины, Скоблик включил дальний свет. Фары итальянской машины превратили этот уголок в иллюминированную декорацию.


Арно снова выругался. Его отряд терял драгоценные секунды. Хоть по одному, хоть кучей лезть в замкнутое с трех сторон пространство, где скрылись вооруженные преступники, было равносильно самоубийству.

Решение пришло как один из вариантов. Арно, показывая пример товарищам, вынул из бокового кармашка «разгрузки» гранату и выдернул чеку. Его действия повторили еще четверо спецназовцев. «Давай», – резко кивнул капитан. Он на миг разжал ладонь, и рычаг запала отскочил в сторону. Очередь за гранатами. Спецназовцы бросили их, угадывая изгиб коридора по работающему двигателю.

Они разом отошли в стороны.

Четыре. Три. Два. Один. Взрыв. Точнее – залп. Две гранаты упали на капот багажника, оттуда скатились на бампер. Одна так и осталась там, другая покатилась по наклону дальше. Едва она достигла края, как сработал запал.

Все стекла «Фиата» пылью и мелкой крошкой пролетели по коридору, уступая в скорости лишь дыму, и легли ковром у самого выхода.

Это впечатлило Арно настолько, что он едва удержался от жеста рукой в сторону «ковровой дорожки»: «Прошу». Дальше напрашивалось – в ад. Бензин бил огненными фонтанами из поврежденного бензобака.

Теперь маневр русских диверсантов стал понятен каждому, даже Сангалло. Он позже всех выбрался из своей машины и, глядя на огненную пещеру, бросил:

– Ширма. Очередная ширма. И она надолго закрыла вход. Они уходят, Арно! – выкрикнул он.

Капитан, давя осколки стекла ботинками, снова подавал пример товарищам.

– За мной! Быстрее, быстрее, ребята!

Сангалло выпучил глаза: его подчиненный полез в самое пекло.

– Куда ты? – выкрикнул он.

– Завтра узнаешь из новостей.

Арно дал бы фору любому брандмейстеру. Пробираясь в черном дыму к малиновым языкам пламени, он задержал дыхание. Копоть походила на раскаленный деготь, липла к бронированному стеклу шлема, и Арно очищал его, резко проводя по нему рукой.

Двигатель работал на последнем издыхании, глотая остатки топлива и задыхаясь от нехватки воздуха. Огонь гудел как в огромном камине.

Увидев пылающую машину, Арно тут же определил путь, по которому ушел противник.

Выступая первым номером, капитан запрыгнул на капот, оттуда на крышу. С искореженного взрывом багажника – на острый уступ в скале. И ускорил темп, чтобы не разорвать живую цепь, чтобы никто из спецназовцев не сорвался с машины и не упал в ревущий огненный капкан.


Сангалло обернулся на звук сирены. Мгновение, и первая полицейская машина показалась из-за поворота, следом другая. Одна остановилась впритирку с микроавтобусом, другая блокировала джип. Разом открылись дверцы, и на дорогу вышли полицейские с пистолетами на изготовку.

– Подойдите к машине и положите руки на капот, – последовала стандартная команда.

Полицейский не спускал глаз с Сангалло и эффектно смотрелся на фоне черного дыма и пламени, бьющих как из жерла вулкана, с пистолетом в вытянутых руках. Рванула аккумуляторная батарея, и полицейский присел от неожиданности. Он принял этот звук за выстрел из крупнокалиберной винтовки.

Сангалло спокойно дождался короткого обыска; он окончился, едва полицейский взглянул на его удостоверение. И все же не удержался от сарказма:

– Что делает в нашей глуши начальник службы безопасности столичного аэропорта?

Полковник едва не рассмеялся, представив себе ответ: «Выполняю свой долг».

– Вы узнали мое имя и мои намерения во время сеанса связи с виллой, тем не менее устроили этот спектакль с обыском.

– Вы правильно заметили – во время сеанса связи. Или я что-то пропустил?

– Что именно?

– Видеоконференцию, например, с вашим участием. Расскажите в двух словах, что тут происходит.

Глава 21
Отрыв
1

Это место не просто было знакомо русским диверсантам. Они его разведывали, изучали. Даже не для себя старались, а для тех, кто собирался рисковать больше них.

За спиной скворчала резина старенького «Фиата», который агенты полюбили.

Спецназовцы гранатами расчистили себе путь, и Наймушин был уверен: был бы у них миномет, они бы использовали его мощь. Сколько человек взяли след диверсионной команды? В микрухе могли разместиться до тринадцати человек, подсчитал он. Вот тогда дело дрянь.

Он рассчитывал на более длительную задержку. Считал, что принятые ими меры остановят преследователей на минуты. Ему даже казалось, что они на месте наскоро разрабатывают план типа «Клещи» – взять противника в тиски со стороны виллы и этой дороги. Они знали несколько мест для подъема на плато, но это место послужило противнику приманкой, заслонило огнем и дымом другие.

Наймушин занял позицию за валуном – знакомым, как школьная парта. О него не раз ударялись шины его велосипеда. Дикарка и Скоблик сместились в сторону, чтобы не накрыть товарища «дружественным» огнем из «бизонов».

Черно-малиновый столб приковал внимание Михея. Сквозь треск и шипенье горящей резины он слышал и другие звуки – считал быстрые и громкие шаги спецназовцев. Они нашумели, поскольку не могли красться в охваченном пламенем коридоре, ползти по раскаленному кузову «Фиата».

Солнце уходило красиво. Будто навсегда. Он смотрел сквозь траву с колосьями – размытыми вблизи и четкими вдали, принявшими под заходящим солнцем золотистый оттенок. И дальше сплошное ржаное поле, которое кто-то забросал камнями.

Наконец он увидел головного спецназовца, вылезшего словно из преисподней. Но Михей стрелять не спешил. Потому что он на время оглох и ослеп. Михей не мог стоять на месте – позади него подпрыгивали на жаровне его товарищи.

Он смещался в сторону, не поднимая закопченного забрала. Лишь споткнувшись, он поднял бронированную «тонировку».

Михею показалось, их взгляды перекрестились. Он увидел противника в тот момент, когда на относительный простор выбрались еще трое.

Наймушин надавил на спусковой крючок «бизона», прицелившись в середину туловища. Для него главное – попасть в бедра, пах, а в голову успеешь – с близкого расстояния.

Михей опередил его на долю секунды – не потому, что приоткрывал ему край призрачного шанса – шансов он не мог ему оставить. Ему показалось, так будет справедливо по отношению к ним обоим. Наймушину вдолбили это правило на татами, пыль которого до сих пор щекотала ему ноздри.

Ветер дул в его сторону. Верховой, он не заслонял ему видимость. Тем не менее первая акцентированная очередь прошла впритирку с униформой спецназовца. Наймушин нажал на спусковой крючок во второй раз, целясь ему под колени и поводя «стволом». И еще две форсированные очереди. Капитан дернулся и упал на одно развороченное пулями колено, потом на другое. Теперь торопиться было ни к чему, и Михей снова открыл огонь, когда противник, пытаясь уйти от жалящих его пуль, начал опрокидываться на спину. Наймушину даже не пришлось перенацеливаться – три или четыре пули из шести ударили его в шею, в запрокинувшийся подбородок.

Краем глаза он видел работу Дикарки и Скоблика. Они положили двух спецов. Четвертый уходил из-под обстрела обратным путем; секунда – и он скрылся в огне.

– Уходим! – Громким шепотом Михей поднял товарищей на ноги.

Он принял решение – рискованное, но, на его взгляд, правильное. Его подстегнули сирены полицейских машин.

– Уходим через виллу.

Это был не самый короткий, но самый изученный и проверенный путь. Этот ход привлекал тем, что был непредсказуем для противника, которого они отправили в нокдаун. Но скоро он вернется, потому что даже Михей закончил отсчет и дал ему невидимую отмашку: «Fight!»

И все же посмотрел в сторону Равенны, словно сгорающей за отрогами, где и сами агенты могли вспыхнуть…

«Нам придется повторить маршрут, который мы прошли всего несколько минут назад».

Прежде чем покинуть место перестрелки, Михей подошел к капитану. Мертв. Склонившись над ним, глянул на шеврон в виде треугольника. В центре голова орла, по краю шла надпись: «Подразделение антитеррора Чампино».

Он прошел мимо спецназовцев, сраженных Дикаркой и Скобликом. Один из них подавал признаки жизни. Он заслонился рукой, увидев рядом командира диверсионной группы и ожидая контрольного выстрела. Забирая у него автомат, Михей покачал головой…

Ему пришлось менять мнение на ходу: противник в нокауте, а группа получила приличную фору. Это мог подтвердить обгоревший спецназовец. Он наверняка выбрался, но в каком он состоянии, можно только представить. Он вряд ли скоро расскажет о коротком бое, за него это сделают его товарищи, полицейские, карабинеры: ушел. Так говорят о людях, спасшихся чудом. И взгляды, обращенные в сторону ада…


Они подошли к дороге в ста метрах от виллы. Ниже, метрах в пятидесяти, стоял «Форд-Мондео». Полицейскую машину легко распознать по ее светло-голубому цвету, белым полосам по бокам и надписи «Полиция». Она перегородила узкую в том месте дорогу, не давая проезда даже по обочине.

– Берем ее, – прохрипел Михей, тяжело дыша после длительного забега по горам. Он посмотрел в противоположном направлении, уже в который раз используя гаджет изобретателя Хазина. Что сейчас там, за первым поворотом, за пятым, десятым? Что ждет на этом раскаленном добела серпантине? Что бы ни было. Прорываться можно было только в одном направлении.

После короткой передышки в придорожных кустах, диверсанты без проволочек вышли на дорогу и выстрелами из пистолетов убрали двух полицейских.

Михей сел на место водителя. Выругался – в замке зажигания не было ключей.

– Тамира, пошарь в карманах у копов.

Не успел он выговорить, как спереди и сзади разом завизжали сирены. Машины были не дальше ста метров. Одна, вероятно, завыла от ворот виллы, другая – из-за поворота. Но у Михея от их визга заложило уши. Он покосился на Скоблика. Виктор стоял у передней распахнутой дверцы и словно копировал полицейского. Только в штанах до колена и порванной майке, в шлеме и подлокотниках он походил на раздетого Робокопа или велогонщика, который нашел на дороге оружие и бросил гонку.

– В машину! – рявкнул Наймушин.

А вот и карабинеры: в зеркале заднего вида и в тонированном лобовом стекле.

– Тамира, быстрее!

Михей не думал о том, какие маневры ему придется совершать, ясно, что придется поработать рулем, педалями, попробовать себя в роли Дэвида Копперфилда – ловить зубами пули.

Дикарка распахнула заднюю дверцу и бросила Михею связку ключей. Тот поймал их и, выбрав один, вставил в замок зажигания. Отметил, как хлопнула дверца, и решил: Дикарка на месте. Скоблик в это время сел в машину, он смотрел вперед и был готов открыть огонь через опущенное стекло. Михей газанул… оставляя на дороге Тамиру. Он увидел ее в боковом зеркальце, когда над ней склонился один карабинер, а второй, припав на колено, открыл по беглецу огонь из ружья. Он, как и Скоблик мгновениями раньше, нашел защиту за распахнутой дверцей. И впереди такая же картина – перекрывшая дорогу машина, от которой, казалось, исходил запах пережаренных тормозных колодок, – и вооруженные карабинеры. Их Михей узнал по черной форме с красными лампасами, по синей машине «Классик» фирмы «Магнум».

Он вдавил педаль газа в пол до того, как противник открыл огонь сзади и спереди. Смотрел вперед, а видел распростертую на дороге Дикарку.

Последний раз он ощутил ее тепло через ключи, которые она подержала в руке. И для него они стали ключами от ее сердца.

Его душили слезы, когда он таранил полноприводной «Классик». Мог развернуться на месте, со скрипом тормозов и визгом покрышек, со стоном, но лишь для того, чтобы навсегда остаться с Дикаркой.

Обе машины развернуло. Михею пришлось сдавать назад. Набрав скорость, он выжал сцепление и вывернул руль. «Мондео» развернулся на месте, как на льду, разбрасывая по дороге осколки фар и проблесковой системы. И если бы Скоблик не опередил Михея, тот вытолкнул бы его из машины.

– Вперед, Михей! И даже не вякай! – И приставил к его виску пистолет. – Убью!

Наймушин набрал скорость. Сбросил газ перед поворотом, ожидая встречи с очередным пикетом. Теперь все полицейские были предупреждены по радио, и диверсантов ждал не щадящий огонь из пистолетов, а огонь на поражение. Что уже подтвердил один карабинер, стреляя вдогонку беглецу из ружья.

За поворотом заслона не оказалось. Основные силы противника поджидали агентов там, где все еще дымился «Фиат».

– Пригнись! – крикнул Михей Скоблику.

Микроавтобус стоял на прежнем месте, и между ним и скалой было около двух метров. Другую сторону дороги перекрыла полицейская машина. В лобовое стекло ударила одна пуля, другая. Михей смотрел на панель приборов, навалившись на Скоблика, их головы соприкасались. Они лежали в этом чертовом салоне валетом и неслись навстречу короткому, но опасному коридору. Его длина – длина «Фольксвагена». Ширина – ширина «Форда». Михей мог только представлять это, потому что вел машину вслепую. Не мог поднять голову, потому что навстречу неся свинцовый град. Он снова вел машину по памяти. Машина вильнула, клюнула носом, когда вслед за одним колесом «Форду» прострелили второе – точно и методично, из автоматов.

Михей бросил взгляд поверх головы Скоблика. Увидел темно-серую скалу, как будто замаскированную кустарником. «Форд» несло на нее правым бортом, будто корабль подходил к причалу. А встречающие палили из ружей, автоматов, пистолетов. Михей вывернул руль, придавил педаль газа. Машина пошла юзом, и командир группы уже знал, что случится дальше.

Только бы не потерять скорость…

Теперь ему ориентиром служил дым пожарища, и Михей произвел последний маневр, вывернув руль в правую сторону. Лишь бы искореженный передок машины воткнулся между «фольксом» и скалой. Они могли застрять, и застрять наглухо. И тогда их расстреляют, забросают гранатами.

Все надежды Михей возлагал на скорость, на таранный тип «Форда-Мондео». С пробитыми передними колесами он был неуправляемым, но задние колеса крепко держали сцепление с дорогой и поддерживали сравнительный баланс.

Михей заставил «Форд» воткнуться в эту щель. Скала оттолкнула машину – всего на двадцать сантиметров, но та получила ощутимый удар, врезавшись в микроавтобус. Борта «Форда» смялись, но сам он словно отяжелел. Михей что-то орал, заглушая натужный рев двухсотсильного двигателя, хлопки выстрелов. Ему было больно, хотя не его бока вгрызались в борт «фолькса».

И все же ему удалось вывести капер на простор. Пули ударили в багажник, в мелкую крошку разлетелось заднее стекло, захлопала по дороге вначале одна, а потом другая пробитая покрышка. «Форд» дотягивал, еле-еле дотягивал до спасительного съезда с дороги. До него сто метров, он прячется за очередным поворотом, и диверсанты готовы спрятаться за ним. Сто метров до него, а у Михея в голове не посторонние, а сопутствующие мысли: удастся ли свернуть, не оставляя на дороге следов от разорванных шин и ободьев, шлифующих асфальт. Кусты лягут под днищем «Форда», но успеют ли распрямиться?

Скоблик стал штурманом.

– Прямо! Прямо! Налево! Направо!

Дорога и так была прямая. Это машину бросало из стороны в сторону, а Скоблик подсказывал, каким маневром выровнять ее. Михею хотелось крикнуть ему, чтобы он заткнулся, с другой стороны, он придавал ему уверенности.

– Поворот!

Скоблик высунулся из окна, рискуя получить пулю в затылок. Он оглянулся и озвучил картину заднего вида:

– Никого.

– Одна из моих любимых!

Михей сбросил газ и медленно подъехал к месту съезда, почти не наследил.

Не так он представлял себе этот маневр, не на той машине, не в таком составе.

Высокие кусты поглотили их. Стеганув по днищу машины, они выпрямились и закачались как на сильном ветру. Михей выключил зажигание, и «Форд» покатился под уклон по траве, камням, по расчищенному заранее месту. Тогда как преследователи считали, что он на дороге. В горячке не сразу заметишь, что следы подранка потерялись.

– У нас снова появилось преимущество во времени, – бросил Скоблик.

– Но нас осталось двое, – ответил Михей.


Они снова сделали ход, который противником хоть и просчитывается, но ему не уделяется должного внимания. Бросив машину в придорожных кустах так, чтобы ее можно было заметить с дороги, они побежали вдоль шоссе, по пути натолкнувшись на «Рено», этот страховочный трос, который их никуда не вытащил. Их надежно скрывали кусты, деревья. Их не было видно, но они видели каждую машину и, кажется, настороженные глаза водителей. На самом деле они могли видеть лишь огни машин, пролетающих по шоссе слепящими шмелями.

Они бежали в сторону Равенны. Их будто манила локанда Андреа. Приманивали окна на втором этаже. И пусть они жили на третьем – пробраться незамеченными в хорошо знакомое помещение для них было раз плюнуть.

Им пришлось пойти на этот рискованный, безумный шаг вынужденно, и родился этот ход после доклада Матвееву. Михей связался с ним по спутнику в двухстах метрах от брошенной машины. Полковник ответил таким тоном, словно его оторвали от важного дела. А важнее этого дела у него не было.

– Да. Что у тебя?

– Дело сделано. – Михею пришлось сделать паузу. – Дикарку взяли.

– Что?!

Дальше он получал только указания.

– С этого момента никаких активных действий, если они не направлены на выход из кризисного положения. Конкретно – выход к точке эвакуации. Вдвоем. Если ты потеряешь по дороге еще кого-нибудь…

Михей глянул на Скоблика… и нажал на клавишу отбоя.

«Что?» – глазами спросил Скоблик.

– Они бросили Дикарку.

Они раздули уголек надежды, тлеющий в сердце Михея: он думал о Дикарке и верил, что она жива. Они оборвали нить, связывающую их. Они оставили их. На улице. В чужом городе, в чужой стране.

Глава 22
Свободный стиль
1

Андреа недолго находилась в компании Ди Мартино. Не прошло и часа, как к парадному подъехала полицейская машина. Обычно полицейские патрулируют улицы по одному или парами, в этот раз «Форд» был набит под самую крышу, отметила Андреа. Она подошла к двери, услышав шум двигателя, услышала холодный голос Ди Мартино:

– Отойдите от двери.

– К счастью, вы не мой управляющий, – ответила она, опуская пластину жалюзи. Ей показалось, она стала свидетелем циркового номера. Невидимый иллюзионист делал пасы, адресуя их артистам-полицейским, а те вылезали из машины-реквизита: один, второй, третий, четвертый.

– Отойдите от двери! – повысил голос Ди Мартино, познакомившись со строптивым характером девушки.

– Конечно, – ответила она. – Иначе меня затопчут ваши товарищи. И вы не подходите – они и вас сметут. Посмотрите, какие у них суровые лица.

Ди Мартино промолчал. Он только поиграл желваками. За этот час с небольшим он окончательно убедился, что Андреа на стороне своих клиентов, точнее – ровесников. Он мог бы спросить у нее в лоб, но предвидел ответ при наигранно наивных глазах: «А вы как думаете?»

Откровенно говоря, он устал. Он пару раз объяснял ей: «Они зарегистрировались в вашей гостинице под хорватскими именами, дали вам проглотить наживку о спортивном интересе. Это их легенда. На самом деле они русские». На что Андреа отвечала: «Я знаю. Догадалась. Вид-то у вас затравленный».

Полицейский в звании лейтенанта представился Ди Мартино сказал, что прибыл с отрядом в его распоряжение.

– Я заместитель начальника службы безопасности аэропорта Чампино, – назвал свою должность Ди Мартино.

– Да, мне сказали об этом, док.

– Внимание. – Он взглядом заставил полицейских построиться вдоль стены. – К этому часу я получил следующую информацию: диверсанты прорвались через заградительные отряды и посты охраны. Их двое. – Он метнул взгляд на Андреа и уточнил: – Двое парней. Их местонахождение неизвестно. Вероятно, они воспользовались транспортом и уходят на север по шоссе – об этом говорит полицейский «Форд», брошенный в нескольких метрах от дороги. Перекрыты все пригодные для движения дороги, подвергается досмотру весь автотранспорт, следующий в любом направлении. К работе подключены карабинеры и полицейские близлежащих городов, а также военизированные отряды.

Ди Мартино только сейчас заметил, что не стоит на месте, а прохаживается вдоль шеренги полицейских. Он выругался, недоумевая по поводу своей взвинченности. По сути, он находился в одном из самых безопасных мест. Преступники не оставили здесь ничего, за чем можно было бы вернуться. Хорватские паспорта для них – пропуск за решетку. Он понял это быстрее Сангалло, который ошибочно посчитал, что русские вернутся за хорватскими паспортами.

– Определим круг действий, возложенных на нас. – Дальше он пошел на ложь, не понимая, к чему это. – Под нашей опекой находится владелица локанды.

Андреа прыснула в кулак. Ди Мартино продолжил:

– Первое, что мы должны сделать, это не выдавать себя вот с этой минуты. Андреа, в котором часу вы закрываете гостиницу?

– В двенадцатом, – ответила итальянка.

– Что дальше? – торопил ее Ди Мартино, чувствуя на себе насмешливые взгляды полицейских. Он мысленно обозвал их уродами. Погибли их товарищи, а они зубоскалят. – Что дальше? – повторил он. – Вы гасите дежурный свет или оставляете? Где именно – в коридоре, в холле?

– И там и там. На ресепшен тоже. – Андреа демонстративно включила свет над стойкой. И незаметно бросила взгляд на жалюзи. Снаружи свет над стойкой даст кому угодно понять, что отель открыт, ночной портье поджидает за книгой клиентов.

Андреа поздно спохватилась. Она хотела дать знак гостям. Если они придут после одиннадцати, то свет на ресепшен насторожит их. С другой стороны, они могут расценить его по-другому. Михей подумает, что она дожидается их.

Она не знала, как выкрутиться из этой ситуации. Машинально протянула руку к выключателю и дернула за шнурок. Свет над стойкой погас. Снова дернула – зажегся. Погас.

Ди Мартино добрался в своих инструкциях до окончательного распределения ролей, даже отдал приказ двум полицейским занять места в номере русских. Поначалу он не понял, что его раздражает. Наконец обернулся и зло сощурился на девушку:

– Прекратите немедленно!

– Прекратить что?

– Щелкать выключателем.

Андреа пожала плечами. И выключила свет.

Ди Мартино мысленно сказал: «Так-то лучше».

Лучше?

– Включите свет.

2

Полицейский «Форд» походил на немецкий «Тигр» времен Великой Отечественной, спрятанный в стоге сена: корпуса не видно, а ствол башенного орудия торчит как оглобля. «Форд» был невидимым для кого угодно, только не для диверсантов. Полицейские поставили его на заднем дворе гостиницы так, чтобы иметь выезды в обе стороны, иначе могут запереть, перекрыв один лишь выезд.

Скоблик воспользовался «Фордом» как приставной лестницей. С крыши он перебрался на карниз, оттуда проник в туалет через окно.

Оглядев коридор с одной-единственной дежурной лампой посередине, Скоблик набрал на сотовом номер телефона Михея. Связь здесь была неважной, и Михей ответил лишь через двадцать секунд. Он к этому времени подобрался вплотную к центральной двери локанды и пытался разглядеть холл через опущенные жалюзи с внутренней стороны двери. Покачав головой, он отступил к углу здания.

– У парадного глухо. Свет горит в холле и… – Михей сделал короткую паузу, припоминая, как падал свет на зеленоватые жалюзи. – В холле и на ресепшен. – Еще раз глянул на окна своего номера. – У нас темно.

Михей отметил время: десять минут первого ночи. Кажется, ничто не говорило о том, что строгие правила Андреа нарушены. Она закрывала гостиницу ровно в 23.00. Обычно клиенты, предупрежденные владелицей этой, по сути, ночлежки, не опаздывали.

Свет на ресепшен. Михей опустил руку с телефоном. Значит, Андреа там.


Ступая по деревянному полу вплотную к плинтусу, Скоблик поравнялся со своей комнатой. Переборол в себе желание повернуть ручку и войти. Он поступил бы так два года назад. Он вернулся в туалет. В мусорном ведре под раковиной нашел пустую банку из-под пива, вернулся и аккуратно поставил ее на круглую ручку. Сдвинул в сторону половичок, чтобы при повороте ручки банка упала на пол. Поставив пистолет на боевой взвод, Скоблик продолжил путь. В шаге от лестничной площадки он остановился и присел. Осторожно выглянул и бегло осмотрел холл.

Он с минуту находился на краю площадки. Свет в холле и на ресепшен позволил ему в деталях рассмотреть статичную картинку и оставить ее в памяти. Там же отложилась информация о возможном противнике, которого он был вынужден оставить в тылу, в своем номере.

Он отступил на пару шагов. Выждав несколько секунд, вышел на связь с Михеем.

– Давай, – прошептал он, прижимая трубку к губам.


Андреа вздрогнула, когда отчетливо услышала за дверью кашель, затем шаркающие шаги, наконец стук в дверь. Спина похолодела, когда она услышала едва различимый щелчок кнопки на рации и шепот Ди Мартино:

– Всем приготовиться. Ждать моей команды.

К этому моменту его настроение, его отношение к Андреа резко переменилось. Он снова заиграл желваками. В его руке появился пистолет. И тут же его ствол ткнулся между лопаток девушки. Ди Мартино зловеще прошипел:

– Вперед! Ни звука. Иначе вышибу позвонок.

Он взял ее за плечо и вывел из-за стойки. Поставив перед дверью, отошел в сторону.

– Кто там? – спросила Андреа, глядя на жалюзи, остро жалея о том, что ее не видно, что пластины сомкнулись плотно, как веки покойника.

– Это я, Михей. Открой, Андреа. Не бойся.

Все-таки она приманила их. Андреа бросила беспомощный взгляд на Ди Мартино.

Скоблик стоял на краю площадки на одном колене и держал Ди Мартино на мушке. Он был готов положить его, но, не зная численности противника, считал выстрел преждевременным. Действия Ди Мартина читались как с листа. Едва Андреа возьмется за дверную ручку, он по рации отдаст приказ подчиненным. И они, как тараканы, полезут из всех щелей.

Если бы сейчас Ди Мартино обернулся, он бы увидел вооруженного противника. Скоблик максимально облегчал себе выстрел и фактически склонился над первой ступенью лестницы, оголяя тыл. Чтобы выглянуть в коридор, ему пришлось бы сделать два шага назад.


«Всем приготовиться. Ждать моей команды». Двое полицейских, скрывающихся в номере, поняли команду по-своему. Приготовиться означало именно подготовить себя, максимально сосредоточиться. Чего нельзя было сделать взаперти. Изнутри с успехом можно представлять, что творится снаружи. И старший, подойдя к двери, повернул ручку замка.

Позади Скоблика раздался грохот. Вот сейчас он мог сказать себе, что ждал его, но не так рано.

Ди Мартино резко повернулся, вынося руку с пистолетом, и выстрелил вслепую, чем сбил с прицела Скоблика. Тот тоже нажал на спусковой крючок, но пуля просвистела в сантиметре от головы противника. На громкий выстрел Ди Мартино отреагировали сразу несколько человек. В числе первых – Михей.

Он двинул ногой в дверь, отыгрывая инициативу у противника. Точно зная, что Ди Мартино стоит слева от двери, он, опершись спиной о косяк, надавил ногой на дверь, прижимая противника к стене. Вскинул пистолет для выстрела, но Ди Мартино опередил его на мгновение. Он не мог поднять руку с пистолетом, прижатую дверью, свободной оказалась левая рука, которую он поднял инстинктивно, защищаясь. Он ударил локтем в стекло без замаха, но с такой силой, что разлет осколков едва не превысил разлет осколков гранаты. Михей убрал голову, невольно отпуская давление на дверь. Уловив справа движение, он вскинул руку и выстрелил в полицейского, показавшегося из жилого помещения.

Михей не смотрел на Андреа, хотя она едва не помешала выстрелу, находясь к парню слишком близко. Ее волосы качнулись, лица коснулась горячая волна. Она смотрела на Михея и не узнавала его. В метре от него другое лицо. Сквозь изуродованные пластины жалюзи она увидела лицо Ди Мартино. Казалось, он смотрит из-за решетки, которую грыз годами, или глазеет из потустороннего мира.

Полицейский отвлек Михея, и Ди Мартино воспользовался этим моментом. Он со всей силой надавил на дверь, выбросил руку вперед и ударил Михея в висок. И еще раз надавил на дверь, ломая сопротивление противника. Вооруженная рука Михея оказалась в проеме, края которого топорщились остатками стекла. Он вовремя выдернул руку, отпуская пистолет. Другой рукой оттолкнул Андреа от себя. Обладатель черного пояса и хакамы, он вышел на середину холла и принял хамми – оборонительную стойку.

3

Скоблик, держа пистолет двумя руками, не стоял на месте. Проку в его рейде к своему номеру было мало, тем не менее он не мог стоять на месте, чтобы не превратиться сначала в живую мишень, потом в труп.

Ловушка сработала на манер свето-шумовой гранаты и приковала полицейских к месту. Прошло несколько секунд, прежде чем они активизировались. Тому способствовали более громкие звуки – хлопок пистолетного выстрела, хруст выбитой двери, звон стекла.

Они выходили из номера по одному. Как при замедленном воспроизведении. Показалась рука с высоко поднятым пистолетом, за ней плечо и туловище. Медленный поворот головы с одновременным поворотом тела, рука с пистолетом пошла вниз, замерла…

Скоблик поймал этот момент и надавил на спусковой крючок. Пуля попала полицейскому в грудь, по пути прошив ему рукав рубашки. Голова его резко упала на грудь, будто его ударили в шею. Он пошатнулся и упал. Бесшумное оружие оправдало себя и в этот раз. Второй полицейский, не слыша звука выстрела, перешагнул порог комнаты. Скоблик был уже в двух шагах от него. Глядя ему в глаза через мушку и целик, выстрелил. Пуля попала точно в середину лба, оставляя едва приметное отверстие. Но внутри мозговой ткани, ограниченной костями черепа, она вызвала высокое давление. Скоблик проводил глазами заваливающегося набок противника, точно зная, что у того сейчас в голове горячий кисель.

Он развернулся и побежал назад.


Губы Андреа пришли в движение. Она хотела крикнуть, предупредить Михея об опасности. Но словно подавилась и судорожно сглатывала.

Михей казался слишком легкой добычей для старшего группы полицейского наряда. К тому же он смотрел на бритый затылок и слегка сутуловатую спину парня. Выстрелить ему в затылок или в спину у него не поднялась рука. Михей в сводках проходил как диверсант. Однако попался на незамысловатую ловушку, попытался выстрелить в Ди Мартино, который был на расстоянии полуметра, и не смог. Выстрелил вслепую, оттого, наверное, попал, и тут же расстался с оружием, фактически выбросил его за дверь, подарил его Ди Мартино.

Он сунул пистолет обратно в кобуру и, стоя за спиной Михея, молниеносными движениями заблокировал его руку и охватил горло левым предплечьем. Это был фирменный капкан, из которого еще никто не вырвался. Полицейский смотрел на Ди Мартино, и его губы тронула улыбка победителя. Он мог задушить этого несмышленыша, но вдруг понял, что не сможет этого сделать. Что-то резко помешало ему. Он не успел понять, что жертва мешает ему выполнить удушение подбородком.

Михей тем временем, захватив левое запястье полицейского левой рукой, шагнул влево, повернув бедра к противнику. Отводя правую ногу глубоко назад и влево и опускаясь на колено, он ослабил равновесие массивного полицейского. Теперь Михей мог высвободить свою правую руку из ослабленного захвата и пропустил ее под локтем противника. Поднимаясь, он шагнул ему за спину и увлек его во вращение вокруг себя, проскользнул под его рукой, оставшейся в захвате, и поднялся уже сбоку от него.

И снова он не успел предупредить Андреа, которая смотрела на живой челнок. Инерции хватило для того, чтобы Михей направил полицейского к стене, впритирку с совладелицей локанды. Распаренный, как после бани, он ударился головой и рухнул на колени. Михей отпустил захват и ударил его ногой в основание затылка. Он убил его. Об этом догадался и Ди Мартино. Он вырвался из плена поцарапанный, изрезанный осколками стекла. Он рассчитывал на скорость, принимая во внимание скорость противника. Рассчитывал на массу. Весил он девяносто два килограмма.

Он оказался рядом с Михеем, когда тот повернулся лицом в его сторону. Ди Мартино машинально схватил его за грудки, чтобы с движением головы вперед дернуть на себя. Михей тут же заставил его вытянуть руки: сделал длинный шаг назад, имитируя удар в лицо. Он работал в свободном стиле – плавно, мощно, свободно, контролируя каждое движение.

Освободив плечо от захвата и низко наклонившись, Михей снова сделал длинный шаг, прижал голову Ди Мартино к своему плечу и сильно придавил его нос. Обхватив его шею рукой, развернулся на одной ноге, а другую отвел по дуге назад, бросая противника на пол.

Андреа показалось, что Михей завертывал руку противника вокруг его шеи и заставлял вращаться вокруг собственной оси. Она была близка к истине, когда сравнила это с пауком, пеленающим свою жертву: этот прием айкидо назывался «шарф».

Она во все глаза смотрела на Михея и пропустила торжественный спуск по лестнице Скоблика.

– Зачем ты пришел? – с хрипотцой спросила она, едва справляясь с волнением.

Михей улыбнулся ей:

– Забыл попрощаться.

Он перепрыгнул через стойку и взял в руки один из сувениров, подаренных хорватским агентом. На подставке еще сохранилась приклеенная бирка: «Сувенирная лавка Фалкони. Ровинь, Будичина, 16». Запомнив адрес, Михей поставил скульптурку медведя на место. Он искренне надеялся, что ему не придется заходить так далеко – напрямую выходить на хорватского агента Матвеева, но этого варианта он не исключал.


Скоблик бросил на заднее сиденье трофейные автоматы, сел в полицейскую машину и завел двигатель. Улыбнулся Андреа через опущенное стекло:

– Теперь у нас новая машина. Хочешь, возьми ее вместо «Фиата».

– Он был старенький, – рассеянно ответила девушка, не смея поднять глаза на Михея. Она понимала, что они прощаются навсегда. И не затронула острой темы под названием Дикарка. Где она? Что с ней?

Бог с ней…

Она улыбнулась Михею и ответила:

– Ты умеешь прощаться.

Он поцеловал девушку и сел в машину. Он смотрел вперед, когда Скоблик тронул «Форд» с места. И не оглянулся – смотрел прямо перед собой, как будто видел через лобовое стекло будущее.

На прощанье он сказал: «Позвони мне». Это хуже, чем «Я позвоню тебе». Но он, во всяком случае, остался честен до конца.

Глава 23
Плану соответствует
1

От Вентуры полковник Сангалло ожидал чего угодно, только не вопроса о состоянии его людей. Видно, он принимал их за успешных воротил, пронеслось у него в голове.

– Есть раненые, убитые, – ответил Сангалло.

– Черт… – Вентура мотнул головой и выразил округлившимися глазами сожаление. – Пойдемте со мной.

Он сам распахнул дверцу «Мерседеса» класса «Джи» и кивком пригласил полковника занять место первым. Сангалло пришлось подвинуться к противоположной дверце под натиском шефа. Тот грузно, шумно, в два-три приема уместился на большей части заднего сиденья.

– На виллу, – отдал он распоряжение водителю.

Шум города стоял в ушах. От виллы Тичино до локанды Аньелли будто проложили новую сверхсовременную трассу. Дорога, казалось, кипела от полицейских, военных и специальных машин.

В голову Сангалло пришло другое определение. Прямо среди ночи приказом мэра началось строительство новой дороги; высыпала вся городская техника, имеющая особые сигналы. Приоритет был за машинами, оснащенными самыми мощными ревунами и проблесковыми системами.

По пути на виллу Сангалло подумал: «Так ничего не оцепишь». Он был в курсе простенького, как братские объятия, названия плана-перехвата – «Оцепление». Никакого намека на кольцо. Все силы выставлены в ряд, по прямой, как на параде. Дверцы съехавших на обочину и ставших посреди дороги авто – нараспашку. Полицейские и карабинеры рядом; кто-то приветствовал, кто-то откровенно игнорировал Вентуру в его бронированном «джи-классе».

Сангалло едва не вздрогнул, услышав:

– То, что нужно.

Убит русский генерал, фигура одиозная. Итальянские спецслужбы предоставили ему убежище. На человека, получившего статус политического беженца, совершено покушение, – это то, что нужно?

Сангалло показалось, Вентура подслушал его мысли: шумиха, огни, оцепление, близость журналистской своры, чей лай уже стал различим сквозь шум моторов и пересвист сирен. Все это было нужно ему, полковнику Сангалло. Он рисковал, фактически подставляя своих бывших боссов, но то была обязательная плата за риск, как цена за входной билет на красочное шоу.

Он ожидал пересечения интересов, но сила, управляющая ими, направила их параллельными курсами. Ничего не понятно.

– Мне следовало раньше открыться перед тобой, – все больше запутывал ситуацию Вентура. Такие слова Сангалло мог принять от своей молодой жены. И дальше последовало продолжение в схожем духе: – Как только ты стал членом нашего клуба.

– Наверное, меня угораздило стать членом клуба «Единорог», – мрачно пошутил Сангалло.

– Неважно, о каком членстве идет речь, – ответил Вентура находящемуся в растерянности полковнику. – Иметь одинаковые клубные карты с шефом контрразведки – дело почетное, не так ли?

– Да, босс.

Полковник, ожидая продолжения, пришел к выводу, что Вентура открывать свои карты не спешил, он резонно предположил, что откровение придет к нему на вилле.

Сангалло обратил внимание на три или четыре схожих джипа, следовавших за одноклассником генерала. С одной стороны, такой эскорт на дороге, просившейся называться президентской, Вентуре не грозит ни прокол колеса, ни шлепок о лобовое стекло разбуженного кузнечика.

Джип въехал в открытые ворота и остановился посредине двора. Вентура открыл дверцу и вылез, шумно сопя. Оглядевшись, подозвал полицейского в белой форме. Отдав ему какую-то команду, которую Сангалло не расслышал, жестом руки поманил полковника за собой. И буквально тотчас прояснился смысл приказа. Полицейские сели в свои машины и выехали за пределы виллы.

«Секретность, какая она есть», – усмехнулся полковник.

– Я был здесь месяц назад, – поделился сокровенным Вентура. – Когда был убит генерал Фокин. Как и его, меня подняли с постели. За мной, пожалуйста, – поторопил он Сангалло. – Я хорошо ориентируюсь в этом доме. Вы же в курсе, что вилла является одной из резиденций службы.

Сангалло проследовал вслед за шефом в подвал. Там находились несколько человек в штатском. К тусклому свету в винном погребе прибавился слепящий жар одинокого софита, провод которого прятался за винными бочками.

Свет падал на человека лет пятидесяти. Парик съехал с его головы и казался дохлой крысой, укусившей этого человека. «Отвратительная сцена», – поежился Сангалло.

Вентура, бегло оглядев труп подчиненного, представил его полковнику:

– Майор Дарио Гардиан.

– Очень приятно, – еле слышно буркнул Сангалло и прошептал свое имя, представляясь мертвецу: – Пальмиро…

На теле Дарио Гардиана не было видимых повреждений. Сангалло незаметно усмехнулся: «Этот военный умер не так, как мечтал. Его честь военного могла спасти пуля».

Мысли уводили полковника в неизвестном направлении.

Он едва не прозевал жест генерала. Тот, не без труда протиснувшись между двумя бочками, махнул рукой:

– Смелее, полковник.

У дальней стены было где развернуться. Шеф шагнул в сторону, давая возможность полковнику увидеть еще один труп.

Боже…

Сангалло совсем забыл про откровения шефа. Тот имел честь находиться здесь месяц назад, в тот день, когда был убит русский генерал…

Что, черт возьми, здесь происходит?

И вдруг явилась мысль: кто-то на месяц опередил русских диверсантов, итальянскую группу антитеррора во главе с полковником Сангалло…

Он уже плохо помнил задержание Левицкого, и вот сейчас, когда он прошел через огонь и воду, мог бы удивленно поднять брови: «А был ли Левицкий?»…

А был ли генерал Фокин?

Сангалло не раз видел его по телевидению. Но больше всего запомнился русский генерал на снимке в газете. Он сидит на диване в вольной позе: одна рука покоится на спинке дивана, другая на колене. Под пиджаком белоснежная рубашка с открытым воротом. Поддернутая штанина открывает на обозрение длинный носок. Взгляд генерала кажется доброжелательным. Поза говорит об открытости. Доступное лицо подтверждает все строки статьи, каждое сказанное им слово. Он словно игнорирует угрозу, тем не менее настроен решительно.

Этот снимок был помещен внутри довольно обширной статьи. А начало лежало на первой странице, где также был помещен портретный снимок Фокина, а ниже – его литературный портрет, а также ключевой вопрос журналиста и начало ответа русского генерала…

Из оцепенения Сангалло вывели слова Вентуры.

– В любой случайности можно найти закономерность. А еще точнее, случайности базируются на закономерностях.

Раньше он случайность трактовал по-другому, припомнил Сангалло: когда между событиями нет никакой связи.

Он все же озвучил свои мысли, опасаясь заблудиться в туманных высказываниях шефа:

– Что здесь происходит?

– На руку нам сыграл тот факт, что Фокин успел озвучить свои намерения, а мы позволили СМИ распространить их. Мы ответственно подошли к вопросу безопасности русского генерала и выбрали местом его работы эту резиденцию. Мы опасались за его жизнь, определили сроки, в которые могли бы уложиться российские спецслужбы, чтобы устранить Фокина. Подготовка и реализация подобной операции могла продлиться минимум четыре месяца. Это с учетом секретной виллы; новое местожительство генерала еще нужно было установить. Но потом случилось нечто из ряда вон выходящее, что заставило нас принять контрмеры, разработать и приступить к реализации спецоперации. В первую очередь мы через СМИ распространили несколько фото генерала на этой вилле и дали возможность журналистам распространить эти сведения.

– Зачем?

– Чтобы облегчить русским работу, дать диверсионной группе зеленый свет. Помните, я сказал, что случайности базируются на закономерностях?..

Глава 24
Свидетели сопротивления
1
Месяц назад

Вчера вечером генерал Фокин вернулся из Венеции. Только вчера он понял, почему этот город, разбросанный на островах Венецианской лагуны, называют городом недовольных жителей. С рассветом под окнами собираются толпы туристов. Есть ли личная жизнь у венецианцев? – задался он вопросом. Похоже, нет. Ни в богатых, ни в бедных кварталах. Здесь все красивое, ценное, неповторимое давит цифрами. Исторический центр – население сто тысяч человек – расположен на ста восемнадцати островах, разделенных полутора сотнями каналов и проток, через которые переброшены четыреста мостов.

Его шофер и личный телохранитель спросил:

– Как вам Венеция, шеф?

Он был прекрасно осведомлен, где был шеф, а где его нога не ступала и где ему предстоит наследить. И генерал ответил прямо, не задумываясь:

– Помойка. У меня отхожее место на подмосковной даче чище и пахнет лучше. Я-то никогда не вылью помои из ведра на улицу, то бишь в канал. Европейцы!.. Знаешь, где я видел вашу Европу? В телевизоре.

Водитель промолчал. Ему было предписано не вступать с генералом в полемику любого толка. Он уже нарушил приказ, задав мрачному подопечному вопрос. А он простой вопрос перевел в политическое русло, в вонючий канал, если говорить точнее, где стоит смрад от тухлых помидоров и арбузных корок, рыбьих кишок и презервативов. Все это дерьмо наматывается на винты катеров, свисает с весел жизнерадостных гондольеров, поющих одну и ту же песню. Кажется, они поют, насмехаясь над пассажирами, щурящимися от блеска их отбеленных зубов, о том, как тяжела работа гондольера, купившего гондолу за девяносто тысяч евро, как он завидует товарищу, у которого гондола на пару тысяч дороже, как он высмеивает другого, у которого лодка подешевле. И все это передается по наследству, вот в чем пакость, не мог успокоиться генерал. Этот итальянский город уходит под воду. В другом итальянском городе падает и все никак не упадет старинная башня. Не в той стране она построена, усмехнулся Фокин. Уже давно бы снесли, а на ее месте поставили булыжник с Соловецких островов – попробуй сдвинь.

Он снова возвращался в Равенну, место своего добровольного затворничества. Вот оно у меня где, гонял желваки Фокин, то режа рукой по горлу, то ударяя по печени.

На вилле он вначале услышал громкую музыку, которая грохотала, как на дискотеке. Потом увидел мечущиеся тени за тюлем. Он смело шагнул к южному крылу. Миновав короткий портик, распахнул дверь в помещение, где располагалась его охрана.

Он увидел то, что должен был увидеть.

Чертовы американцы.

Один черный, как навозный жук, трое других белые, как личинки. Фокин ненавидел этот контраст. Он не понимал, где баланс. Чего можно добиться, проведя сравнительный итог. Удивительно, что белые в цветном телевизоре белые, а черные – почему-то становятся цветными.

Пронизывающие все тело басы рока действовали на них на манер оглушительного успеха. Здесь же корчились две подруги, которые на вопрос: «Девочки, вы проститутки?» – охотно отвечают: «Да, мы проститутки».

Из пятерых лишь один удостоил генерала мимолетного взгляда. И только что не подмигнул ему: «Присоединяйся, папаша». Фокин сделал все наоборот. Он нашел глазами шнур питания и отрубил музыкальный центр с сабфувером.

Музыка стихла. Русский генерал объяснился в военном ключе.

– Так, жуки, личинки и бабочки, слушать меня! Если вы не расползетесь, не закопаетесь и не улетите, завтра ваша лафа кончится. Кто-то из вас вернется в пыльный кабинет, кто-то на грязную улицу, кто-то вспорхнет на панель. Даю вам пять минут. Через пять минут я хочу окунуться в лучшее из всего, что я слышал: в тишину.

2

Allegria – подъем и радость жизни испарились.

– Мразь! – прошипел сицилиец по имени Итало, с ненавистью глядя на дверь. Она и тишина за ней поглотили генерала минуту назад, а охранник не мог успокоиться. – Русская свинья!

Итало налил полстакана виски, выпил, проливая на белоснежную рубашку, и швырнул стакан в дверь. Едва успел увернуться от рванувших навстречу осколков. Не повезло путане. Острые осколки посекли ей лоб и щеки. Она отерла лицо и долго смотрела на окровавленную ладонь. Потом дико завизжала.

– Заткнись! – прикрикнул на нее Итало. Он вынул из кармана скомканный платок и швырнул ей в руки. Проститутка, ощутив в руке еще что-то влажное и липкое, с отвращением отбросила его. Кинувшись к сумочке, она скрылась с ней в ванной комнате. Ее подруга помедлила немного. Улыбнувшись старшему смены, она пожала плечами и сказала:

– Я так поняла, вечеринка закончилась. Мальчики, не отвезете нас в город? Где нас сняли, там и оставите. L’amore molesto,[15] – заметила южанка.

Она осмотрела каждого «мальчика», подолгу задерживая взгляд. Все они были итальянцами, но косили под морпехов на американской базе, что дислоцировалась на побережье. Ей эта игра была знакома и привычна. Она сама часто играла, исполняя прихоти клиентов. За свою короткую жизнь она сыграла сотни ролей – медсестер, школьниц – двоечниц и отличниц, учителей, астронавтов. Этим парням, видно, никогда не надоест играть одну и ту же роль; им нравилось быть американскими пехотинцами, стеречь особо важного и опасного преступника. Эта игра называлась коротко: миссия.

Девушка прошла в ванную комнату и плотно прикрыла за собой дверь.

– Как ты? – спросила она у подруги.

– Хреново, – ответила та, отнимая мокрую салфетку от лица. – Раны неглубокие, но заживать будут неделю. Шрамы останутся. Семь дней без работы. Алессандро прибьет меня.

В помещение вошел водитель. Он не успел спросить, что случилось. Итало протянул руку и потребовал ключ от машины. Неожиданно переменил решение. Изобразив на лице подобие улыбки, сказал:

– Отвези подруг в город. – А дальше сказал то, над чем водитель ломал голову по пути до города и обратно: – Commandare и meglio di fottere.[16]

Итало выпил еще. Он пил и пил, не одурманивая голову, а распаляя чувства. И ненависть к русскому генералу росла с каждым глотком виски. Он никому не позволял такого отношения к себе. Такого тона не спускал даже своему отцу.

Отерев полные губы, Итало подошел к музыкальному центру и включил вилку в розетку. Выбрав диск Даррена Хейса, включил, пожалуй, самую заводную Heart Attack – «Инфаркт» в стиле рока. Медленно прибавил громкость до звука ревущих турбин лайнера.

Мартин попытался урезонить товарища:

– Прекрати, Итало!

Но тот вряд ли что-то расслышал. А выключать ревущий центр Мартин не решился. Он, качая головой, застегнул пуговицы на рубашке, надел галстук, пиджак. Он один из всей четверки выглядел так, как и подобает телохранителю: был собран. Вряд ли навеселе – выпил совсем немного вина.

– Чужак! Предатель!

– Это не твое дело, Итало.

– Оставь!

Русский генерал не заставил себя ждать.

Генерал. Полные губы сицилийца искривились. Он ненавидел именно этого генерала, которого по приказу начальства называл доктором. Предчувствовал, что дальше дойдет до обращения «адвокат» или «кавалер», как уважительно обращались к Сильвио Берлускони.

Только сейчас Итало удивился. Он ждал генерала, но полной уверенности, что он явится под грохот музыки, у него не было. Но он пришел. «На что он рассчитывает? – спрашивал себя Итало, пыл которого чуть поубавился. – Снова рявкнет, отдаст приказ на хорошем итальянском и выдернет из розетки шнур?»

Сейчас Итало подумал о том, что ставит эксперимент. Он с такой силой сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели. Он мог ударить генерала, но не собирался делать этого. Бросить ему в лицо «Свинья!» – и посмотреть, что из этого выйдет. И снова улыбнулся, посылая русскому генералу вопрос: «Ну и где твои подчиненные?» У сицилийца было преимущество: сейчас над ним не стояло начальство, тогда как у генерала не было никого, кому бы он мог отдать приказ.

«Чужак. Предатель».

– Ты оборвал вечеринку.

Фокин не слышал его. Он приблизился на шаг, еще на шаг. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, он вдруг резко подал корпус вперед и выбросил руку. Прямой в челюсть оказался таким сильным и точным, что Итало не устоял на ногах. Он попятился, потом его развернуло. Затем ноги его подкосились. Если бы не подоспевший вовремя Мартин, Итало ударился бы головой об острый угол стола.

– Торжественно обещаю тебе одну вещь, – раздельно произнес генерал. – Если, конечно, ты слышишь меня. Надеюсь, эхо в твоих ушах потом освежит твою память. Завтра ты и твои подчиненные предстанут перед шефом Корпуса карабинеров. Я помогу ему размазать вас по стене. Ты задел за живое интересы национальной безопасности.

Никто не понял, прозвучали эти слова всерьез или в шутку.

Для Итало они стали просто обидными. Он проглотил оскорбление, потому что не мог твердо стоять на ногах. Когда Мартин уложил его на кровать, Итало показалось, он на старинном паруснике, с трудом переносит качку, его тошнит, он падает с подвесной койки и блюет на пол, на чьи-то начищенные до блеска ботинки. Открывает глаза и видит, что это не ботинки, а черное лицо Мартина.

Итало проснулся в два часа ночи. Прошел на кухню, включил кофеварку, услышал Мартина:

– Повремени с кофе. Я сварил бульон.

Они сговорились, пронеслось в голове сицилийца.

Он выпил кофе. На вопрос Мартина «Ты куда?» ответил: «Подышу свежим воздухом». Выходя во двор, поймал окончание фразы: «…не повредит».

Итало, подходя к восточному крылу виллы, где расположился генерал, расстегнул ремень и вынул его из брюк. В голове снова всплыла сицилийская поговорка…

Он шел по длинному коридору и удивлялся отвлеченным мыслям, которые словно преследовали его. Он охраняет покой генерала? Ерунда. Бред. Эта русская собака сама охраняет свой покой. Регулирует тембры тишины, оттенки неразличимой музыки. Он вампир с безграничной властью. Но он боится не того, чего боятся все кровососы: солнечных лучей, запаха чеснока, осинового кола, распятья. Он не знает, что обычный брючный ремень в умелых руках вызовет последнюю вспышку в его мозгах, уловит не запах чеснока, но дыхание недавно проснувшегося человека, выпившего кофе и выкурившего сигарету. Он увидит и крестное знамение…

Итало остановился в центре просторной комнаты и едва не попятился. Он увидел кровать, отстоящую от стены и от окна на добрый метр, человека на ней, укрытого белым одеялом. Ему на миг показалось, он очутился в папских покоях, что жертва его – понтифик.

Сицилиец перекрестился.

И вздрогнул. Едва не попятился к двери, расслышав спокойный голос:

– Вернись на место. Я даю тебе шанс вернуться на место. Я даю тебе больше, чем ты можешь себе представить. Ты на службе. Ты должен…

И тут прозвучало одно слово. Ненавистное слово. Того, кто его придумал, Итало был готов выкопать из могилы и повесить.

Устав.

Его губы задергались. О правилах, законах ему что-то втолковывал человек, который сто, тысячу раз преступил их. Человек-предатель. Человек-паук. Человек-хамелеон. Человек, который выбил его из равновесия, попытался вернуть в прежнее состояние… еще одним ударом.

– Что? Устав? Правила? Законы? – прошипел Итало, приближаясь к кровати, точно зная, что смотрит на смертный одр. – Знаете, что про нас говорят? Законы были бы совершенны, не будь итальянцев, которым глубоко на них наплевать.

– Вспомни, с чего ты взбеленился. Этого времени тебе хватит на то, чтобы…

И снова ненавистные слова:

Осмыслить. Открыть. Взглянуть.

Плохой психолог. Он плохой психолог. Итало нахмурился. Он был готов… успокоиться, осмыслить, взглянуть… И взглянул – в глаза страху. Только сейчас он понял, что генерал боится его так, что под мышками у него хлюпает. Это работает старая военная закалка. Ему страшно, он мокрый от подмышек до промежности, но лоб сухой, голос ровный, взгляд твердый. Этот человек наполовину фальшивый.

Итало не понимал, бредит он сейчас или рассуждает здраво. Он находился где-то посередине бреда и здравомыслия. Шаг в сторону здравомыслия, и он посмеется над генералом. Шаг в другую сторону – и он… шагнет навстречу чужой смерти.

Итало больше не раздумывал. Он бросился на генерала и ударил его, наваливаясь на него всем телом. Он боялся отпустить его. Лежа на нем, он наносил ему неточные, но сильные удары. Иногда они приходились вскользь, отчего кожа на голове жертвы трещала, лопалась. Когда он попадал точно, лопались лицевые кости, трещали ушные хрящи.

Он набросил ремень уже на мертвого человека и, перехлестнув петлю, сдернул генерала на пол. Там он продемонстрировал то, что творят маньяки со своими жертвами. Сидя позади генерала, он использовал сильно натянутый ремень и локоть как рычаг и сломал ему шею.

3

Вентура прибыл на виллу под утро. Он проделал непростой путь – вылетел на самолете из Рима в Римини, где его уже встречал шеф местной службы безопасности. Еще полчаса прошли в полном молчании. Он смотрел в окно и ничего, абсолютно ничего не мог разглядеть в предутренней темноте, не считая световых полос, за которыми бежали тени машин. И шефу пришла в голову мысль о пауках. Он сравнил паутину с огнями, по которым бежит к своей жертве хищное членистоногое.

Превратности судьбы. Поворот в событиях.

Другое злоключение состояло в том, что Вентура лично отвечал за безопасность русского генерала. Такая же роль досталась личным телохранителям, шоферу. У семи нянек дитя без глазу. Лучше не придумаешь. А еще – в семье не без урода. Кто такой Итало – Вентура не знал. Его заперли в винном погребе. Поначалу эта фраза взбесила Вентуру. Человек совершает убийство, а его сажают в винный погреб. Это все равно что выпустить крысу в подвал с сыром. Потом он поостыл. Он уже решал трудную задачу – как скрыть убийство от общественности. Именно в таком ключе. Потому что российское общество станет передовой частью общественности и выступит с коротким обвинением – Линч. Они странные люди: ненавидят живых предателей и плачут по изменникам, ушедшим в могилу. Вентуре уже сейчас стало нехорошо.

Но он не был бы собой, если бы уже по пути в Равенну не решил часть задачи. Генерала мог убить кто угодно, только не итальянец, гостеприимно встретивший его, давший ему кров. Его могли убить русские, не простившие ему предательства. Вентура нашел точку отрыва, а дальше его мысли текли легко, что и было сравнимо со свободным падением.

Он понимал, что «полет его мыслей» носил авантюрный характер, но это лучше, чем барахтаться в обвинениях. Русский генерал вверил свою судьбу итальянскому генералу… И после многоточия следовало самое оскорбительное: а какой-то пьяный дурак свернул ему шею брючным ремнем. Это почище устранения Троцкого, который нашел политубежище в Мексике, на укрепленной и тщательно охраняемой вилле в городе Койокан. Затворник трудился над своей книгой о Сталине, рассматривая главного героя как роковую величину для социализма. Он призывал трудящихся СССР сбросить власть Сталина. Дело закончилось смертью Троцкого: Рамон Меркадер, агент НКВД, смертельно ранил его ледорубом.

Вентура уловил перекличку с современной историей.

Он поменял Сталина на Путина, социализм на демократию, Троцкого на Фокина, ледоруб на брючный ремень. И почти не нашел отличий. Осталось найти агента современного НКВД.

Прибыв в Равенну, стоя над трупом русского генерала, Вентура уже четко представлял план грядущей операции. А стоя над другим трупом, который пока еще мог передвигаться и выдыхать винные пары, вспомнил толкового офицера с военно-морской базы – Дарио Гардиана.

Дарио прибыл на виллу через неделю.

– Вы убили генерала? – спросил он у Итало.

– Да, – с напускной храбростью и долей безразличия ответил тот.

– Мне сказали, вы сицилиец.

– Да.

– Я смотрел фильм «Сицилиец» с Кристофером Ламбером. Культовый актер. Он француз… и американец. – Гардиан улыбнулся кончиками губ. – Не знали? Ударение надо ставить на последнем слоге, по-французски: Ламбер. Давайте познакомимся. Я майор Гардиан. Вчера я планировал двухнедельную поездку в Норвегию. Там отличная рыбалка. Северяне умеют рыбачить. Сегодня же мои планы неожиданным образом изменились. Теперь я не знаю, когда смогу вырваться в отпуск. Возможно, через три или четыре месяца. И в этом виноваты вы. Что поделаешь, я вынужден наказать вас.

Дарио вынул пистолет, не спеша снял его с предохранителя, взвел курок и прицелился в Итало. Тот зажмурился. Но не изменил позы – стоял, как каменный столб. Гардиан рассмеялся и опустил пистолет.

– Надеюсь, вы не поверили мне.

– Нет, – Итало вздохнул с облегчением.

– Нет?

– Нет, – вынужден был повториться сицилиец.

– Зря. – Дарио снова улыбнулся. На этот раз он вскинул руку с оружием и мгновенно надавил на спусковой крючок.

Пуля попала точно под левый глаз Итало.

Гардиан отвернулся и поочередно оглядел охранников генерала Фокина.

– Вы не справились с простейшей работой. Вы дали убить своего подопечного – и неважно кому. Неважно, что убил его тот, кому вы доверяли, как себе. Нет, – Дарио покачал головой, – ваша работа на этом объекте далеко не закончена. Она продолжается. Теперь я ваша головная боль. Теперь каждый из вас может попробовать себя в роли сицилийца. – Он небрежно кивнул за спину, на Итало, под которым расползалась кровавая лужа. – Он был паршивым человеком и актером. Вам играть также заказано. Вы продолжите свою работу на этом объекте. С этой минуты я ваш подопечный.

И Дарио заставил охранников вздрогнуть, когда вынул из внутреннего кармана пиджака парик и ловко надел его на голову.

Телохранители побледнели. Кроме чернокожего Мартина. Он стал ежевичного цвета.

И последнее, чем Гардиан окончательно сразил подчиненных – он заговорил с ними на приличном русском и показался им точной копией генерала.

4

– Я не хотел плодить свидетелей преступления, которое переросло в секретную операцию, – продолжал Вентура. – Поэтому отгораживал тебя от… проблем, возможно.

Пальмиро Сангалло был потрясен этой историей, именно историей, еще и потому, что смотрел на участников тех событий. Живой генерал с «комическим» именем Вентура, мертвые Гардиан и Фокин. Казалось, в винной бочке прячется «философ» по имени Итало…

Сангалло наконец-то разлепил рот:

– Если бы вы сказали прямо…

– Ты плохо слушаешь. Но твоя работа впечатляет, – эти слова прозвучали без тени фальши. Вентура даже улыбнулся.

– Мне так до конца и непонятно, представлял ли Фокин угрозу для российских спецслужб.

– Точная постановка вопроса, – удовлетворенно покивал Вентура. – Карта спецслужб сегодня разыгрывается с особым размахом. В Праге вышла книга «Като. История проверенного человека» о министре иностранных дел Чехии, карьера которого была связана с госбезопасностью. Так называемый герой скандальной истории о российских дипломатах, занимающихся сбором секретной информации в Норвегии, также описал свою деятельность в роли двойного шпиона. Норвежец собирал материалы и конспектировал содержание своих тайных встреч с российскими официальными лицами в течение многих лет. Ему осталось лишь обработать рукопись, добавить к ней несколько глав о действиях властей и реакции средств массовой информации обеих стран. Благодаря бывшему агенту норвежской контрразведки пять сотрудников российской разведки, работающих под крышей МИДа, были объявлены персонами нон грата. Есть и другие примеры. И если спросить министра иностранных дел Чехии, допустил бы он выход порочащей его истории, он бы ответил… Впрочем, его ответ мог бы оказаться неоднозначным. Человеку, который перенес инфаркт, глупо задавать схожие вопросы.

Вентура на минуту задумался:

– Мне тоже не дает покоя вопрос: зачем диверсанты вернулись в локанду? Не для того же, чтобы сразиться с Ди Мартино и нарядом полиции.

– Они забрали из номера хорватские документы. Мне кажется, это ключ к решению вопроса.

Вентура не стал спрашивать, к какому именно вопросу подходит найденный Сангалло ключ. Вопросов масса.

– Они здорово рисковали, вернувшись в гостиницу, – ответил Вентура, – а риск должен быть оправдан. Надо усилить контроль на хорватской границе. Ты прав: хорватские паспорта играют в этом деле важную роль. Мне придется вылететь самолетом в Венецию и лично проконсультировать пограничников, местную полицию.

– Что вы поручите мне?

– Твоя задача состоит в следующем…

Глава 25
Откровение
1
Москва

Генерал Бурцев решил воспользоваться «ходом», через который в профильный отдел контрразведки проникали агенты, бывшие и действующие офицеры ГРУ и ФСБ, умельцы из секретной лаборатории. Но ему пришлось бы пересесть из вороного «Мерседеса» с устрашающей номерной подвеской на менее заметный автомобиль. Заодно уволить своего адъютанта. Не успел водитель «мерса» класса CLK подъехать в воротам, как они по-сезамовски распахнулись.

– Ети твою мать! – выругался Бурцев. Ему снова не удалось нагрянуть неожиданно.

Он действительно в здание зашел с черного входа. Дежурный по отделу оказался именно там, а не в пропускном отделе возле парадного входа. Он выбрал тактику, которая понравилась генералу: не развернул изложение о делах конторы на пороге запасного выхода, а просто поздоровался. Бурцев протянул дежурному капитану руку и крепко пожал:

– Майор Тартаков у себя?

– Так точно, товарищ генерал. Начальник отдела в управлении.

– Мне он не нужен. Проводи меня к Тартакову.

Бурцев нечасто бывал в этом здании на Большой Дмитровке. Он бы с удовольствием поменял целый этаж на Лубянке на этаж в профильном отделе. Тут он не замечал ни поддельной, ни настоящей, ни специально организованной суеты. Здесь лица у служащих были другими. Может быть, более приветливыми. Здесь не было духа карьеризма.

Дежурный постучал в дверь и распахнул ее перед генералом. Тот шагнул внутрь и увидел жующего Тартакова.

– Вижу, ты работаешь, – прокомментировал Бурцев, а на языке вертелось «закусываешь». – Не буду мешать.

Майор запил бутерброд минералкой, глянул в зеркало и осмотрел зубы, открытые растянутыми губами.

Бурцев устроился в приемной. Он был одет в серый дорогой костюм в еле приметную полоску, галстук более темных тонов, источал аромат французского одеколона.

Он косо посмотрел на майора. Тот на ходу накидывал пиджак и застегивал пуговицы. Задержавшись на пороге, он секунду соображал, пригласить ли генерала в кабинет или присоединиться к нему в приемной. Бурцев поторопил его жестом руки.

Тартаков сел на свое место. Место, которое он по приказу этого человека сдал на время Матвееву. Впору называть его углом. И разговор пойдет, конечно же, о Матвееве.

– Сбой, – начал генерал, катая ручку по столу. Он смотрел на поверхность стола и словно боялся поднять глаза на майора. – Я не прошу тебя искать и перечислять сбои в работе – их много, и они как на ладони. Я прошу тебя объяснить причину хотя бы одной неудачи.

– Что-то где-то не срослось, – сказал Тартаков.

– Ты недоспал или недоел, – устало прокомментировал Бурцев в схожем ключе. Он давно знал Тартакова. Если бы не его мощная, как у каминной трубы, тяга к спиртному, сейчас к нему обращались бы «товарищ генерал». Бурцеву хотелось подвести майора к зеркалу, показать его отражение и сказать: «Посмотри, на кого ты похож». Откровенно не хотелось обращаться к реальному облику майора, который был то ли краше отражения, то ли, наоборот, отвратительнее. Ничего не разберешь.

Так или иначе Бурцев видел в Тартакове двух разных людей и был близок к тому, чтобы вызвать к подчиненному бригаду экзорцистов. Причем не местных, а прямо из Ватикана. И дать им наказ: вытрясите из него всех духов, включая запойного.

Бурцев не заметил, как майор начал доклад.

– Мы максимально облегчили работу группе Наймушина. Вернее, делали все для этого. Получилось наоборот. Газеты пестрят заголовками об убийстве Фокина, покойный генерал смотрит с первых страниц, но итальянские спецслужбы не спешат подтвердить или опровергнуть этот факт.

Пауза. Бурцев отлично понимал, кому она адресована. Он мысленно сказал многозначительное «да…» и заполнил пустоту:

– Почему?

Майор живо откликнулся на вопрос генерала:

– Почему они не задействуют в поисках преступников полицию, карабинеров?

– Да.

– Хороший вопрос. Макаронники имеют на это право, поскольку Наймушин, Скобликов, Эгипти совершили преступление в их стране. Вместо этого – гробовая тишина. Причем с обеих сторон.

– На месте они могли обнаружить что-то, что заставило их скрыться.

– Что? – Бурцев пожал плечами. – Узнать бы это. У тебя есть версии?

– Бредовые.

– Бредовые? Как я тебя понимаю… Что насчет реальных?

Тартаков чувствовал: генерал выводит его на более чем откровенный разговор. И он не стал противиться. Он – второе лицо в рамках этой операции – ответил прямо:

– Реальные версии рождены наверху. Вы, товарищ генерал, наверняка выдвинули рабочую версию и присвоили ей номер 1А. Высший приоритет. Пересмотру не подлежит. Эта версия говорит за то, что группа Наймушина выжидает, ищет наиболее безопасный выход на итальянские спецслужбы. Цель этой акции – спасение собственных жизней, поскольку они понимают – из Италии им не выбраться. Либо их убьют, либо возьмут живыми, а это пожизненное заключение. У них есть с чего пойти – полная информация об этой операции. Также они расскажут о секретном проекте ГРУ «Организованный резерв». Я прав?

– И я знаю причину. Ты пропил свое место наверху. Но ты все знаешь о нем и рассуждаешь, свесив ноги с соседнего облака. У тебя облик майорский, а мозги генеральские.

Тартаков даже не хмыкнул.

– Вы уже что-то предприняли?

– Да.

– Матвеева отстранили от задания?

– Напротив. Сегодня в Италию прибывает группа людей, которых обычно называют поисковиками, – акцентировал Бурцев. – Они получили задание найти Наймушина, Скобликова, Эгипти. Наша задача найти ответ на вопросы: почему спецслужбы Италии молчат о Фокине. – В голосе генерала просквозило раздражение. – Хотя последнее время что-то дозированно сливали в прессу; что обнаружила на вилле группа Михея. Ответ может дать Михей и его партнеры по команде. Возможно, мы сможем их вытащить.

«Возможно».

– Речь идет о торгах?

– «Мы расплачиваемся не потому, что считаем справедливым не остаться в долгу, а чтобы легче потом найти людей, которые могут нам одолжить». Это сказал герцог Ларошфуко. Он считал, что одной из главных пружин человеческих поступков является расчет.

– У вас был разговор с руководством ГРУ?

– Да. Мы прикрываем задницу военной разведке. Когда мы вытащим группу Наймушина, когда у нас появится материал для торгов с итальянскими спецслужбами, никто не узнает о секретном проекте, реальное название которого «подростки-киллеры на службе у российской разведки».

– Точнее, никто не узнает, что вы воспользовались проектом.

– Мы подняли не то, что плохо лежало, а то, что плохо пахло. И рассчитывали на успех.

– Я знаю людей, которых вы назвали поисковиками?

– Да.

– Они «Луганские»? Из бывшей группы капитана Левицкого?

– Нет. Они из другой группы.

– «Инкубаторские»?

Генерал не ответил. Но Тартакову не требовалось ответа. Он тяжело сглотнул. Как никто другой, он понимал, что за последние два года «Инкубатор» клонировал сорок диверсионных управляемых машин. Они могли чувствовать друг друга на расстоянии. Их способность повторять действия друг друга, мыслить одинаково и принесет успех. Не заглядывая в будущее, Тартаков мог сказать: Наймушин, Скобликов и Эгипти – «машины с чистой совестью» обречены.

Расчет, о котором сказал генерал, забрезжил было перед глазами Тартакова, но вот сейчас пропал. Пацаны Наймушина превратились в глазах начальства в бесконвойников – неуправляемых, с непредсказуемым поведением людей. А поисковики превратились в ликвидаторов. Они получили задание найти и убрать группу Наймушина.

Тартаков перевел слова генерала, и сейчас они звучали по-другому, угрожающе:

«Когда мы уберем группу Наймушина, никто не узнает о секретном проекте».

– Удар ниже пояса, – чуть слышно сказал майор.

– Что? – не расслышал Бурцев.

– Я говорю, ударил соседа в пах и выбил ему два зуба. Товарищ генерал, поисковики отправляются в Италию сегодня. Не я с ними беседовал, не я инструктировал. Зачем вы сказали об этом мне?

– Чтобы ты об этом знал. Чтобы мои люди смогли спросить с тебя. Ты же не станешь отрицать, что ничего не слышал об этом. Всего тебе доброго, Женя.

Как только за генералом закрылась дверь, майор метнулся в кабинет, открыл сейф, выдвинул ящичек и одну за другой стал вынимать аудиокассеты.

«Вот она. Нашел».

На этой кассете была сделана запись беседы двух полковников – ФСБ и ГРУ, Матвеева и Щеголева. Вставив кассету в деку магнитофона, майор включил воспроизведение.

Матвеев:

«…вы связаны с внутренними условиями нашего аппарата, не зависящими от вашей воли и возможностей вашего непосредственного руководства».

Щеголев:

«Да, я принимаю условия».

Рано. Майор перемотал дальше. Остановил пленку, включил воспроизведение. Он был настолько сосредоточен, что не замечал ничего вокруг. Он бы не заметил генерала Бурцева, дежурного, начальника отдела, даже Матвеева, если бы они толпой вошли в кабинет, который на время превратился в операторскую.

Вот голос Щеголева. Сочный, уверенный, красивый, как у российского актера Александра Збруева.

«…Упор делался на уживчивость и управляемость курсантов. Причем энергии они потребляли больше, чем получали. Мы учили их задействовать внутренние, скрытые энергетические резервы.

Замечание Матвеева:

«Изобретали вечный двигатель?»

«С вечным двигателем всегда одна проблема».

«Он не вечен. Я знаю. Продолжайте, пожалуйста».

Щеголев:

«К концу обучения исключались предательства, невыполнение приказов и так далее…»

Исключались предательства, невыполнение приказов, повторил про себя Тартаков. И это были слова начальника курса, самого компетентного человека в этих вопросах.

Вот он отвечает на вопрос Матвеева: «Назовите лучших курсантов последнего курса»:

«Они равны в любой дисциплине. Я назову тех, кого выделил лично».

Звучат имена: Михаил Наймушин, Виктор Скобликов, Тамира Эгипти.

Матвеев:

«Назовите еще несколько имен».

Щеголев:

«Александр Кунявский и его тезка Прохоров. Пожалуй, Николай Хрустов. Из девушек Татьяна Смирнова».

Снова прозвучали имена тех курсантов, которых Щеголев выделил лично.

Майор Тартаков был твердо уверен: эти имена полковник Щеголев назвал лично генералу Бурцеву. Когда? Совсем недавно. Вчера, позавчера? Хотя майор не исключал другой вариант: с Кунявским, Прохоровым, Хрустовым и Смирновой начали работать одновременно с группой Наймушина. Кто именно, какой отдел? Вопрос не принципиальный. Генерал Бурцев нашел запасной эвакуационный коридор и заранее вписал имена курсантов в «Книгу мертвых». Уже тогда генерал напутствовал их в загробную жизнь.

Черт, выругался майор. Он не задал генералу ключевой вопрос. Что, если он свяжется с Матвеевым и расскажет ему правду?

И его словно осенило. Матвеев знает об этом. Возможно, он в эту минуту повторяет имена Кунявского, Прохорова, Хрустова. Две правды. Одна для Матвеева: поисковики присланы ему в помощь, тогда как другая правда…

И волосы майора Тартакова встали дыбом. Ликвидировав разведгруппу, они уберут Матвеева. Не будет исполнителей, людей из Ниоткуда, не будет руководителя операции, отставника, которого можно найти разве что в садово-огородном справочнике.

У Тартакова была связь с Матвеевым – надежная, конфиденциальная. Стоит нажать несколько клавиш на спутниковом аппарате… но что будет с ним, майором Тартаковым?

Майор сделал больше. Он нажал столько клавиш, сколько не нажимал в самый напряженный день. Он отослал Матвееву текстовое сообщение…


Майор на ватных ногах вышел из кабинета, закрыл его на ключ. На вопрос дежурного: «На обед, Евгений Александрович?» – Тартаков ответил утвердительно: «На обед».

В кафе на Большой Дмитровке он заказал томатный сок и графинчик водки…

В своем кабинете Бурцев поднял глаза на вошедшего адъютанта:

– Что у тебя?

– Плохие новости, товарищ генерал. Майора Тартакова сбила машина. По предварительным данным, он находился в состоянии алкогольного опьянения.

– Передай мои соболезнования его семье. Прикажи организовать похороны нашего товарища. Я говорю о скромных похоронах. Насколько я знаю, он сам не любил бывать на пышных проводах. Ну, чего ты стоишь? Выполняй.

– Товарищ генерал, майор Тартаков жив. Он сейчас в больнице.

Генерал смотрел на помощника не меньше минуты.

– В таком случае поздравь его от моего имени. Одну секунду. Он тяжело переносит похмелье, а врачам на это наплевать. Аккуратно, чтобы никто не заметил, пронеси в палату бутылку водки.

Глава 26
Прокол
1

Пальмиро Сангалло готовился к первому допросу Дикарки. Его отчего-то взволновала процедура подготовки – он не находил себе места. Его пульс не участился даже на пару ударов, когда он, спускаясь по лестнице аэропорта Чампино, был готов сыграть с Левицким серьезную партию…

Он прогуливался по дворику, бросал взгляды на подвальные окна, отчетливо представлял высоченные катакомбы. Его заинтересовал один вопрос: имея идеальную тюрьму буквально под ногами, управление задумывалось о содержании там преступников, кандидатов в преступники? Пальмиро улыбнулся, найдя ответ: «Да. Но после того, как начальство, охрана и служащие опустошат винные погреба виллы».

И первый шаг к этому сделал Пальмиро. Он приказал поставить решетку на подвальное помещение, где содержалась Тамира Эгипти, и налил вина из бочки. Он нашел его вкус бесподобным: неожиданная агрессия вначале, мягкий переход к нежному вкусу и терпкое, многообещающее послевкусие. Он впервые пробовал такой неожиданный букет.

Пальмиро считал себя на коне. Он едва не сорвал операцию, он же исправил положение. Его уму и оперативности вообще завидовали все, кто работал на него – в аэропорту и здесь, в одной из резиденций службы. Он не стал забивать голову вопросами тактики: как бы он поступил на месте майора Дарио Гардиана. Он исковеркал русскую пословицу «Чего было, того не миновать». Исковеркал «во времени и пространстве», а когда понял свою ошибку, неожиданно рассмеялся.

Может быть, эта несущественная деталь повлияла на его настрой, тем не менее Сангалло ощутил то, что называется приливом сил.

Он спустился в подвал, кивнул охраннику: «Открой», мысленно прокомментировав: «Вот так надо было стеречь виллу и ее заледеневшего гостя».

По пути к камере он встретил еще двух охранников в камуфляже. Одного непосредственно возле двери.

– Что там? – спросил Пальмиро.

– Не видно, доктор.

– Может, тебе стоит врезать «глазок»? – хмыкнул полковник. – Открой.

Помещение не пришлось оборудовать на манер тюремной камеры. Эта отдельная комната соответствовала всем параметрам узилища: сыро, свет проникает сверху через узкое окно, в темных углах словно притаились призраки умерших. В правом дальнем углу камеры на матрасах, брошенных на пол, сидела, скрестив ноги, пленница.

Сангалло обернулся к охраннику:

– Принеси мне стул.

Он удобно устроился на нем, бросив ногу на ногу. Он мог допросить девушку наверху, в одной из лучших комнат виллы, угостить ее местным вином, чтобы и она ощутила его агрессию и неповторимую нежность. Это называлось расположить к себе собеседника, соперника, противника, кого угодно. Но Сангалло решил пока повременить. С места в карьер он спросил:

– Название операции. Название вашей группы.

Ему не требовался переводчик. Он долгие годы тесно сотрудничал с хорватскими налоговиками, спецами из управления по незаконному обороту наркотиков. Наконец, его работа в общем деле с капитаном Левицким. Сангалло удивился, насколько близки были хорватский и русский языки. Добра вэчэр, добро ютро, отворено, затворено. Сутра – значит завтра. Молим – пожалуйста. Но нет, Сангалло ни молить, ни просить не собирался. Он пришел требовать.

И повторил:

– Название операции. Название вашей группы.

– Название общее – «Красные наклейки», – ожила на матрасах Дикарка. – Мой позывной – «Принцесса на горошине».

– Где вы проходили диверсионную подготовку?

– Нам купировали головную часть мозга, которая отвечала за эту информацию. Операция несложная – кричат в ухо во время ночного кошмара, и ты купирован.

– Что вы помните? – Сангалло не мог не принять тон и поведение девушки, которая превращалась для него в девку.

– Помню, нам давали тему глупую, – ответила Дикарка. – «Выход из борьбы за власть». Так вот, препод заявил…

– Кто, опроститэ, заявил?

– Преподаватель. Мы называли его Исчадием, уж больно придирчивый «слон» был. Так вот, он ляпнул: «Власть подразумевает, что необходимо отчитываться за принятые меры и решения». Тему продолжил инструктор по огневой: «Власть, которая избегает контроля, опасна. Давайте-ка, ребятки, потренируемся в стрельбе по грудным мишеням». Успеваешь за мной?

– Вообще-то…

– Вообще-то, и мы, курсанты, понимали друг друга хорошо. Даже когда мы говорили хором: «Когда я устаю, я ржавею».

– Что еще вы говорили хором?

– Например… «Я сам решаю свои проблемы».

– Как начинался день в подразделении, где вы проходили диверсионный курс?

– Каждый день начинался одинаково. Построение, зверская рожа старшего инструктора, его дружелюбный голос: «Тема сегодняшних занятий – знакомство с самим собой. Сегодня вы пробежите на четыреста метров больше, чем вечера». Четыреста метров – это кружок вокруг стадиона, парень. Каждый день я узнавала о себе больше и больше. Я была готова променять эту учебу на ту работу, от которой у баб половые органы и все остальные внутренности отвисают до колен: асфальтоукладчицей. С кайлом, кувалдой, ломом, переносным катком, с любым самым тяжелым инструментом.

– Что еще интересного расскажете? Какие еще темы вам давали преподаватели? Сегодня одна, а завтра…

– Тема завтрашних занятий: «Знакомство с самим собой». По выходным – добавка к теме: «Знакомство с другими». Мы уединялись с моим парнем, часами ласкали друг друга, будто назавтра уже не переглянемся, не перемигнемся, а через неделю не трахнемся. Так, будто через семь дней встретимся не мы, а кто-то другие, не я с ним, но он с кем-то. Но «стиснуть зубы» – мой девиз.

– Расскажите о вашем кураторе. Кто руководил операцией здесь, в Италии? Дам вам подсказку: он из управления военной контрразведки.

– А… Значит, он из военной контрразведки. Не знала. Не догадывалась. Кто он? Мне всегда хотелось подвести его к витрине универмага…

– Он страдает безвкусицей? Его возраст?

– С челкой, которую он постоянно поправляет, с волосами, которые лезут и за воротник, и на воротник, и на уши одновременно, он похож на бомжа, стырившего приличный костюм в гостиничном номере. А приглядеться, «возрастной» мужик лет… около шестидесяти или пятидесяти лет. Он будто поставил задачу не дать рассмотреть свой настоящий возраст, и выполнял ее на отлично. Он маскировал годы, месяцы и дни за вопросами, ответами, усмешками, за насупленными бровями, за улыбкой и белоснежными зубами.

Сангалло щелкнул пальцами и нахмурил лоб.

– Эта тактика, – он даже прижал кулак к губам, словно целовал перстень с печаткой, чтобы легче было вспомнить, – она называется…

– Держать дриблинг, – ответила Дикарка.

– Да, кажется, так. Куда вас приведет ваш дриблинг? На что вы надеетесь? Что вы говорите себе сейчас? Вообще, что вы делаете?

– Я сижу на двух матрасах и оказываю давление, так как без него ничего не выйдет. А говорю я следующее: «Давай-ка вперед». Часто – себе. Сейчас – вам. Если я что-то скажу, то в обмен на свои цацки: серьги, штифты. Это мой боевой грим, боевой раскрас, мой талисман. Мне дорог мой сотовый телефон – это подарок. Вы можете воспользоваться случаем и узнать, кому я позвоню. Не хотите – не надо. Выньте аккумулятор из телефона, и тогда я не смогу позвонить. Но буду благодарить вас.

– Покаяние лучше оставить для исповеди.

– Или для следующего допроса.

Сангалло незаметно улыбнулся. К концу беседы подруга бросила дриблинговать. Она не сдалась, но уже готовит себя к этому. Она сильный человек, и для нее сломаться без борьбы, даже наигранной, непозволительно.

– Рука вас больше не беспокоит? – проявил он заботу.

– Пуля прошла навылет. – Дикарка все же не смогла сдержать гримасы от боли. – Но удар был сильный – пуля-то ружейная, меня чуть в воздухе не перевернуло. Видите, как распухла рука?

2

Сангалло облюбовал апартаменты в другом крыле, менее престижном, что ли. Реноме других, более роскошных помещений, которые некогда занимал Дарио Гардиан, было подпорчено смертью самого «квартиросъемщика».

Развязав галстук и бросив его на кровать, Сангалло вызвал к себе начальника охраны объекта.

– Принесите вещи, изъятые у арестованной. Все, кроме нижнего белья. Вряд ли оно меня заинтересует, – с долей брезгливости закончил полковник.

Он во второй раз осматривал уникальный пистолет, поражающий простотой конструкции, надежностью, безотказностью, бесшумностью и точностью стрельбы. Отложив его в сторону, он высыпал из полиэтиленового пакета бижутерию. Лишь разложив имитацию ювелирных изделий на покрывале и внимательно вглядевшись, Сангалло уловил хронологию. Вот этот медный штифт с одной головкой стал, возможно, первым украшением Тамиры. Дешевый, невзрачный. Место ему в шкатулке или в помойном ведре, однако она носит его, берет на боевую операцию. «Боевой раскрас» сказала она. Похоже на то.

Еще один штифт, кажется, из серебра. Нет ли в его головке сюрприза? Головка свободно вращалась вокруг штифта. Даже самый мелкий порошок (сейчас Сангалло думал о сильнодействующем яде) высыпался бы через зазоры, образованные штифтом и полой головкой украшения.

Следующая сережка. По виду – из золота. Прямоугольной формы, с египетским орнаментом. Стоп! Она же открывается. Полковник воспользовался самым тонким лезвием раскладного ножа и открыл крышку. Серьге больше подошло бы определение медальон, внутри него, как и положено, фотография. На снимке Сангалло узнал парня по имени Михаил Наймушин.

«Мы уединялись с моим парнем, часами ласкали друг друга, будто назавтра уже не переглянемся, не перемигнемся, а через неделю не трахнемся».

Во всяком случае, эти слова были откровенными. Сангалло понял, что начинает жалеть девушку. Но так не должно быть.

Он закрыл серьгу-медальон, сложил украшения в пластиковый пакет. Некоторое время смотрел на них. Пожалуй, подумал он, ему удастся быстрее расположить к себе Тамиру, если он чуть уступит ей.

Сангалло, неотрывно глядя на побрякушки, вдруг уловил, как это часто бывает, их движение, услышал голос Тамиры, совсем другой, рожденный мимолетным гипнозом: «Слушай, мне откровенно хреново без моих цацек». Она показывает продырявленный в нескольких местах и словно раздвоенный, как змеиный, язык. Поводит, будто изгрызенной молью, бровью, обводит пальцем вокруг соска. Дальше ее рука скользит к лобку. «Ты понимаешь, о чем я говорю».

Не без доли отвращения Сангалло прогнал видение.

Сотовый телефон. Фирмы «Сименс». Не самой последней серии. Он включил его, открыл меню входящих и исходящих звонков, сообщений. Пусто. Справочник – только один номер. Сангалло открыл его свойства и увидел, что он стоит на быстрой связи, ему присвоена клавиша номер 2. Больше ни в памяти телефона, ни в памяти SIM-карты никакой полезной информации. Про этот телефон можно было сказать, что он чист, и добавить: а его обладатель имеет исключительную память.

Сангалло открыл крышку, вынул аккумулятор. Вслед за ним – симку. Все, теперь над этим телефоном можно только ностальгировать. Полковник усмехнулся, подобрав другое определение: издевка. Телефон представлял собой пластилиновый ключ от металлического замка.

Он вызвал охранника, который дежурил у камеры утром.

– Ты разговаривал с арестованной?

– Нет.

– Она пыталась заговорить с тобой?

– Разве что языком тела и жестов.

– Объясни, что это значит. – Сангалло начал терять терпение.

– Она несколько раз раздевалась и делала вид, что занималась йогой.

– Ты что, йог, чтобы сделать такое заключение? – сощурился полковник. – Или эксперт в этой области?

– Я знаю пару асан.

– Что еще? Пару методов управления психикой и физиологией человека? По всему выходит, что все эти асаны и методы раненой женщины предназначались тебе. Час назад я заметил твоему напарнику, который не смог ответить, что делает арестованная: «Врежь «глазок». Выходит, ты приоткрывал дверь, подсматривал. А твоя подопечная, изнемогая в позе лотоса, была уверена, что ты достиг кульминации и превратился в писающего мальчика.

– Вы не правы, доктор.

– Обиду и прочие чувства запихни себе в задницу.

Сангалло вложил в пакет сотовый телефон – без батарейки, симки, даже без задней крышки – и бросил на край кровати.

– Отнеси арестованной. И если ты задашь вопрос мне, арестованной, случайному прохожему, блохам, которых ты тактично оставил за дверью, можешь считать себя уволенным. Выполняй приказ. Одну секунду. Ты войдешь к ней в камеру по моему сигналу. Держи рацию наготове. Если арестованная потребует что-то необычное, что хоть немного насторожит тебя, например, бульдозер для сноса зданий, немедленно свяжись со мной. Это все.

Сангалло не мог найти причину своей несдержанности. Но причина была рядом. Он вдруг пожалел о том, что не смог задержать Наймушина и Скобликова. Мог рассчитывать на успех, поскольку считал, что имеет опыт. Хорошо бы продолжить список, в котором уже значилось имя Вадима Левицкого.

3

Пальмиро поднялся на второй этаж, открыл окно в одной из гостевых комнат, выходящее на северное крыло. Вооружившись биноклем, он сразу увидел решетку на подвальном окне. Его удивила толщина прутков, из которых она была сварена. И Сангалло поначалу обеспокоился: сумеет ли он разглядеть хоть что-то сквозь решетку.

Хоть что-то. Он надеялся на эту малость.

Напрасные опасения, подумал он. Семикратное увеличение создало эффект, при котором выросшие в размерах прутья решетки визуально съели пространство между ними.

Пальмиро отчетливо разглядел часть пола, дверь целиком, даже край матраса. Хорошая видимость, но ракурс не позволял разглядеть девушку.

Полковник пожалел о том, что, имея возможность воспользоваться аппаратурой прослушивания и видеозаписи, не подготовил этого мероприятия. Сейчас мысленно оправдывался перед собой: Тамира поторопила его.

Ее игра понравилась Сангалло. Он мог назвать ее профессиональной, если бы сам не заведовал воображаемой кафедрой. Он видел в выпускнице профессиональные качества, видел огрехи и точно знал: она быстро адаптируется и впредь не допустит ни одной ошибки.

Она торопится. Она требует те вещи, которые другой узник променял бы на что-то более полезное. Она держит дриблинг и невольно проговаривается «хором»: «Я сама решаю свои проблемы». Это как памятка. Тебе кажется, что в твоей реплике нет ничего подозрительного, однако профессионала она настораживает.

Есть и другая причина. Тамира две недели наблюдала за майором Гардианом. Его по-военному хитрый склад ума повлиял на его поведение, на решение проблемы, которую его призвали разрешить. По сути дела, в его лице разведгруппа русских увидела все итальянские спецслужбы.

На этом фоне Сангалло выглядел безупречно. Он перебирал в уме годы работы на налоговую службу, где он распутывал сложные дела и выводил преступников на чистую воду. Не остались без внимания последние годы, когда следственная работа превратилась в оперативную. Ему часто снился сон, в котором он одет в английский костюм, но поверх штанин натянуты полосатые футбольные гетры. Он крадется в высокой траве, выслеживая добычу. На подходе к лесу буквально из-под ног взлетает кулик. Сангалло стреляет навскидку, и птица, сложив крылья, падает на землю. Он подходит и тихим свистом призывает собаку отпустить мертвое животное.

Сангалло едва не проспал антре – выход одного из главных исполнителей. Охранник подошел к матрасу и бросил на него пакет. Немного постоял и вышел из камеры. Тотчас вышел на связь. Связь оказалась не на высшем уровне. Откуда помехи, не мог понять Сангалло, опуская бинокль. И, не забыв своей несдержанности по отношению к неповоротливому стражу, сказал в эфир:

– Она попросила бульдозер, и ты сейчас за рулем этой махины.

– Бульдозер управляется рычагами, доктор.

– Хорошо. Ты меня убедил. Что ты хотел сказать?

– Она попросила принести ужин. Лимон, фрукты, салат. Она дважды назвала лимон.

– Выполняй. Спасибо.

4

Дикарке казалось, что за дверью постоянно находится один и тот же человек. Не спит, не ест, по естественной надобности не выходит, разве что по неестественной. В ее голове крутились другие, более привычные определения: не жрет, не срет, не ссыт. Но курсантов в «Инкубаторе» легко приучили отказаться от слов и выражений, отличных от общего языка, который может выдать твою принадлежность к той или иной группировке, к разведке, жаргон которой потрясал своей уникальностью. То есть ты можешь размышлять привычными для тебя словами, но на-гора мусор не выносить. Это сродни переводу с иностранного языка на твой родной.

Тамира не знала, есть ли горячие итальянцы, но вареные есть точно.

Раздался скрежет замка, скрип двери, на пороге вырос громила с обиженным лицом цвета наваристого борща. В его руке она увидела пластиковый пакетик и матовый отблеск талисманов.

– Принес? – спросила она его тоном золотой рыбки, будто он был у нее в услужении.

Он бросил пакетик на матрас и ответил тоном шеф-повара самого паршивого ресторана:

– Подавишься.

– Два года во рту валяла и не подавилась. Чего лыбишься? Съешь лимон. И мне принеси. У меня пониженная кислотность. Лимон, понимаешь? Пер фаворе, ун лимон, фрута, инсалата. Пожалуйста, один лимон, фрукты, салат.

Ей выдали одежду в стиле унисекс – пижаму, трусы до середины бедра, наверное, сняли с местной теннисистки, тренирующейся до седьмого пота, домашние тапочки. От сырости и холода девушку спасал плед.

Она с нетерпением поджидала ужин, самый странный, что когда-либо заказывала. Иногда садилась, скрестив ноги, на матрас и смотрела на фото Михея. Это была его идея – вставить свою фотку в полую сережку. Серьги не были предназначены для хранения чего-либо. Они раскладывались, и тогда под египетским орнаментом и надписью появлялся профиль Нефертити; тогда становился ясным перевод имени египетской царицы – Красавица грядет.

Наконец дверь открылась. Дикарка увидела охранника с подносом и подарила ему свою самую красивую улыбку. Салат из овощей и фрукты разложены на картонной тарелке, лимон лежал с краю. Тамира не сводила с него глаз, пока стражник сервировал матрас.

– Грацье, – поблагодарила она его.

Дальше она показала на ведро с крышкой в углу – свой туалет. И перевела свой жест, опять же помогая себе руками:

– Габинети донэ. Окупато. Ризервато. Тутти и пости окупати.

Даже немец понял бы ее: я занимаю, оккупирую женский туалет, мест нет. Типа билеты проданы, и не фига на меня глазеть. И она прямо перед охранником начала снимать здоровой рукой пижамные брюки. Когда взялась за широкую резинку теннисных рейтуз, макаронник ретировался.

Дикарка метнулась к матрасу, схватила свои цацки, телефон и лимон. Сняла крышку с ведра, спустила трусы и уселась на горшок. Первым делом открыла серьгу с Нефертити, подмигнула изображению Михея и, осторожно поддев снимок ногтем, вынула его из золотой рамки. Под ним надежно крепилась SIM-карта. Она освободила серьгу от симки и взяла в руки телефон. Аккуратно вставила карту на место и положила телефон на колено.

Выбрав из штифтов медный, она воткнула его в один край лимона, а серебристый, но на самом деле цинковый, вошел в другой край. Распустив тонкие цепочки на другой паре сережек, которые она частенько носила в сосках, получила два проводка. Одной парой концов соединила их с контактами для питания в «Сименсе», другой с креплениями на лимоне. Его кислота, «потревоженная» медным и цинковым штифтами, положительным и отрицательным электродами, превратилась в батарею и уже давала напряжение, необходимое для очень короткой работы мобильника.

Боясь пошевелиться, Дикарка наклонилась над прибором. Прижимая конструкцию коленями, которые вдруг задрожали, и пальцами здоровой руки, нажала на красную кнопку. И торопила «немца»: «Давай, быстрее! Зарядка кончится». Наконец экран вспыхнул желтоватым светом, появилось приветствие («К черту приветствие!») и предложение включить. Ответила «да». И подняла глаза к серому потолку, словно сидела на горшке по делу. Потом посмотрела на лимон-батарейку. Ей показалось, что штифты, которые она также носила на сосках, набухли, впитали в себя сок лимона. Ей это показалось чуточку сексуальным. К тому же она была возбуждена – впервые так сильно, до колик в низу живота. Ей бы хватило пары «простых движений», чтобы получить удовлетворение.

Связь. Есть связь.

Эти слова Дикарка была готова выкрикнуть. Но словно захлебнулась соком выжатого лимона. Она нажала клавишу быстрого вызова и, дрожа всем телом, ждала соединения.

Прошла секунда, другая. Ей казалось, связь в экстремальных случаях должна быть мгновенной. Кому не так срочно, могут подождать, постоять в очереди, рассудила она. За ней, которую ни с кем не перепутаешь: голой задницей на жестяном ведре, с лимоном между ног, в ожидании связи с любимым человеком. «Нет, милый, я в трусах, но это все равно, что без трусов».

Дикарка чуть было не развела ноги – когда услышала голос Михея. Он не сказал «да», «алло», «Михаил Наймушин на проводе», он выдохнул в трубку ее имя:

– Тамира… – Потом будто вобрал воздух в себя: – Дикарка?

– У меня нет времени. Я на вилле. В подвале. Северное крыло. Окно зарешечено. Старший офицер здесь – Сангалло.

– Повтори еще раз. Связь плавает.

– Я на вилле. Сангалло. Ранена. Думаю, сегодня или завтра меня переведут в госпиталь или больницу. – И выругалась: – Михей, ты глухой, мать твою, или ты на Андреа? Вы-то как? Алло? Если слышишь, передай, что этот звонок посвящается полковнику Матвееву. Где бы он сейчас ни находился.

Трубка издыхала на глазах. Она шепнула: «Япон.» – и замолчала. Но смысл «япона» дошел до Дикарки: «Я понял».

А ей пришлось с сожалением посмотреть на цитрусовую батарейку.

Она успела сорвать соединения и спрятать телефон в кармане пижамной куртки. Лимон так и остался у нее в руках. Охранник заглянул в тот момент, когда Тамира с радостной миной на лице откусила половину плода.

– От запаха помогает, – сказала она, проглотив кислятину.

Охранник со стуком закрыл дверь. Дикарка рассмеялась.

5

Михей удивился не звонку Дикарки. Его сразило место ее содержания, о котором он даже не подумал. Вернее, вилла не выходила из головы. Там они лажанулись, там потеряли Дикарку. Там случился провал всей операции. И там не было места Тамире.

У него была возможность проверить эту информацию у Матвеева. Но Михей сейчас знал больше, чем полковник, и не верил ни в какие агентурные, оперативные, разведывательные, диверсионные и развлекательные силы. «Рассчитывай на свои силы» – так их учили в «Инкубаторе».

Но он все же прогнал в голове короткий диалог с Матвеевым. Он заканчивается однажды услышанной фразой: «Срочно прибыть к точке эвакуации».

«Это призыв из 60-х годов, – рассуждал Михей. – Когда шпионы проносили в прямой кишке все то, что мы, люди двадцать первого века, протащили через таможню в велосипедах».

Михей не вышел из подчинения, но не мог подчиняться человеку, который бросил на произвол судьбы человека из его команды. Он не поверил бы его обещаниям. Тем более обещаниям его начальства: мол, мы вытащим Дикарку. Это посулы.

Кому-то надо отвечать за провал операции. Дикарку сделают козой отпущения. С другой стороны, над этим надо поработать, доказать, кто она, откуда. Все перевернется с ног на голову, когда выяснится название заведения, которое она окончила, и аббревиатура управления, стоящего за ним: ГРУ. Вот чему сразу поверят журналисты всех стран. И объединятся. На этом фоне Дикарке любое обвинение приклеят.

Нет, нельзя встречаться с Матвеевым, качал головой Михей, мы стали по разные стороны интересов. Он знал, что их ждут в Венеции, в Хорватии. И часто говорил себе: «Проверяют каждый пароход, каждый катер, каждое место, куда мы сможем зайти, просто пройти мимо или посмотреть на него в театральный бинокль».

Он словно разговаривал сам с собой: «Не знаю, вернусь ли я домой, но без Дикарки не перешагну границы этого города. И мы вместе решим этот вопрос. Если она скажет: «У нас нет дома», мы решим, уверен, что решим эту проблему».

Он уже устал брехать Скоблику и задавил своим мычанием, спрашивая, по-козлиному подбрасывая голову: «Ну? Ну что? Ну где она?»

Когда Михей назвал виллу, Скоблик выдал:

– Может, она работает под контролем итальянских спецслужб? Откуда она звонила?

– По номеру резервной симки. – Михей отчетливо представил серьгу Тамиры с Нефертити. Видно, Скоблик тоже. Ему не пришлось пофантазировать. – Мы потом сами у нее спросим, где она нашла щель, в которую сунула свою карту и вышла на связь. Но такая щель есть.

У парней тоже была щель, в которую они спрятались. Они совершили преступление в этой стране. Их объявили в розыск. Каждый полицейский, карабинер имел ориентировку на них. Их фотографиями были украшены афишные тумбы, витрины магазинов, колонки автозаправочных станций. Их объявили особо опасными преступниками. Они были вооружены и представляли серьезную угрозу тем, кто выйдет на них и попытается задержать, устранить.

И вдруг Михей понял, в чем разница между ним и полковником Матвеевым. Михей еще не достиг того возраста, чтобы уделять внимание своему здоровью.

Убежищем им стал арианский баптистерий, расположенный рядом с церковью Спирито-Санто. Они могли жалеть лишь об одном, что сейчас не зима, когда эта восьмигранная крещальня работала лишь до половины второго. Хоть и немногочисленные посетители приходили сюда с половины девятого утра до половины восьмого вечера.

Просторное подсобное помещение купели было вполне пригодно для людей, находящихся в бегах. Было странно (Михею, во всяком случае) изучать, готовить к работе трофейный «спектр» и посматривать через вертикальное, изрядно запыленное окно на посетителей. Порой ему казалось, его взгляд пересекался со взглядом симпатичной блондинки, перекрещивался со взглядом брюнетки, когда они поднимали глаза к куполу. Все его мысли были о Дикарке. В каждой девушке, в каждой молодой женщине он видел Тамиру.

Основным оружием стали трофейные «спектры» М4. «Спектр» снабжен рычагом безопасного спуска курка. Его преимущество в том, что он может носиться с патроном в патроннике и со спущенным курком, а для открытия огня достаточно лишь нажать на спусковой крючок.

Другая особенность «спектра» – это принудительное воздушное охлаждение ствола: затвор при своем движении прогоняет воздух через кожух ствола, обеспечивая возможность ведения интенсивного автоматического огня. Для этого же предназначены и четырехрядные магазины повышенной емкости.

Агенты были знакомы с этим оружием лишь по наглядным пособиям; в «Инкубаторе» наглядных и «ненаглядных» пособий хоть отбавляй.

Калибр «спектра» – девять миллиметров. Но главное, он был укомплектован магазином на пятьдесят, а не на тридцать, как обычно, патронов. В общем, у них со Скобликом было сто выстрелов. И еще одна круглая цифра – это эффективная дальность.

С пистолетом «беретта-кугуар» Михей был знаком. У него семьдесят выстрелов из этого оружия; из «стечкина», к примеру, он нащелкал около четырех тысяч. Для кого-то это много, для кого мало, для него в самый раз. Кто научился стрелять из «стечкина», тот научился стрелять из любого оружия. Предохранитель у «беретты» двусторонний, расположен на затворе, при включении также действует как рычаг безопасного спуска курка. Магазин также впечатлял «размерами» – пятнадцать патронов.

6

Сангалло направлялся к Дикарке. Он видел ее на тюремном судне для испражнений и понял, чем она на самом деле занималась, сидя на судне.

Он не был силен в артикуляции. Даже если бы Тамира говорила по-итальянски, он не смог бы разобрать ни слова. Другое дело – смысл. Пока неважно, с кем на связь вышла она, – ясно одно: она сообщила о своем местонахождении. Неважно с той позиции, что на стороне Сангалло теперь было преимущество. А ведь совсем недавно она говорила что-то о давлении. Полковник вспомнил слова Дикарки: «Я сижу на двух матрасах и оказываю давление, так как без него ничего не выйдет». Она никогда не говорила прямо, пыталась навязать стиль притч или что-то подобное. Сангалло же отчего-то вспомнил и даже промурлыкал под нос, песню группы ZZ TOP «Кровать под моим давлением». Связь призрачная, настроение превосходное.

Войдя в камеру и встретившись взглядом с арестанткой, он начал, точнее продолжил, беседу в стиле Джеймса Хэдли Чейза:

– Итак, моя милая… – И все прочитал на бескровном лице Дикарки. – Итак, мы снова ждем гостей. И если раньше связь была фактически односторонняя, то сейчас – никакой.

Сангалло выдержал паузу.

– Кислота, электроды, напряжение, симка в тайнике. Браво. Я вам аплодирую. Интересно, вы смогли бы добыть огонь, не имея спичек, зажигалки?

– Да, – ответила Дикарка. – Например, из вашей задницы. Если, конечно, вас зовут Прометей.

Глава 27
Поисковики
1

Родионов проклинал все аэропорты мира. Он, российский разведчик, призывал всех террористов активизироваться и взять под контроль все летные поля…

Родионов не верил, не хотел верить, что встречает третью разведгруппу. Пусть даже вдалеке от таможенных и паспортных терминалов, вне досягаемости камер наружного наблюдения. Он сидел за рулем машины и посматривал через лобовое стекло на здание аэропорта имени Федерико Феллини, расположенного в семи километрах от исторического центра.

Ему пришлось совершить утомительную прогулку, которая дала ему повод назваться курьером: за несколько дней он объездил половину Италии. В Венеции он встретил агента и получил от него оружие – заказ, сделанный Матвеевым накануне операции. «Тяжелые стволы» он оставил в Венеции, пистолеты лежали в машине.

Когда до прибытия российского чартера осталось меньше получаса, Родионов подумал о Рубиконе. Именно здесь, севернее Римини, протекает Рубикон. Говорят, ступая на землю Италии в аэропорту Римини, нужно делать решительный шаг.

Родионов забежал вперед, когда подумал о том, что ему предстоит обратный путь на машине: чуть больше пятидесяти километров. Он снова окажется в ненавистной Равенне. Может быть, он приедет один и на вопрошающий кивок Матвеева: «Где поисковая группа?» – ответит знаком: «За решеткой. Вы будете смеяться, но их арестовали. И каждый, кто проходил мимо моей машины, показывал мне знак – скрещение четырех пальцев. А я отдавал им честь».

Родионов подавил нервный смешок.

Через полчаса он реально представлял первого из четверки, отвечающего на вопрос служащего аэропорта Феллини: «Цель вашего визита в Италию?» – «Ознакомительные бизнес-туры. В Равенне в первую очередь». – «Да, там отличный бизнес-центр. Добро пожаловать в Италию!»

Вот они. Родионов заметил четырех молодых людей, держащихся вместе. Они были одеты в строгие костюмы, в руках вместительные дорожные сумки. Они обязаны взять такси – дети из состоятельных семей, прибывших на двухнедельную деловую стажировку, не поедут на автобусе.

Родионов поехал за такси по Виа Фламиния. Водитель высадил пассажиров на железнодорожном вокзале. Через пять минут они подошли к машине Родионова. Разведчик открыл багажник и помог положить сумки. Помог девушке с пронзительно голубыми глазами сесть в машину. Смирнова выбрала переднее кресло. Парни заняли задние сиденья.

Выруливая с парковочной площадки железнодорожного вокзала, связывающего крупные итальянские и европейские города, Родионов спросил:

– Хорошо долетели?

Он обращался к Татьяне, повернув к ней голову, но ответ получил от Кунявского:

– Долетели нормально. Нам долго ехать?

– Меньше часа.

Во время пути Родионов закрыл окно и, спросив разрешения у Смирновой, нажал на клавишу, поднимая стекло с ее стороны. Ему показалось, он ощутил первые симптомы простуды – легкий озноб, раздражение слизистой оболочки носа. На самом деле ему стало не по себе от поведения «поисковиков». Они не походили на своих товарищей – Михея, Скоблика, Дикарку. Хотя эту троицу Родионов тоже сравнивал с автоматами. Эта четверка действительно походила на четырехтактный двигатель.

Что толкнуло Родионова на эксперимент, не мог даже сказать отставший от машины его ангел-хранитель. На ровной дороге он неожиданно резко дернул руль вправо. Мгновением позже вернул автомобилю прежнее направление. Но смотрел он не на дорогу, а в панорамное зеркальце, где отразились глаза пассажиров на заднем сиденье. Они впились в его глаза, отразившиеся в зеркале, затем их взгляды резко погасли.

Черт, выругался Родионов. Они даже в спокойной обстановке, где им ничто не грозило, где они могли расслабиться и отдохнуть после перелета, не утратили реакции.

2

Российский консул за руку поздоровался с Левицким и не подал руки офицерам контрразведки. Старший, лет тридцати пяти, одетый в серый костюм и темно-синий галстук, опередил российского дипломата: тот мог затянуть «ноту», которой мог позавидовать сам Лучано Паваротти, но «совершенным бельканто» сейчас никто не хотел наслаждаться.

– Господин консул, господин Глушко, – начал он, – нашими сотрудниками был допущен ряд ошибок, который привел к нежелательным для обеих сторон последствиям. Это арест господина Глушко, содержание его под стражей. В этот список я бы включил моральное давление, которое оказывалось на господина Глушко во время допросов в отделе безопасности аэропорта Чампино. От лица своего руководства я приношу искренние сожаления об инциденте. Мы готовы рассмотреть предложения о возмещении морального и материального ущерба.

Он вручил письменные извинения и предложения российскому консулу.

Консул открыл черную кожаную папку, вынул лист бумаги и передал документ представителю контрразведки. Его нельзя было назвать немногословным, а просто немым. Он услышал все, что хотел услышать, потому ограничился жестами, передав ноту протеста. И еще один жест, приглашающий Левицкого следовать за ним.

И только в посольской машине консул открыл рот.

– Полковник ждет встречи с вами. Нам придется заехать в посольство. Там вы пересядете в другую машину, и вас вывезут в город. Освободитесь от «хвоста», если заметите за собой слежку. И только будучи уверенным, что слежки за вами нет, придете по этому адресу.

Консул дал Левицкому прочесть адрес в записной книжке и убрал ее во внутренний карман пиджака.

– Не берите такси, не садитесь в попутки. Воспользуйтесь рейсовыми автобусами и поездами.

«Докатился до прописных истин», – не удержался от вздоха Левицкий.

3

По определению Матвеева, на него сейчас работала рота российских разведчиков под прикрытием, взвод обнаженных нелегалов и сильно недоукомплектованный отряд осведомителей в полиции, одетых кое-как. Информация стекалась к нему незамедлительно, как по канализационному стоку. Он буквально тонул в дерьме, не видя, за что бы зацепиться, не зная, как и чем дышать. Впрочем, ответ на последний вопрос он знал…

В основном информация касалась одного человека – Тамиры Эгипти. Девушка содержалась на вилле Тичино. Дача, принадлежащая контрразведке, была самым надежным местом содержания пленницы. Как только она доберется в своих показаниях к финалу, ее тут же переправят в Рим.

Фактически ее мариновали на месте происшествия. Каждую секунду ей давали понять, что здесь она совершила преступление, убила нескольких человек. Ей называют имена убитых ею людей, показывают их фотографии, снимки их родных и близких. Ей рассказывают, какие счастливые они были, какие планы строили…

Это давление. Приличное давление на девушку, женщину. Но у Тамиры, по словам начальника курса Щеголева, месячные шли ледяными кубиками. Ее в свое время унавозили. Что можно еще добавить к этому? Разве что «унавозили прилично». Навоза подкинули и родичи, и чужаки в «Инкубаторе».

К ней применяют и другие методы давления. Какие? Об этом Матвеев, успевший привыкнуть к девушке, думать боялся.

Он по-прежнему вел жизнь бюргера в чужом городе. А каково бюргеру в чужом городе, понятно всем. Он не менял гостиницу. Поезда отправлялись и принимались с завидным постоянством, расшатывая все три звезды на фасаде гостиницы; еще немного, и она останется без звезд. Как и сам Матвеев в свое время.

На одном этаже с ним поселились четверо подростков, по виду отпрысков богатых родителей. На улицу он не выходил. Его обычный маршрут – спальня, гостиная, ванная – можно пунктирную линию провести; основная техника – телевизор, телефон, холодильник, унитаз.

За окнами номера также никаких перемен. Матвеев часто смотрел на охраняемую стоянку в надежде увидеть такси и выходящего из него Михея. Дорого бы он заплатил таксисту, если бы тот привез его… «Черт возьми, я был бы рад Михею, которого за глаза называл своим тезкой».

Иногда, совсем чуть-чуть перебрав со спиртным, Матвеев ставил на кон все – свою квартиру, машину с полным баком бензина и новыми «дворниками». Ставил все, что только лезло в его голову. Он не верил, не мог поверить, что его парни «ищут безопасный выход на итальянские спецслужбы».

Он принял от майора Тартакова сообщение в текстовом режиме. Прочитал его на экране спутникового телефона, не поверил своим глазам, переписал на бумагу.


«Наверху» пришли к мнению, что Наймушин, Скобликов, Эгипти ищут наиболее безопасный выход на итальянские спецслужбы. Цель этой акции – спасение собственных жизней взамен на полную информацию об этой операции и секретном проекте ГРУ. Думаю, меня скоро отстранят от этого дела».


«Откуда Тартаков узнал, что у «верхних» на уме?» – недоумевал Матвеев. – Он что, беседовал с генералом Бурцевым? Почему бы и нет».

Окна номера выходили также на бизнес-центр. Там Матвеев частенько видел своих новых подопечных, получивших на вооружение хорватские «глоки» с глушителем. Он не мог объяснить своих эмоций, но душа полковника к новым агентам не лежала.

Раньше он оперировал термином «легенда». По отношению к «новым инкубаторским» применить его не мог. Не знал, могли ли они легендировать, наверное, могли. Но ему почему-то всегда казалось, что они косят. Косят под детей богатеньких родителей, которые отправили своих чад в круиз по европейским бизнес-центрам. Наскоро сляпанная легенда.

Матвеев был настолько обеспокоен, что за беспокойством не заметил явную угрозу. А ведь ответ лежал близко. Он хранился в памяти телефона, был записан на бумаге.

– Матвеев беспокоит. Евгения Александровича, пожалуйста.

Он знал, что ответит жена майора Тартакова. И все же ждал ответа.

У него отлегло от сердца, когда он услышал: «Евгений Александрович в больнице».

Жив…

– Передайте ему мои пожелания скорейшего выздоровления.

4

Матвеев рассуждал о Левицком в футбольном ключе: он вышел на поле под чужим именем, нагло полагая, что судьи, соперник и фанаты не заметят подмены. И, будто забыл, что сам искал встречи с Левицким, долбил Родионова:

– Чего он хочет? Он кто, член правления банка, которому я неприлично задолжал? Мы провели вместе один из сказочных отпусков? Или мы на пару пасли скот на Горбатой горе? Если он не ответит хотя бы на один из этих отпусков… – Матвеев грязно выругался. – Не ответит на один из вопросов, передай ему следующее: «Кто не знает, куда он хочет отправиться, тот не должен удивляться, если он никуда так и не попадет». Давай сюда Левицкого. Погоди. Еще раз скажи: ты ввел его в курс дел?

– Да. Он знает о провале Михея и задании Кунявского.

– Он как-то отреагировал? – Матвеев изобразил неопределенный жест, будто лениво забрасывал спиннинг и не надеялся на поклевку. – Может, его снова что-то не устраивает?

– Он считает себя лишней фигурой в этой операции, даже опасной.

– Если он снова заведет эту песню, дай ему другой текст: он не лишняя фигура, а если фигура, то для него на доске клетку еще не придумали.

Муторно было на душе. Поджидая Левицкого, полковник вздохнул.

Едва тот вошел, шеф указал на кресло и, устроившись напротив, спросил:

– Что нам ждать от Наймушина? Погоди, не отвечай. Ты веришь, что он и Скоблик пойдут на контакт с итальянскими спецслужбами ради спасения девушки?

– Да.

– Да? Просто, да? Поясни.

– Им некуда возвращаться. У них нет дома. Точнее, у них был дом. Потом их домом стала улица. Потом их выкрали с улицы и сунули в «Инкубатор». Они не верят никому, кроме себя.

– А Кунявский?

– Он ничем не отличается от Михея, Скоблика. Они одинаковы.

– Как насчет приказов?

– Кунявский выполнит любой приказ.

Губы Матвеева исказила ехидная усмешка:

– А кто будет искать группу Кунявского? Курсанты предыдущего курса, может быть? Или сам Щеголев?

Левицкий промолчал.

А Матвеев выбрал подходящий момент для паузы. Он несколько секунд неотрывно смотрел на Левицкого; был бы у него паспорт под рукой, он обязательно сличил бы копию с подлинником.

Капитан был одет в тенниску, джинсы. Он часто проводил рукой по недельной щетине. Его глаза потеряли былой блеск, подумал Матвеев. А был ли он вообще, этот блеск? Наверное, с блеском в глазах и можно кричать на малолетних курсантов: «Подъем! Десять кругов по стадиону – марш!»

– Можешь курить, – разрешил полковник, ответив на жест Левицкого. И вернулся в реальность. – Значит, они пойдут на контакт с макаронниками…

– Я знаю Наймушина, Скоблика, – Левицкий прикурил и переставил пепельницу на широкий подлокотник кресла. – Они не бросят Тамиру, уйдут только с ней.

– Хочешь узнать правду? – спросил Матвеев. – Мне теперь консультанты, кроме Воланда, не нужны. Скоблик, Михей, Дикарка выйдут к началу эвакуационного коридора, выполнив задание, доказав несостоятельность своего руководства.

Матвеев чуть поостыл.

– Продолжай, – попросил он Левицкого. – Где нам ждать группу Наймушина?

– Их нужно ждать в Венеции. Их пропуск домой, ну хотя бы в Хорватию, подальше от жареного, – это завершение операции. А она включает в себя исправление ошибок. Только в Венеции они выйдут с вами на связь.

– Ты сказал: Михей и Кунявский одинаковы. Тебе не жалко их? Всех вместе и каждого по отдельности?

– Михей получил один приказ, Кунявский – другой. Им обоим не повезло.

– Как и нам с тобой. Давай решим, кто из нас Наймушин, а кто Кунявский, и разойдемся по углам… Расскажи мне о Михее, – попросил полковник Левицкого. – Я читал его досье, беседовал о нем с начальником курса. Но ты знаешь его лучше. Если не знаешь, с чего начать, начни… ну, скажем, с какой-нибудь дисциплины. Я знаю, он в двенадцать лет стал посещать занятия по айкидо.

Ответ Левицкого оказался неожиданным. Казалось, он давно ждал этого вопроса, но ответить смог только сейчас.

– Он так и не смог избавиться от «мягкого» стиля – плавного, мощного, свободного, контролирующего нейтрализацию неожиданной атаки. Однако он был мягок в начале, а завершение зависело полностью от него. Чего нельзя было сказать о тех курсантах, которых учили работать в жесткой манере.

– Например?

– Например, Кунявский. Он часами мог колотить в грушу, набивать руки, ноги на плетеных ковриках. То же самое относится и к Прохорову. Мне всегда хотелось выяснить, кто из них лучший. Я не знаю причины, по которым отказался от этого эксперимента. Хотя «гладиаторские» бои практиковались в «Инкубаторе», в том числе и среди девушек. Порой начальник школы получал приказ к проведению таких боев, и ворота «Инкубатора» были открыты для высших военных чинов. Они занимали места в коридоре казармы и наблюдали за поединками. Они называли это «смотреть передачу». Гвоздем программы обычно были поединки с участием Михея, Кунявского, девушек, конечно.

– Кличка Кунявского…

– Трамп, – ответил Левицкий. – В переводе с английского…

– Я знаю: козырь.

– Или славный парень. Сильный, красивый.

– Хорошо, дальше.

– Обычно поединки начинались со вступительного слова. Большие чины отчего-то любят топорный юмор. Они смеялись и аплодировали начальнику курса: «Во время просмотра передачи не работайте со сложным инструментом». Но показательные поединки скорее исключение. Вряд ли я насчитаю больше десяти. Просто из ряда вон выходящие вещи западают в память и будто множатся там.

– Я понимаю. Остановитесь подробнее на Михее.

– По сути дела, он бросил вызов улице, когда оказался с ней один на один. И в этом перечил себе, конфликтовал с собой – у него не было другого выхода. Улица – это все, что досталось ему. Но он держался подальше от уличных соблазнов – спиртного, наркотиков. Не знал, зачем ему это, словно видел будущее, сдаваться не собирался. Он и воспринял эту ситуацию как экстремальную – ему нужно выжить, и он выжил. Вмешалась ли рука судьбы? Может быть. Он встретил новый день – новый день в «Инкубаторе» – с улыбкой. И чтобы не заражать ею других, старался не показывать ее. Как не показывал рвения. Он не держался на виду, не держался в тени. Он изобрел что-то среднее, когда предложил Дикарке и Скоблику объединиться. Только в этом он видел спасение. Он понимал, что задача «Инкубатора» – переделать его. Он делал вид, что уступает, на самом деле, имея поддержку товарищей, коренным образом перестраиваться не собирался.

– Вы не мешали ему?

– Чтобы испортить его, будущую команду?

– Пару слов о Тамире.

– Она родом из Питера. Ее отца, турка по национальности, зарезали в подъезде. Кто, следствие так и не установило. Мать сорвалась в штопор, схлестнулась с мужиком из соседнего подъезда, вместе они опустились ниже канализации. Обычная отговорка Тамиры: меня выгнали из дому за то, что я зарабатывала больше, чем моя мамаша. Тамиру в Москву увезли какие-то парни. Вообще о себе она рассказывала неохотно.

– В отличие от вас. Вы всегда и всем отвечаете с охотой и откровением?

В этом вопросе была своя подоплека, и Левицкий легко вскрыл ее: речь шла о его откровениях в Чампино.

– Что сделал бы другой на моем месте? Я не напрашивался на это задание. Ключевыми фигурами в операции были мои бывшие подопечные. Я догадался об этом в кабинете Сангалло и сделал все, чтобы увести от них следствие. Может быть, моя разговорчивость пошла нам на пользу: они выполнили главную часть задания.

Глава 28
Поиск
1

В Равенне было немного лечебных учреждений. Во-первых, это госпиталь «Санта-Мария делле Кроси» на Виа ле Ранди. Там же находилось отделение «Скорой помощи». Но в первую очередь агентов заинтересовал военный госпиталь, названный в честь первого римского императора. Он находился на юге Равенны; и если считать железную дорогу пограничной чертой, то госпиталь лежал за пределами города.

Михей и Скоблик не спали сутки. Михей взял на себя госпиталь «Санта-Мария», Скоблик – «императорский». И этот день не принес результатов. Скоблик мог реально проникнуть в госпиталь, смешавшись с толпой парней его возраста, которые ожидали вызова на медицинскую комиссию. Он связался с Михеем и получил отказ:

– Мы ищем конкретного человека. Ты будешь искать его в больничных коридорах, а он тем временем покинет здание через парадную дверь. Оставайся на месте.

Основное место Скоблика – скамья напротив кованой ограды. Он видел все пространство двора, где прогуливались выздоравливающие. Двое парней на инвалидных колясках устроили настоящее сражение. Они играли в футбол один на один и в одни ворота. Они совсем неплохо справлялись с колясками, но Скоблику казалось, они еле двигаются, а он показал бы настоящий класс, считая себя асом на всем, что движется.

Сегодня он снова занял прежнее место. Поймал себя на странной мысли: поджидает двух «параолимпийцев», а про свой объект наплевал. В этой связи припомнил «ценную» информацию: Олимпиада – это промежуток времени между двумя олимпийскими играми. Он так и не понял, зачем «слоны» в «Инкубаторе» давали порой информацию, которая пригодится разве что знатокам. Скоблик казался себе тележкой, которую загружали всякой дрянью для того, чтобы она не пустовала.

Он купил жареные орешки и банку пива. Бейсболка надета козырьком назад, на носу очки в позолоченной оправе и с нулевой диоптрией. Их он купил на уличном стенде возле гробницы Данте, где всегда море народу. С беззаботностью школьника он подбрасывал орехи и ловил их ртом; пиво пил с видом большого ценителя пенного напитка. На него не обращали внимания ни священник и его пожилая спутница на скамейке слева, ни молодая мамаша с ребенком, занявшие скамейку справа, ни посетители этого райского уголка. Госпиталь был взят в живое зеленое кольцо, и эта примыкающая к нему аллея служила местом прогулок и для военных, проходящих в «Императоре Августе» лечение. Но совсем недавно распорядок был нарушен. Скоблик отмечал каждую мелочь. Еще вчера он заметил спор, возникший между постовым и пациентом. Последний уверенной походкой направлялся к выходу, делал знаки молодой женщине, стоящей за ажурными воротами, и вдруг на его пути встал постовой. Они о чем-то жарко спорили. Скоблику не нужен был толмач, чтобы понять следующее: еще вчера этот пациент мог свободно выйти из госпиталя. Сегодня – нет. Сегодня он остался за забором, хотя и вместе с женой – постовой, проверив ее документы, пропустил посетительницу на территорию госпиталя.

«Дикарка здесь», – улыбнулся Скоблик. Он получил косвенное подтверждение этому, и ощутимо переменилась работа сердца, застучавшего часто.

Он и Михей вторые сутки искали Пальмиро Сангалло…

Все связи этого дела замыкались на итальянском полковнике. Он взял Левицкого, проверял его показания на месте закладки оружия. Бойцы из его подразделения стали на пути диверсантов. Его люди пробивали локанду Андреа, они же устроили там засаду. Андреа видела джип «Ниссан» Сангалло также отчетливо, как и Дикарка в свое время.

Михей не верил, что Дикарку будут содержать в подвале виллы Тичино. Сведения о раненой девушке, якобы совершившей покушение на генерала, содержащейся в антисанитарных условиях (а в прессе прозвучит – «нечеловеческие» условия), нежелательны для любой спецслужбы. Так поступают террористы, бандиты, те, с кем спецслужбы обязаны вести беспощадную борьбу. Но и дальше Равенны Дикарку не увезут. Если она начнет давать показания, их должны проверять на месте преступления или недалеко от него. Все размышления Михея были нанизаны на непрочную нить надежды, и он понимал это. Он не забывал спор, возникший между ним и Дикаркой: «Мы еще толком не жили…» Только-только вылупились – и в бой.

Скоблик бросил в рот очередной орешек, разжевал его и запил пивом. Едва не сжал банку в сильных пальцах, увидев въезжающий на территорию госпиталя джип «Ниссан». Постовой обошел его спереди и склонился над дверцей. Проверив документы, дал разрешение на въезд.

Скоблик связался с Михеем:

– Он здесь.

– Уверен?

– «Ниссан» с его номерами только что въехал на территорию госпиталя.

– Жди меня.

Расстояние между госпиталями составляло чуть больше полукилометра. Михей тем не менее не спешил. Он присоединился к товарищу через сорок минут – с модным рюкзаком за плечами, одетый в широкие джинсы и длинную рубашку навыпуск, которая скрывала заткнутый за ремень пистолет.

Он и Скоблик обменялись рукопожатиями. Михей не отказался от пива и, делая мелкие глотки, слушал товарища.

– Задок «Ниссана» в пыли. Не просто грязный. Такой ровный слой пыли можно нахватать на трассе на высокой скорости. Зимой покроешься ровным слоем снега. Что, Сангалло навещал офис в римском Чампино? Решал вопросы безопасности? Отдавал распоряжения?

– Не исключено.

– Боюсь, он снова уедет. Все дороги ведут в Рим – это не для нас.

Михей жестом показал товарищу: «Смотри».

К синему «Классику» с зарешеченными фарами и мягкими обводами крыльев, стоящему на парковке рядом с «Ниссаном», подошел высокий военный лет сорока пяти. Открыв дверцу, он занял место за рулем, пристегнулся ремнем безопасности. Сдал назад, полуобернувшись в кресле, и медленно поехал к воротам. Остановился в метре от опущенного шлагбаума. К машине подошел постовой, вооруженный карабином «беретта» со складным прикладом, принял от водителя документы, ознакомился с ними. Козырнув, подошел к шлагбауму и открыл путь «Классику».

Михей кивнул Скоблику:

– Пошли.

Семьдесят метров по дороге, утопающей в зелени, военный проехал на невысокой скорости. У самого выезда на дорогу остановился у знака «Стоп», продублированного крупными белыми буквами на дороге. Пара секунд, и он выехал на главную дорогу, проходящую неподалеку от железнодорожного полотна.

Михей и Скоблик подошли к этому месту, и Михей сказал:

– Мы не дадим Сангалло уехать, куда бы он ни направлялся. Не все дороги ведут в Рим. Нам с ним тоже не по пути.

Он указал на автозаправочную станцию с небольшим магазином, расположенную в ста метрах впереди.

– Заглянем в магазин. Купить кое-что надо.


Сангалло остановился перед знаком «Стоп» с ювелирной точностью: обрез переднего бампера оказался точно над краем надписи и на краю зеленого обрамления парковой дороги. Он посматривал влево, готовясь выехать на шоссе. Над машиной на натянутом тросе крепился светофор, мигающий сутки напролет желтым глазом.

Полковник едва не вздрогнул, когда свет заслонила чья-то фигура. Паренек лет восемнадцати в бейсбольной кепке и в очках брызнул на стекло пенистую воду и начал активно смывать грязь резиновым скребком.

– Зачем… – простонал Сангалло. Машина не в лучшем виде – это видно за версту. Теперь это станет заметнее с более далекого расстояния. Потеки – вот что останется на капоте, крыльях. «Ниссан» станет похож на зебру с кристально чистыми глазами, на военную камуфлированную машину.

Он полез в карман за мелочью. Опустив стекло, поторопил мойщика:

– Быстрее, парень! Мне некогда. У меня нет времени ждать, когда ты измажешь машину. Протри стекло с моей стороны, этого будет достаточно. Ты что, глухой? Или притворяешься?

Скоблик подошел ближе. Вплотную к дверце. Сангалло машинально отпрянул. Как оказалось, не зря. Мойщик одним расчетливым движением вынул из-за пояса пистолет с громадным глушителем и просунул его в окно. Сангалло не успел нажать на педаль газа. Скоблик без замаха ткнул «стволом» ему в висок. Полковник завалился на бок. Скоблик открыл дверцу и неожиданно сильно приподнял Сангалло. Он садился на место водителя, перемещая того вправо и назад, затем сильно толкнул. Полковник перевалился через спинку и упал между рядами сидений лицом вверх. Он невольно заслонился рукой, когда Скобликов перегнулся через сиденье и снял блокировку с задней правой дверцы. В ту же секунду дверца распахнулась, пропуская в машину еще одного парня. Едва машина тронулась с места, Сангалло узнал этих молчаливых налетчиков.

– Найди место потише, – распорядился Михей. Он освободился от пистолета и приставил его к телу полковника. – У нас долгий разговор.

– Зачем я вам, парни? – прохрипел Сангалло.

– Ты единственный человек, который может нам помочь. Поехали, Скоблик.

2

Михей убрал пистолет, едва Скоблик остановил машину. Полковник узнал бы это место с закрытыми глазами, на ощупь, по запаху. Сгоревший «Фиат» служба дорожной полиции увезла, кто-то – возможно, полицейские – навел порядок, словно этот каменный мешок был их собственностью.

В отличие от «Фиата», более широкий «Ниссан» стоял к стенам впритирку. Выбраться из него можно было, только выбив лобовое или заднее стекло.

Полковник не собирался брать себя в руки. Он не притворялся и не скрывал тревоги, страха, написанного на его лице, и ждал, когда похитители развеют тревогу, разгонят страх. Он жил этим моментом.

Михей вынул из ранца фотоаппарат и, поставив его в режим просмотра, включил видеозапись.

– Экран небольшой, но вы узнаете место и человека.

Сангалло увидел генерала в его временном гробу. Смог увидеть отдельно его лицо, руки, взятые крупным планом, показавшиеся полковнику отсеченными. Он вернулся из этого странного состояния, когда картинка стала видоизменяться, но съемка осталась непрерывной. В кадре появился майор Гардиан, его седой парик. Потом Сангалло увидел Михея, развернувшего камеру к себе.

Наймушин также поглядывал на экран. Он пытался представить тот момент, когда он впал в ступор, но для этого нужно было вернуть его, увидеть мертвого генерала. Что-то неестественное крылось в этом, будто кто-то пожирал себе подобного.

– Я плохо говорю и читаю по-итальянски, – сказал Михей, убирая камеру, – но прилично разговариваю и читаю по-русски. Эти сегодняшние номера «Коммерсанта», «Комсомолки», «Аргументов» я купил утром. Все газеты приводят пресс-конференцию с участием начальника итальянской контрразведки. Скоблик, ты сегодня не читал российскую прессу?

– Нет.

– Прочитай вслух.

Скоблик взял в руки газету. Он словно читал пьесу. Она начиналась с доклада Вентуры.


– 29 апреля в девять часов вечера на вилле Тичино, близ города Равенна, было совершено покушение на генерала Фокина. Преступники проникли на виллу и открыли огонь из специального стрелкового оружия. В результате этого нападения генерал Фокин получил несколько ранений. Погибли сотрудники контрразведки, осуществляющие охрану генерала. В числе погибших майор Гардиан. Фокин скончался в военном госпитале. Я цитирую начальника госпиталя: «Генерал получил ранения, несовместимые с жизнью». Сейчас его тело находится в морге. Во время задержания преступники оказали жесточайшее сопротивление. Один из них был ранен и задержан бойцами группы антитеррора аэропорта Чампино. Двум другим удалось скрыться. Они завладели полицейской машиной, убив полицейских.

– Установлена личность задержанного преступника?

– Это молодая женщина. Я бы хотел ответить на вопрос, который прозвучит в числе первых: почему спецоперация проводилась силами подразделения антитеррора аэропорта Чампино. Службу безопасности в Чампино возглавляет полковник Пальмиро Сангалло, на счету которого не одна удачно проведенная операция. Он лично опознал офицера российского спецназа, проходящего таможенный терминал по поддельному паспорту. Собственно, Сангалло задержал командира диверсионной группы и провел допрос. Мы разрешили полковнику действовать по горячим следам. Он и его бойцы проявили мужество и героизм при задержании преступников. К сожалению, среди бойцов службы Сангалло есть убитые и раненые, в том числе командир противодиверсионной группы капитан Арно. Что еще раз показывает высокую степень подготовленности российской диверсионной группы.

– Как отреагировали на ваше заявление в МИДе России?

– Они приняли наше заявление и материалы, доказывающие принадлежность преступников к числу граждан России.

– О материалах какого рода идет речь?

– Видеозаписи с камер наблюдения аэропорта, регистрация в терминалах таможенной и пограничной службы и так далее. В гостиницах Венеции и Равенны преступники регистрировались по поддельным документам, выдавая себя за граждан Хорватии.

– Вы планируете совместную с российскими спецслужбами операцию?

– С российской стороны нам такого предложения не поступало. Но мы, безусловно, рассмотрим такое предложение, если оно поступит.


Скоблик перехватил взгляд Михея: «Достаточно».

– У нас тоже есть видеоматериалы. Они могут свидетельствовать против нас, если изменить параметры показа – повернуть на угол девяносто градусов. Тогда можно представить себе генерала в морге военного госпиталя. Но где ранения? Патолог заштопал? Нет ответа? Не знаете, кто и за что убил Фокина месяц назад?

– Откуда вы узнали?

– Немецкие технологии помогли. Так кто убил Фокина?

– Один идиот с Сицилии. Из состава охраны. Ровно месяц назад. – Сангалло повторился, вернее, воспроизвел вслух мысли трехдневной давности. Тогда он стоял в подвале и недоумевал по поводу замечания шефа: «То, что нужно». – Понимаете, итальянские спецслужбы предоставили генералу убежище. Он получил статус политического беженца. Проходит время, и его убивает сотрудник итальянских спецслужб. В нашей контрразведке разработали спецоперацию, цель которой – спровоцировать вашу службу и подготовить ловушку. Мы достигли цели. – Сангалло выдержал паузу. Он здорово рисковал под прицелом пистолета, когда спросил с издевкой. – Хотите обменять девушку на видеозапись?

– И на аудио тоже. – Михей вынул из кармана цифровой диктофон. – Причем условия по месту обмена за нами. Записи чистые, особенно последняя. В том плане, что о них не знает никто, кроме нас, а нас уже четверо.

Сангалло остался равнодушен к приему русских агентов. На их месте он поступил бы так же.

– Даже руководитель вашей операции не в курсе? – спросил он.

– Ему незачем знать правду. Да и нам приятней будет думать, что мы завершили операцию несколькими точными выстрелами. Генерал умер не сразу, в госпитале, но умер же, правда?

Михей не мог объяснить своего состояния. Он и Скоблик были обложены со всех сторон. Слева, справа, снизу, сверху давила опасность. В его представлении она имела замкнутую поверхность, все точки которой равно удалены от центра. Однако он чувствовал, что, прорвавшись через одну поверхность, наткнешься на другую. Поначалу Михей объяснил это тревогой, но от этого определения ожидание опасности стало еще острее.

Скрытая угроза.

Он предчувствовал ее.

И с трудом вернулся в реальность.

– Все, что вы мне показали, рассказали, – забавно, не более того. Никто, – Сангалло покачал головой, – ни я, ни мои руководители не воспримут этот материал ни серьезно, ни в шутку. Им проще, привычнее, желаннее получить компромат от анонимного источника, от лица, имеющего вес – политический, скандальный. Вы – никто. Убийцы. Шеф не пойдет на сделку с киллерами. Он воспринимает опасность, исходящую только сверху, и знает свой уровень. У каждого политика, должностного лица есть свой уровень. Даже если этот материал попадет в прессу, шеф не станет давать никаких объяснений, тем более идти на попятную. Он оставит все как есть. Это ваше первое задание? – Сангалло глянул на наручные часы. – Давайте прощаться.

– В наши планы не входит расставание. Сейчас мы поедем в госпиталь. Мой товарищ по пути сбросит материал в электронные СМИ. А там его уже не остановишь. Знаете, что такое Интернет? Неважно, какая скорость у вашего модема, важно, какая скорость у вашего провайдера. И это будет второе задание, которые мы выполним. Поехали, Скоблик.

По пути в Равенну Сангалло нашел след от промаха: не отверстие, а брешь на краю мишени. Он не учел очевидного факта, что конечная фаза операции легла на разведгруппу. Левицкий не стал бы забивать голову вопросами. Он получил четкий план и действовал бы по плану. Нужно ликвидировать человека, который в девять часов выйдет ужинать на свежий воздух. Он не потащил бы с собой разведаппаратуру, фотоаппарат в частности. В этих парнях было больше стремления разведать, а не убить. Это их первое задание. Может быть, только на вилле они поняли, чему их учили. Умения, привычки реализовывались на глазах, в рабочей атмосфере.

В семидесяти метрах от съезда в парковую зону госпиталя, где располагалось интернет-кафе, Скоблик уступил место за рулем Михею. Положив в карман флэшку и диктофон, он, глядя на рекламу кафе, расположенного на другой стороне улицы и предлагающего всевозможные услуги, спросил:

– Записать на два разных диска или на один?

– Не экономь, Скоблик. И купи красивый бокс для диска.

Скоблик, прежде чем перейти дорогу, указал на дорожный знак: «Стоянка запрещена».

Михей проехал дальше, где ограничения на стоянку заканчивались, и заглушил двигатель.

Сангалло не пытался сопротивляться. Он смирно сидел на переднем пассажирском кресле и смотрел прямо перед собой.

Глава 29
Штурм
1

Кунявский только сегодня получил разрешение взять под наблюдение госпитали. Хотя эту команду Матвеев отдал неохотно, с безнадегой в голосе, сопровождая ее вялым жестом руки: «Идите. Берите. Наблюдайте». Его не устраивал ни один из двух видов доклада: положительный и отрицательный. Он и Михей рассуждали одинаково. Агенты вышли из подчинения. И что прикажете с ними делать? Вначале нужно установить их местонахождение.

Матвеев дал добро на проведение мероприятия, а приказ Кунявскому отдал Родионов – прицепной вагон, как назвал его Матвеев. Он был в подчинении у Матвеева, но в любой момент мог взять управление операцией в свои руки. Валенок с виду, а получит приказ – превратится в кирзовый сапог. Цепной пес? Нет, слишком мелок, рассуждал Матвеев. При Бурцеве псы-медалисты. И сами рвут, и другим дают. Представляют ли они опасность? Вопрос так не стоял. Они всегда появлялись в пору неудач, готовые спросить по полной программе. Порой они, чуя близость тупика, спрашивали совета, предлагали помощь. Главное в работе с Родионовым не допускать ошибок, просчитывать все на ход вперед. Не дать ему учуять слабость.


Кунявский взял на себя военный госпиталь. Пару ему составила Смирнова. Одетые с иголочки, они неторопливо приближались к объекту.

Вечерело. И с наступлением сумерек вдруг пропадал интерес к гробнице Данте, умершего в Равенне от малярии, к мавзолею правителя острогов, похожего и на обсерваторию, и на острог, и на сторожевую башню. Гробницы закрыты. Приходите завтра.

Кунявский с подругой миновали автозаправочную станцию, поравнялись с интернет-кафе, затемненные стекла которого пестрели рекламой самого заведения и нескольких популярных молодежных сайтов.

– Подержи, Трамп. – Татьяна передала спутнику сумочку и нагнулась, чтобы поправить пластырь на ноге. Босоножки на довольно высокой шпильке были непривычны для нее, и Татьяна быстро натерла ногу. Опершись о руку Кунявского, она расстегнула ремешок.

– Надо было что-нибудь попроще надеть, – запоздало подал совет Кунявский. Он хотел поправить волосы, но вовремя вспомнил, что всего пару часов назад в салоне ему сделали модную укладку: взъерошили волосы и закрепили их гелем.

Пистолет HS2000 хорватской фирмы IM Metal словно предназначался для того, чтобы носить его в кармане модного пиджака. Красивый, «полимерный», с «фишками»-индикаторами наличия патрона в патроннике и взведения ударника. С четырьмя автоматическими предохранителями, включая предохранитель на спусковом крючке, как у «глока», и блокирующий ударник при недозакрытом затворе.

Однако Кунявский нашел для килограммового оружия другое, более привычное место: за спиной, заткнув его за пояс брюк. Глушитель находился в левом кармане пиджака.

– Что?

Он чуть наклонился и повторил вопрос.

В этот момент из кафе вышел парень в бейсболке. Глянув в сторону парня и девушки, похожих на выпускников, он пошел дальше, постукивая по бедру боксом от лазерного диска. Кунявский тоже не сумел разглядеть его как следует. При повороте головы он заметил золотистую дужку очков. Одетый в широкие джинсы, рубашку навыпуск, он направлялся в сторону госпиталя.

Кунявский нахмурил лоб, прикрыл глаза, вспоминая… худощавого парня, его фигуру. Походка. Ему была знакома эта походка. Правая рука чуть отстает от левой, словно поддерживает… приклад автомата, чтобы при ходьбе он не хлопал по бедру.

Кунявский резко распахнул глаза и впился взглядом в спину парня. Он успел отойти на двадцать шагов. Губы Трампа пришли в движение. Он еле слышно прошептал кличку парня. В глазах ни блестки. Они смотрели ровно, не мигая, почти не отображая вечерний свет.

Татьяна справилась с обувью и, выпрямившись, намертво приковала свой взгляд к лицу спутника. Потом проследила за его взглядом.

– Скоблик, – чуть громче повторил Трамп. – Бинго!

Он взял Татьяну под руку.

– Если он оглянется, не дергайся, – предупредил он девушку. – Он не узнал нас с пяти метров, не узнает и с двадцати. Ну, чего ты телишься? – повысил он голос. – Звони Прохору, Хрусту, вызывай их сюда.

Татьяна набрала номер телефона Прохорова.

– Быстро к нам. Да, один засветился.

Хорошо бы взять одного Скоблика, слегка нервничал Кунявский. Он вспомнил описания оружия: специальный пистолет с глушителем, собственно, глушитель с рукояткой. И он наверняка при Скоблике. И если за углом Скоблика поджидает Михей, рыпаться опасно.

Михей.

Губы Трампа дрогнули в улыбке. Между ними никогда не было вражды, как не было и симпатий. Кто-то в «Инкубаторе» считал лучшим Трампа, кто-то Михея, и эта конкуренция искусственно подогревалась, была на руку инструкторам, преподавателям. Два лидера. Две условно разделенные территории спецкадила. Такой баланс позволял избегать стычек. Он был на руку и руководству: не одна большая армия, а две страны с ядерным потенциалом. Курсанты видели друг в друге потенциальных врагов, но в подкорке было откровение: после выпуска они вряд ли столкнутся.

Кунявский ожидал, что Скоблик завернет за угол, точнее, скроется за высокой живой изгородью, однако тот, улучив момент, перебежал через дорогу и скрылся в салоне джипа.

Трамп выругался. Он уже безо всякой надежды ждал, когда джип тронется с места, наберет скорость, скроется… И – очередная неожиданность. Водитель внедорожника включил левый поворот и, пропустив встречную машину, свернул на дорогу, ведущую в госпиталь.

Трамп ускорил шаг. Он не стал фантазировать. Что ждет его за углом, в непосредственной близости от госпиталя, он узнает в свое время. Через семь-восемь минут к ним примкнут Прохоров и Хрустов.

Несколько минут назад он мысленно перечислял, загибая пальцы. У них нет надежного убежища. Они лишены спокойствия, их дух мечется от постоянных тревог. Они гораздо ближе к краю, чем думают. Но когда Скоблик скрылся в салоне джипа, Кунявский распрямил пальцы: у них есть машина; возможно, у них есть надежное убежище. Защита?

Кунявский увидел машину в середине аллеи.

– Иди за мной, – распорядился он. – Ближе, чем на десять-пятнадцать метров, не приближайся. Еще раз позвони Прохору и Хрусту. Пусть задержатся в начале аллеи и ждут твоего звонка.

Он скользнул в едва приметную брешь в живой изгороди. Выждав немного, за ним последовала Татьяна. Вынув из модной сумочки пистолет, она навернула на стол глушитель и последовала за товарищем.

Кунявский бежал вдоль живого забора, вынимая на ходу мобильный телефон фирмы «Нокия» со встроенной фотокамерой.

Так и есть, джип «Ниссан», проходящий в «сводках»; номерной знак совпадает. Это машина Сангалло. Но почему она остановилась, не доехав до госпиталя?

Скрываясь за кустами, Трамп сделал серию снимков. Пауза, и снова серия. Во время паузы он смотрел в проем окна и не верил своим глазам. Михей. Невероятно, что их встреча состоялась далеко от мест «заключения». За границей. Где все красивое. Где на каждой тумбе нечеткие, отксеренные снимки однокурсников, а ниже крупной надписи «Розыск» буквы чуть помельче, буквы призрачные и в то же время реальные:

Проект закрыт. Готовьтесь к тому, что вас могут нанять политические конкуренты создателей проекта. Вы должны беспрекословно выполнять приказы ваших работодателей.

Михей как на ладони, как нарисованная на ватмане мишень. Один выстрел в него, а после короткого маневра – в Скоблика. Кунявский вынул пистолет, навернул на выступающий ствол глушитель. Он решил стрелять поверх кустов. У него было преимущество – внезапность. Несмотря на то что по крайней мере один из противников вооружен. Он увидел пистолет в руках Скоблика, направленный в бок водителю.

Внезапно Кунявский расслышал слова Михея, адресованные водителю:

– Ты все понял? Если дернешься, подашь знак постовому, я убью тебя.

Трамп опоздал с выстрелом. Джип резко тронулся с места. Остановился он только у ворот.

Постовой, узнав машину Сангалло и его самого, поспешил к подъемному устройству.

– Медленно, – еще раз предупредил полковника Михей. – Машину поставь на прежнее место.

Сангалло припарковал машину и выключил двигатель.

2

«Этаж. Палата. Охрана. Мне нужны детали». На эти вопросы Сангалло отвечал в машине, дожидаясь Скоблика из интернет-кафе. Михей начал чувствовать какую-то внутреннюю пружину. Он против воли затягивал ее, накручивал себя, чтобы не сбиться в пути, не сделать ни одной лишней остановки. Его задача вытащить Дикарку, вытащить на приличной скорости.

Он поставил пистолет на боевой взвод, сунул его за пояс и прикрыл рубашкой. Поправил под ней «спектр». Для удобства скрытого ношения он был оборудован складным прикладом, складывающимся поверх ствольной коробки, и рукояткой перезаряжания в виде двух небольших клавиш-захватов по бокам верхней части ствольной коробки. Обернулся на Скоблика, занявшего место на заднем сиденье, и кивнул на Сангалло:

– Убей его, если он дернется. Выстрели ему в затылок. Путь он умрет без боли. Прострели ему руки, ноги, если он заведет песню о своем стабильном и нашем шатком положении.

Михей вышел из машины. Сунув руки в карманы джинсов, ссутулившись, он неторопливо направился к центральному входу. Остановившись в вестибюле, он подождал пациента на костылях, возвращающегося с прогулки. Он несколько метров шел рядом, чтобы из регистратуры казалось, что он сопровождает больного.

За стойкой регистратуры стоял, облокотившись о красную полированную стойку, полный карабинер в форме. Он вел неторопливый разговор со служащей госпиталя. Она улыбалась, глядя то на белоснежный монитор на своем рабочем месте, то на собеседника, время с которым летело незаметно.

Михей увидел в конце коридора фигуру другого карабинера, пост которого находился у лестницы, ведущей в подвал и на второй этаж, и двери запасного выхода. Не меняя темпа, Наймушин подошел к лифту. Нажал на кнопку вызова и стал смотреть прямо перед собой. Боковым зрением он видел карабинера на посту; помедлив секунду-две, тот все же решил выяснить личность посетителя. Слева к Михею подошел парень на костылях.

В госпитале было три этажа, один из них – подвальный, где находились прачечная, морг, подсобные помещения. Он служил и одним из коридоров для эвакуации в случае пожара. Выход находился в пятидесяти метрах от восточной стены и в двадцати пяти от поста и походил на высокий дзот с дверью.

Михей все так же держал руки в карманах. Чуть скосив глаза вправо, ловил каждое движение карабинера.

Где лифт, черт возьми? Может быть, он был занят, когда он вызывал его? Но клавиша загорелась, как только он нажал на нее. Панель радовала глаз: всего одна кнопка, никаких указателей. Непонятно, куда едет лифт – вверх или вниз, стоит ли он на месте. Это можно определить, приложив ухо к двери.

Карабинер был в десяти шагах, когда двери лифта наконец-то открылись. Проход оказался неожиданно широким, кабина просто огромной, рассчитанной на каталку и сопровождающих. Михей тем не менее отказался от идеи войти в лифт первым. Он впервые за эти короткие секунды потерял из виду одного карабинера, но бросил взгляд на другого. Тот по-прежнему беседовал с медсестрой.

Михей кивком пропустил парня на костылях вперед. В его позе, жестах, общей неторопливости ни капли нервозности, спешки. Именно эта обстоятельность успокоила карабинера. Он приостановил шаг, но Михей этого не видел. Он ожидал окрика. Даже когда шагнул в лифт и развернулся лицом к двери.

Его спутник нажал кнопку второго этажа. Двери поползли навстречу друг другу. И когда они были готовы сомкнуться, в узкой щели Михей разглядел глаза карабинера.

На секунду задержавшись у лифта, он, похлопывая рукой по рукоятке дубинки, подошел к напарнику.


Михей вышел из лифта и повернул по коридору направо. Двери палат, открытые, закрытые. Дальше – процедурная.

Казалось, Михей пролетел это расстояние. Он не замечал людей, встретившихся ему на пути: пациентов и служащих госпиталя.

Поворот налево. Ординаторская. Дальше за ней, где кончался коридор, – отдельная палата. До нее оставалось десять метров, когда одетый в гражданский костюм охранник увидел прямую угрозу… напрямую связанную с его подопечной.

Привставая со стула, он одной рукой откинул полу пиджака, другой потянулся к табельному пистолету. Но Михей уже обнажил «ствол» и направил его на противника. Он держал его на прицеле, не сбавляя шага. Охранник замешкался лишь на секунду. Замершая было рука обхватила рукоятку пистолета. Михей тут же ответил огнем. Сближаясь, добил раненного в грудь охранника. Нагнулся и сдернул с его ремня связку ключей. Прежде чем войти в палату к Дикарке, он обернулся.


– Ты видел парня, который сел в лифт?

– Кажется, он передвигался на костылях, – ответил карабинер, видевший пациента краем глаза.

«Он ни черта не видел», – нахмурился напарник. Тот часами пялился на предмет своего обожания. Глаза, губы, ложбинка между грудей, нижняя пуговица халата – вот все, что он видел перед собой. Когда медсестра вставала с места, он сверлил глазами ее упругую попку.

В его груди зародилась тревога. Он не мог дать ответы на простые вопросы. Почему он медлил, когда заметил в холле, а потом возле лифта парня, чье описание совпадало с приметами преступника: восемнадцать лет, рост метр семьдесят, волосы светлые, короткие… Почему он шел медленно, будто заранее знал, что двери лифта сомкнутся прежде, чем он хоть как-то отреагирует на поведение подозрительной личности.

– А что, с парнем на костылях на этаж поднялся еще кто-то?

– Мне показалось… да. Парень лет восемнадцати.

Толстяк оставил свой объект обожания и решительно направился к лифту. По пути он покровительственно похлопал по плечу молодого напарника:

– Пойдем со мной.

3

Кунявскому мешал постовой. Он приблизился к забору, насколько это было возможно, чтобы его не смогли увидеть из «Ниссана». Раздвинув плети вьюна с шероховатыми листьями, он прицелился, но с выстрелом не спешил. С первым выстрелом на первом боевом задании.

Первое задание. Странное, красивое по-своему задание – убить людей, похожих на тебя как две капли…

И он с юношеской ревностью подумал о том, что Михей опередил его, а он идет по его стопам. Первым выбрали Михея – почему?

Кунявский мотнул головой, прогоняя назойливые мысли. Но снова вернулся на несколько минут назад. Перед мысленным взором Скоблик, оружие в его руках, направленное на Сангалло. Он был близок к истине, когда подумал о сорванном контракте. Если и был договор, то короткий, как замыкание. Сангалло и Михей не нашли общего языка, и Михей показал зубы, похожие на громадные клеммы-«крокодилы».

Едва машина миновала пост, Кунявский отчетливо представил себе дальнейшие действия Михея, словно проник в его мозг и открыл его план.

Он не видел Татьяну. Она где-то в десяти-пятнадцати шагах позади. Ее не видно и не слышно. Возможно, ее помощь пригодится, но сейчас Кунявскому помогали его «инкубаторские близнецы»: Михей в госпитале, Скоблик вне его стен. По сути дела, они сейчас работали в одной странной команде, которая неслась сломя голову под поезд.


Дикарка проглотила тугой комок, подкативший к горлу. Она не верила своим глазам. Думала, что спит.

Михей опустился на краешек кровати и бережно отомкнул наручник с руки подруги.

– Привет. Как ты?

Она быстро взяла себя в руки.

– А, родственник пожаловал. Продал легенду или как?

– Или как.

– Тогда вали отсюда ко всем чертям.

Михей встал и сделал шаг назад.

– Эй! – окликнула его Дикарка. – Ты что, действительно уходишь? Интересно, куда?

– В вечность. Где нет времени, где будущее всегда в настоящем. Где единственная звезда, которая греет, называется Тамира…

Сейчас ей было все равно, где она находится, в плену, на свободе, в госпитале, в санатории. Главное – рядом с героем. Потому что такие слова, признание в любви для Михея и есть настоящий подвиг. А перестрелки, драки – по правилам и без правил, до первой крови или до последней капли – это суета. Бытовуха.


Все внимание на джип. Все внимание на постового. Ноль внимания на тылы.

Отсчет времени пошел, как только Михей вышел из «Ниссана» и направился к госпиталю. Один. Этот факт говорил о малочисленности охраны внутри здания. Кунявский улыбнулся: Михей справится с ними, как сделал бы это он сам. Задача Кунявского убрать Михея, но сейчас он желал ему удачи.


Они вышли в коридор, который буквально ожил. Михей придерживал одной рукой Дикарку, в другой сжимал пистолет. «Ствол» фиксировал каждого пациента, показавшегося из палаты, врачей и медсестру, которые вышли из кабинетов и процедурной. Его раздутые ноздри, сощуренные глаза указывали им направление: «Назад!»

Они миновали лифт, который мог превратиться в мышеловку в любой миг, и, оказавшись на лестничной площадке, сразу же услышали предостерегающий выкрик. Михей выстрелил в проем между этажами и поторопил девушку:

– Быстрее!

Прижимаясь к стене, они ступили на лестницу. Михей взял темп, который давал ему возможность отреагировать на угрозу точным выстрелом.

Толстяк уже доехал в лифте до второго этажа. Глаза, позы, жесты, короткие рубящие фразы пациентов и обслуживающего персонала подсказали ему направление. Взяв оружие на изготовку, он передал по рации напарнику:

– Они спускаются по лестнице. Прямо к тебе в руки.

«Черт…» – простонал карабинер на первом этаже. Он уже вызвал подмогу по рации и ждал подкрепления из ближайшей казармы с минуту на минуту. А преступники появятся через секунду, две.

Он выстрелил наугад и отступил в коридор через широкий проем арочного типа – он был лишен двери, но закрывался сдвижной решеткой. Он дернул ее, надеясь захлопнуть капкан.

Михей на ходу сунул в руку Дикарки пистолет. Рванул пуговицы на своей рубашке и сорвал с петли, проходящей под мышкой, итальянский «спектр». Тут же дал очередь в проем в надежде развеять сомнения относительно своего плохого вооружения.

Дрогнувший было железный занавес замер.

На выходе Михей и Дикарка разомкнули цепь. Она шагнула вправо по коридору, к выходу, вскидывая пистолет. Михей развернулся в противоположную сторону.

Отпрянувший к дальней стене карабинер не успел выстрелить. Михей свалил его очередью из автомата. Тотчас сверху прогремел выстрел из пистолета.

Теперь они отступали спина к спине. Михей шел впереди. Дикарка пятилась, не разрывая контакта. У самого выхода она дала посмотреть на себя медсестре, неосторожно высунувшейся из-за стойки. Выстрелом в монитор Тамира загнала ее снова под стойку.

Скоблик не сводил глаз с затылка Сангалло. Он каждую секунду ожидал товарищей и определил цель – постового. Тот сам даст знать, когда активизироваться. Натурально, он даст команду на свое уничтожение.

4

Кунявский вышел к воротам в тот момент, когда в госпитале раздалась автоматная очередь. Постовой задергался. Схватившись за оружие, рванул закрывать ворота. Схватившись за створку, отпустил ее и сосредоточился на рации, работающей на прием. Вскинул голову к парню в английском костюме.

– Куда прешь? Не слышишь? – он кивнул в сторону. – Там стреляют.

– Ты думаешь, здесь лучше? – Кунявский убрал руку из-за спины и трижды выстрелил постовому в живот.

У него была хорошая позиция для атаки. Его не было видно из-за КПП, рассчитанного на двух постовых. Он не нашумел, используя глушитель; выстрелов из хорватского «глока» не было слышно и с двадцати шагов. Тогда как в госпитале раздалось еще несколько громких хлопков. Он смотрел на джип, стремительно сокращая дистанцию, тогда как взоры пассажиров были обращены на портик госпиталя. Он опередил Скоблика, цель которого – постовой за его спиной.

Кунявский видел себя, распахивающего дверцу джипа, и предвидел ответную реакцию Скоблика. Тот отреагирует на звук, на пистолет, на автомат как натасканная овчарка. Нет, пса нужно брать лаской.

И он показал себя Скоблику в то время, когда стрелял в постового. Дал ему время удивленно взмахнуть бровями, зажмуриться, качнуть головой. Дал рассмотреть свою улыбку, оружие наконец.

Сангалло также смотрел на человека в черном костюме.

Скоблик сам открыл дверцу. На его лице было написано: «Помощь пришла».

Кунявский читал уже не в голове, а в глазах однокурсника, в его душе.

– Саня?! Откуда ты?

– Прогуливались мимо с Танькой. – Он рассмеялся. – Матвеев послал к вам на помощь. Я вовремя? – жест в сторону замершего навеки постового.

Скоблик увидел Татьяну. Красивую, избалованную.

Она открыла дверцу со стороны водителя и нагнулась, неотрывно глядя на Сангалло. Полковнику показалось, он увидел глаза ведьмы. И по глазам прочитал, чего она хочет. Он пересел на кресло пассажира. Смотрел, с каким наслаждением она снимает босоножки на шпильках, как привычно ставит босые ноги на педали. Нет, не привычно. Ей неудобно. Она подвинула сиденье вперед, отрегулировала спинку.


Михей задержался у центрального входа. Они с Дикаркой отступали быстро, но не настолько, чтобы отрезать противника огнем, с той же скоростью. К толстяку примкнул еще один карабинер, дремавший до этого в комнате отдыха. Против них огрызались всего два пистолета, но два точных выстрела могли поставить на них крест.

– В машину! – крикнул Михей Дикарке.

Она побежала к джипу.

Михей ощутил тоску. Он боялся обернуться. Казалось, он почувствует дежа вю: Дикарка лежит на асфальте, рядом стоят вооруженные карабинеры. А Михей уносится от них на машине, чувствуя Дикарку за спиной. За спиной. Но в нескольких десятках метров.

Хлопнула дверца машины.

Дикарка на месте.

Михей дал очередь по двери, по окнам госпиталя, расходуя последние патроны. Еще одна очередь. Для острастки. Затвор щелкнул, и «спектр» превратился в холодное оружие.

Колеса машины взвизгнули. Михей обернулся и увидел распластанное на асфальте тело Скоблика. «Нет!!» Внутри будто граната рванула.

И он рванул. К другу. Один взгляд на Скоблика, и он понял все.

Прощание было коротким. Михей приподнял и пожал мертвую руку товарища, благодаря его за все. За дружбу, поддержку, за то, что тот всегда был рядом. Пожал ему руку так, будто надеялся на скорую встречу с ним.

Михей побежал вслед за машиной, которая увозила Дикарку. Он не мог понять, как Скоблик дал одурачить себя полковнику Сангалло.


Джип проехал несколько кварталов. По команде Кунявского Татьяна сбавила скорость. Сангалло резко повернулся лицом к Кунявскому. Затем его взгляд остановился на своей подопечной. Он не знал, сколько ему отпущено, может быть, мгновение, которое вместит в себя не всю его жизнь, не часть ее, а обрывок пустой информации.

– Не дергайтесь, полковник, – ровным голосом предупредил его Кунявский. – Мы решаем ваши и свои проблемы. Если вы станете у нас на пути, будут еще трупы. Выходите из машины.

Едва Сангалло оставил салон, а джип набрал скорость, Кунявский связался с Матвеевым.

– Заказывайте билеты на поезд до Венеции. Поторопитесь, иначе можете опоздать. Мы приедем в Венецию следующим поездом или на такси.

Затем он позвонил Прохорову:

– Быстро в гостиницу. Мы будем через десять минут. – Он оборвал связь. – Выходим.

Джип прижался к обочине. Татьяна вышла первой. Кунявский поторопил Дикарку:

– Быстрее можешь? Или тебе вторую руку для скорости прострелить?

Он передал Татьяне свой сотовый.

– Иди на вокзал. Матвеев наверняка там. Отдай ему «трубу». Не жди его. Возвращайся в гостиницу.


Матвеев получил материал, доказывающий связь его агентов с итальянскими спецслужбами. Он не знал, что помешало Кунявскому устранить агентов, но только не его неповоротливость. Он и Михей, Прохор и Скоблик стоили друг друга.

– Они узнали вас?

– Не имеет значения, – ответила Татьяна.

– А что имеет значение? Для тебя лично, что имеет значение?

– Ваши распоряжения.

– Правда?

– Да.

Матвеев чувствовал издевку в голосе Татьяны… и боялся ее как воплощение единой команды. Он тихо порадовался, что рядом нет Кунявского. Его приводили в трепет его поведение, его интонации, все, что он делал, изображал, даже воздух, который он выдыхал, и боялся заразиться от него. Чем? Что за зараза сидит в нем? Он схож с джинном, вырвавшимся из бутылки.

Вот и еще одна группа вышла из-под контроля. Любой робот, любая запрограммированная тварь рано или поздно выйдет из подчинения.

«Кунявский выполнит любой приказ».

«А кто будет искать группу Кунявского? Курсанты предыдущего курса, может быть? Или сам Щеголев?»

Он вздрогнул, когда снова увидел Татьяну.

– Наверное, вы неправильно поняли, Александр Михайлович. Мы убрали Скоблика. Но остались Михей и Дикарка.

Убрали Скоблика.

Колеса долбили этими словами: «Уб-рали. Скоблика. Уб-ра-ли».

И только на середине пути, когда до Венеции оставалось около ста километров, Матвеев взял в руки сотовую «игрушку» Кунявского и, словно не мог остановиться, стал смотреть кадр за кадром. Он видел джип «Ниссан», Михея на переднем кресле пассажира, смутную тень полковника на месте водителя, силуэт Скоблика на заднем сиденье. Какие бы чувства сейчас ни кололи Матвеева, но джип, набитый предателями, произвел на него сильное впечатление.

Известие о нападении на госпиталь догнало Матвеева на железнодорожном вокзале Венеции Санта-Лючии. «Жареные» новости шли по центральному каналу. Возле каждого телевизора толпы встречающих, провожающих. Не было видно привычных ярко-желтых пограничных лент – место происшествия и без того было надежно огорожено.

Матвеев увидел труп постового, лежащего вблизи ворот. Вспышки фотокамер создавали иллюзию движения. Казалось, он издыхал от нехватки влаги, корчился в красной луже, похожей на кровь.

Еще один труп. Лежит свернутый калачиком, кажется, будто парень сильно замерз.

Матвеева полоснула острая жалость к Скоблику. Он представил его дома, в каком-то закоулке, где он, надышавшись клея, уснул в неудобной позе.

А вот полицейская хроника. Карабинер на первом этаже госпиталя, сотрудник службы безопасности на втором.

Матвеева затошнило. Он зашел в бар и первым делом попросил солонку. Высыпав соли чуть-чуть на ладонь, лизнул. Тошнота быстро отступила. Он заказал водки. Выпил не закусывая. В голове стала проясняться реальная картина инцидента в госпитале.

– Что дальше? Что дальше? – несколько раз еле слышно пробормотал он. Он дорого дал бы за один звонок. Даже представил короткую сцену. Он отвечает в трубку: «Да, это я. Да, я слышу тебя». Передает Левицкому: «Наймушин». «Где ты планируешь встречу? Да, наши планы совпадают».

Он хотел получить объяснения необъяснимым явлениям. Он верил, что таковые ему мог дать только один человек, не четыре, которых он мысленно пересчитал по пальцам и назвал по именам, а один. Он не верил в предательство людей, которых узнал хорошо. Потому что не был согласен с обвинениями в свой адрес: Матвеев задействовал в работе изменников.

Глава 30
Фальсификация
1

Фальсификация. Это было первое слово, пришедшее на ум Вентуре, едва на мониторе показались первые кадры, сделанные в винном погребе. Да, генерал Фокин больше похож на замороженную восковую фигуру, нежели на покойника, и узнать его трудно. Но майор Гардиан непохож на восковую куклу. Под его рубашкой только-только остановилось сердце, там не каркас из металла, а прочный скелет.

Он не раз проклинал сицилийца, настоящего убийцу русского генерала, оттого в голову лезли чудовищные мысли: это не русские подложили ему свинью, а подготовила теракт сицилийская мафия. И цели добилась: Дарио Гардиан, отправивший сицилийца к праотцам, убит, его начальники также получили по заслугам.

Лазерный диск, который торчал сейчас в деке привода, обнаружили в машине Сангалло.

Полковник Сангалло приводил себя в порядок в ванной комнате личной резиденции Вентуры, а генерал стоял в гостиной и словно готовился к разговору с гостем. «Я родился в сентябре 1951 года в Неаполе. Окончил национальную академию ВМС, неоднократно стажировался в США, последовательно проходя командные ступени в итальянском флоте. Имею специализацию по боевому применению морской авиации. Возглавлял ряд ведущих направлений в Вооруженных силах Италии. Командовал морскими соединениями. Возглавлял командование НАТО в Средиземноморье. В 2003 году был назначен начальником разведки Генштаба итальянских Вооруженных сил. Ныне возглавляю контрразведку страны. А вы-то кто?»

Полковник поблагодарил генерала. Он предстал перед ним в спортивной одежде, которая была ему чуть велика. Он был готов ответить генералу, но пока еще мысленно переживал перестрелку возле госпиталя.

– Вас интересуют копии материалов? – спросил Сангалло.

Генерал покачал головой.

– Меня даже не интересует выход на руководителя российской спецгруппы. Он не владеет ситуацией. Он совершил ряд ошибок, а может быть, всего одну, но ситуация вышла из-под его контроля. Мне не дает покоя вопрос: кто эти молодые люди, совершившие нападение на вас и убившие своего товарища? Бойцы основной группы, подопечные Левицкого? Или мы имеем дело с третьей группой? Ей-богу, мне кажется, имеем дело с сумасшедшим… экспериментатором, – подобрал определение генерал.

Сангалло устал. От короткого перелета в Рим он валился с ног. И не мог не поинтересоваться дальнейшими шагами генерала.

Тот переспросил:

– Повторите дословно слова того парня.

– Мы решаем ваши и свои проблемы. Если вы станете у нас на пути, будут еще трупы.

– Если это записать на бумаге, то не будет хватать подписи: «Русская мафия».

В размышлениях прошла минута, другая.

– Вы спросили, что я намерен предпринять?

– Да, – подтвердил Сангалло.

– Я воспользуюсь советом русских. Как говорят они, за двух битых одного небитого дают. Или наоборот, точно не помню. Равно как не пойму смысл этой поговорки. Я говорю о тупике.

Он подошел к телефону и отдал распоряжение свернуть поисковые мероприятия.

– Надеюсь, это успокоит их.

Сангалло мысленно одобрил хитрый ход Вентуры. Ведь если рассуждать здраво, то, по большому счету, цель достигнута: убийцы генерала Фокина известны, один из них убит. Через день или два русские поисковики-киллеры подбросят остальные два трупа.

О поисковиках Сангалло подумал в следующем ключе: они дома себя так не ведут.

2

Михей остался один. Он не знал, куда увезли Дикарку. Он не мог выйти на связь с Матвеевым и спросить у него: «Где она? Вы не знаете?»

И все-таки он решил пойти на контакт с полковником.

Его путь лежал через железнодорожное полотно, через платформу, примыкающую к зданию вокзала. Там Наймушин увидел странную и обнадеживающую картину. Уборщики срывали со стены листки с изображением трех человек, их описанием и броской надписью «Розыск». Поднявшийся ветерок выхватил листовку из рук уборщика, и она прокатилась по платформе, замерла на миг у ног Михея. Он поднял ее, рассмотрел и, аккуратно сложив, сунул в карман. Он сохранил один-единственный снимок товарища. В его кармане лежал дембельский альбом курсанта Виктора Скобликова.

Он зашел в гостиницу. Администратор – улыбчивая молодая женщина лет двадцати пяти – поинтересовалась, не хочет ли он снять номер. Наймушин покачал головой: нет.

– Я к Матвееву в двенадцатый.

– Сожалею, Матвеев съехал.

На вопрос «Куда?» администратор ответила: «Не знаю».

– Вам могли бы подсказать его знакомые – четверо молодых людей. У них учебный бизнес-тур по странам Италии. Специализация – туризм. Но они тоже сдали номера. И уехали.

– На поезде?

У него было такое лицо, что администратор сжалилась до выражения сочувствия. Дальше она пойти не могла, соблюдая правило не разглашать сведений о клиентах.

Михей отошел в сторонку. Вынул сотовый телефон, посмотрел на экран. Аккумулятор почти на нуле. Зарядки хватит на три или четыре минуты разговора. Он набрал номер Андреа. У него комок подступил к горлу, когда он услышал ее голос. И тихо спросил:

– Ты?

Он вышел на перрон, поглядывая то в одну, то в другую сторону. Через пятнадцать минут увидел девушку. Она хотела обнять его, но удержалась. Пряча смущение, протянула ему руку:

– Привет!

– Здравствуй. Как ты?

– Неважно. Родители приехали. Машины нет. Клиентов нет. Денег в кассе нет. Последние я отдала за ремонт двери. Около локанды шныряют журналисты, еще какие-то подозрительные типы. Офицер из финансовой полиции задает один и тот же вопрос: почему не оприходована сумма за ваше проживание. Родители выгнали меня из дома. Я у подруги сейчас живу.

– Мне это знакомо.

– Да нет, ты не волнуйся, – заторопилась девушка, – они отойдут скоро. Просто они уже скучают по базовому лагерю. Приехать не успели. – Она взяла парня за руку. – Знаешь, мне жаль. Я видела репортаж по телевизору. Просто не верится, что Скоблика убили… Что я могу сделать для тебя?

Она передала ему пакет, в котором лежала ее блузка, бюстгальтер (самого маленького размера, пояснила она, еще в четырнадцать лет носила), бижутерия, тушь для ресниц, помада, парик, принадлежащий ее подруге.

– Тебе знакома администратор этой гостиницы? – спросил Михей.

– Я знаю всех администраторов и портье в нашем городе.

– Всех?

– Ну почти всех. У нас бывают семинары, мы встречаемся.

– Попроси у нее вот что.

Через пять минут Андреа вернулась.

– Матвеев ухал в Венецию, – доложила она. – Следом за ним отправились вот эти четверо. – Она протянула Михею листок с записью.

Он прочитал фамилии: Кунявский, Прохоров, Хрустов, Смирнова.

– Извини меня, я на минутку. – Наймушин отошел в сторону. Он ожидал услышать их имена от администратора, когда она упомянула его молодых знакомых. На одном чутье он угадал руку Кунявского, его близость, жаль, что слишком поздно. В ожидании Андреа и сейчас, когда она уже была рядом, Михей пытался понять, по какой причине военная контрразведка пошла на такой изуверский шаг: по следам волка пустили другого серого хищника. Должна быть причина, должна, не мог успокоиться Наймушин. Ответ где-то рядом. За спиной. За спиной? Лучше не думать об этом.

– У тебя есть деньги? – спросил он, вернувшись к Андреа.

Она вручила ему сто евро.

– Я позаботилась об этом, заняла у администратора. Потом отдам. Это все, что она смогла мне дать. Билет до Венеции стоит двадцать евро. Ты ведь едешь в Венецию?

– Не сейчас. Я жду звонка.

– Понимаю…

Андреа посмотрела на наручные часики.

– Мне пора. Вдруг родители срочно рванут в базовый лагерь? – пошутила она. – А меня нигде нет. Чао, Михей. – Она впервые назвала его так. Поцеловав его в щеку, Андреа сложила руки на груди и пошла вдоль перрона…

Михей крикнул ей вдогонку, пробуя на вкус соленые капли, скатившиеся по его щекам:

– Мы встретимся. Прости меня…

Наймушин изменил решение. Он взял в кассе билет до Венеции. Через двадцать минут сидел в поезде.

Он приехал в город затемно. Зашел в кафе, попросил у бармена разрешения подзарядить телефон. Видимо, к нему часто обращались с подобной просьбой. Не отказал и этому молодому иностранцу, в поисках которого полиция с ног сбилась. У него была, можно сказать, профессиональная зрительная память. Он не раз и не два видел изображение этого парня по телевизору, его обязали повесить на витрину заведения ориентировку на преступников. Но он ничего не сделал ни ему лично, ни людям, на которых работал.

Он нагнулся, вынул коробку из-под обуви и поставил ее на стойку. Она доверху была заполнена адаптерами для «сименсов», «нокий», «панасоников», «самсунгов»… Бармен указал на полочку возле таксофона, изобразил пальцами: «Иди туда». И еще один жест: он повел носом, как собака, мол, ищи там розетку. И последний жест, адресованный клиенту: бармен ткнул в его сторону двумя пальцами: «Воткнешь адаптер в розетку».

Полночь. Михей выпил три чашки кофе. Не съел ни крошки. Бармен поглядывал на него недружелюбно: «Что-нибудь будешь заказывать или будешь дремать над пустой чашкой?» Четвертая порция кофе называлась «Со вздохом и легкой усмешкой».

– За счет заведения. – Эти слова бармен присовокупил к своим ужимкам.

Без четверти час мобильник Михея ожил. Он глянул на экран. Высветившийся номер ему не был знаком. Он нажал на клавишу ответа:

– Да?

– Ты уже в Венеции?

– Да.

– Узнал?

– Да. Где Дикарка?

– Тебя дожидается. Как только мы встретимся, я отпущу ее. На растерзание полицейским.

– Где встречаемся?

Кунявский назвал место.

Наймушин не сдержался.

– Почему ты не убил меня? – Он стукнул кулаком по стойке и приподнялся над ней. – Почему ты не убил меня, сука?!

– Всему свое время. Пока, Михей.

Глава 31
Куратор
1

Система названий венецианских улиц, переулков и площадей отличается от других итальянских городов. Главные каналы называются «канале», а остальные – «рио». Если «рио» засыпали, он превращается в «рио-терра». То есть в реку, засыпанную землей, в грязь, одним словом.

Матвеев еще лет пять или шесть назад подумал о том, что если изучать итальянский язык именно с этих доступных слов, то дело пойдет на лад даже у героев фильма «Тупой, еще тупее».

Он прямиком отправился к небольшой тупиковой улочке. Ему пришлось преодолеть крошечный переулок, соединяющий две улицы, одна из которых проходила прямо под зданием и здорово смахивала на недостроенный тоннель, который по ошибке посчитали достроенным и пустили по этому пути грузовой состав.

Дома мелькали у него перед глазами, но он не боялся заблудиться. В Венеции введена сквозная нумерация. Например, у кафе, где генерал Бурцев назначил встречу, был адрес с четырехзначным номером. Да еще таблички-указатели на каждом углу. Они предлагали Матвееву пройти к площади Сан-Марко, подобраться к мосту Риальто, а также осторожно приблизиться к железнодорожному вокзалу и площади Рома. Но путь его лежал в тупик.

Он заранее представлял себе этот гадюшник на окраине Венеции. Чахлые дети играют в футбол. За ними из окон наблюдают их вялые родители и видят в каждом Кака, Дуду, бабу Адама. Дворы тут называются кортами – corte, и редко соответствуют размерам теннисных площадок, порой они на порядок меньше.

Он уперся в вывеску «Бистро» и вошел внутрь. Огляделся. Тут, равно как и в хорватском «Валентине», можно было говорить на любые темы. Тут гремела музыка. Из колонок звучал голос короля итальянского рок-н-ролла Зуккеро. Матвеев предчувствовал, что придется не говорить, а подпевать.

Оглядевшись, увидел Бурцева, сидевшего за дальним столиком.

Полковник знал немало случаев, когда высшие руководители разведок инкогнито прибывали в ту или иную страну для конфиденциальных встреч, на отдых, а также для прямого руководства секретной операцией. Но увидеть Бурцева в венецианском кафе для него было… смешно. Матвеев едва не заржал. И едва удержался от радостного восклицания: «Привет, генерал! Ты что, ударился в запой, как Женька Тартаков? Ты хоть знаешь, где ты сейчас? В Венеции? А мне кажется, я в Париже, и не русский я вовсе, а корсиканец».

Матвееву показалось, генерал не впервые в этом кафе. Точнее, ему привычна обстановка дешевой забегаловки, впору одежда класса секонд-хенд: вельветовая рубашка фиалкового цвета с открытым воротом и закатанными рукавами, светлые штаны. В руках он держал меню. Матвеев не мог сдержать эмоций, потому что вдруг остро почувствовал: его долго водили за нос, но он не смог уловить чего-то важного. И с ходу поинтересовался, не досье ли это на членов преступной группировки и агентов российской разведки.

– Что будешь пить, есть? – поинтересовался генерал.

– Коньяк, салями, – нашелся Матвеев.

Бурцев подозвал официанта и сделал заказ. Когда им принесли мутное пойло с омерзительным запахом и мелко нарезанную вареную колбасу, Матвееву расхотелось пить и есть. Но генерал не брезговал ничем. Он опрокинул в рот стопку, а Матвеев смотрел на него так, будто он осушил флакон с шампунем и у него изо рта поперла пена.

– Какие у тебя есть соображения по этому делу? – спросил он.

Соображения лежали у него в кармане. Матвееву выдалась бессонная ночь. Он провел ее за столом в гостинице. Перед ним лежали несколько чистых листов бумаги, ручка. Свои ночные творения он передал генералу. Тот водрузил на нос очки в тонкой оправе типа «лекторша» и углубился в чтение. Поднял на Матвеева глаза, когда прочитал: «Инкубаторские» – не свидетели проекта военной разведки, они его детище, продукция, наглядное пособие».

– Это что, эпиграф?

– Типа того, – пожал Матвеев плечами, а глазами показал: «Ты дальше читай».


«Группа Наймушина вышла из-под контроля, чтобы спасти члена своей команды. Ошибка „слонов“: в процессе обучения не учтена дружба, которую они ошибочно посчитали сплоченностью, видели в ней определение единого организма.

Группа Кунявского вышла из-под контроля, чтобы уравнять положение, наладить баланс, нарушенный мною в процессе отбора кандидатов в разведгруппу.

В них стали проявляться изъяны «потерянного детства». Им по восемнадцать, в реальности больше двадцати, в подкорке пятнадцать. Этот потерянный отрезок часто дает о себе знать, проявляется на деле, отражается на работе, к которой курсантов привлекли впервые»…


Генерал дочитал до конца. Разгладив листок бумаги ребром ладони, он вынул из кармана авторучку и что-то написал в углу. Матвеев ждал, когда он даст ознакомиться с резолюцией. Надо сказать, резину он не тянул.

Матвеев взял бумагу в руки и прочитал:


«Эксперимент доведен до конца. Проект „Организованный резерв“ закрыт как неперспективный 30 августа 2006 года».


Матвеев похолодел. Сегодня было 30 августа.

– Нам представился случай довести эксперимент до конца, когда в качестве объекта выступил Фокин. Так легли карты, – добавил генерал. – Руководству военной разведки было наплевать, кто и какие обвинения выдвинет против них. На их месте я сказал бы следующее: это политика происков врагов. Бродяги, малолетние проститутки с вокзалов и из подворотен все чаще оказываются за границей, попадают в рабство. Средняя продолжительность жизни в подобных условиях не превышает и полугода. Не стоит особого труда отмыть их, заставить выучить текст и прочитать перед камерой. Дельцы за рубежом идут на ухищрения, переправляя подростков через границу под видом туристов, спортсменов, детей бизнесменов средней руки. Есть ли родственники у этих якобы преступников? Смогут ли они назвать место их обучения диверсионному ремеслу?

– Толково, – одобрил Матвеев в ожидании дальнейших откровений. Возможно, генерал коснется темы слежки за секретным проектом своего извечного конкурента. Вряд ли он употребит термин «шпионаж», но дела это не изменит.

– Мы узнали об убийстве Фокина спустя неделю. – Генерал ответил на немой вопрос Матвеева: – Его убил его же охранник больше месяца назад. Натовская разведка подбросила нам провокационные сведения. Мы не могли не поднять перчатку. И пустили в уготованную ловушку крысенышей, эксперимент над которыми еще не был завершен.

– Кто автор этой идеи?

– Идея принадлежит мне. Потому что, повторюсь, я лично контролировал проект и начал эту работу еще в звании полковника. Помимо этого проекта, у меня были другие дела. И еще одно. – Бурцев указал рукой вверх. – Там не понравилась смерть Фокина – от рук психованного сицилийца. Если генерал и заслуживал самого сурового наказания, то от своих. А свои – выкормыши военной разведки. Наше ведомство не осталось в стороне от проекта. Нам было интересно, что получится на выходе. Пару лет ГРУ удавалось сохранить проект в тайне, но долго так продолжаться не могло. Мы наблюдали за выпускниками. Возможно, ты знаком со сводками вроде этих. В Питере арестована банда, члены которой молодые люди в возрасте от восемнадцати до двадцати лет, на их счету несколько убийств. В Воронеже задержаны подростки, вымогавшие деньги у коммерсантов, на счету банды несколько убийств. И так далее. Среди них есть выходцы из «Инкубатора». Но стать бандитом – дело простое, самый последний дурак с ним справится. Уже в то время нам стало ясно, что проект трещит по швам. Но нам было интересно посмотреть конечный результат. А результат можно вывести лишь на последней ступени, которая называется практикой. Нам представился случай не просто получить итог. Теперь мы можем сравнивать – одну группу с другой. Как сделал это ты. Мы думали так: «Подросткам не надо промывать мозги – они еще очень молоды. Мозги им нужно засрать». Ты размышлял в том же ключе: «Молодых людей в свое время хорошенько унавозили». Эта фраза в твоих выкладках мне понравилась. Если ты спросишь, что может понравиться в этой истории российскому обывателю, я отвечу так: обыватель примет это с воодушевлением: предатель наказан; спецоперация; наши повсюду; длинные руки. Даже поймет и примет жертву – безымянных разведчиков. Такие вещи рождают патриотизм, пусть даже его суррогат – я говорю об ажиотаже. И о пользе, разумеется. И я хочу узнать, что понравилось тебе в моих словах.

– Больше всего?

– Больше всего.

– Что-то о психованном сицилийце. Интересно было бы взглянуть на место его захоронения. Интересно, что сказали его родственникам из Сицилии. Мол, наткнулся на нож, а потом проглотил пролетающую мимо пулю?

– Достаточно. Я понял тебя. Ты нервничаешь. Тебе неприятно сидеть за одним столом со мной. Вон та красивая венецианка принимает нас за ссорящихся отца с сыном. Но тебе придется смириться с этим. Ты возвращаешься в Россию. Под контролем.

– У меня вопрос. Вам не жалко пацанов?

Бурцев ответил вопросом:

– Тебе не все равно, кто из них быстрее отдаст концы?

– Наверное, мне следует сказать: «Все равно».

Бурцев хмыкнул, подражая красноармейцу Сухову из «Белого солнца».

– Пора тебе возвращаться к своим индиуткам. Если ты заартачишься, я скажу своему помощнику следующее: «Готовьте материалы на Матвеева». И просмотрю их в последний раз. Кафе. Самое престижное в Истрии. Матвеев и член преступной хорватской группировки, тесно связанный с разведкой Хорватии. Звук, прошедший обработку в лаборатории ФСБ, отличается высоким качеством. Матвеев: «Мне нужны шесть паспортов…» Теперь задай последний вопрос.

Он напрашивался сам собой.

– Зачем вы здесь?

– Чтобы лично контролировать завершающую фазу операции. Это борьба без правил. А такие вещи меня всегда привлекали.

Матвееву уже было наплевать на слова Бурцева. Он понял одну вещь: он оказался на одной разделочной доске с полковником Сангалло. Они были похожи, как две селедки из одной бочки. Кто знает, может, Сангалло в это время начальство тоже промывает мозги. Он уже достиг того возраста, когда что-то можно промыть. Матвеев тоже. Ему не давали задание, его втянули в нехорошее дело. И ему показалось, что в тот злополучный день не он, а кто-то другой выкрикнул позади: «Чем больше шкаф, тем он громче падает». Матвеев оборачивается, чтобы отыскать глазами человека с пеньковым галстуком на шее, даже поднимает голову к потолку, выискивает прочный крюк. И вот тут-то на него и обращает внимание докладчик – генерал Бурцев. «Ты крикнул?» – спрашивает он. И Матвеев не стал отрицать, чтобы не выдать безымянного товарища: «Так точно, товарищ генерал! Это я, полковник-пенсионер по кличке Смельчак».

Матвееву стало неинтересно: «А если бы я ничего не крикнул?»

Он сам мог изобрести не один десяток методов стимуляции кандидата и втянуть его в любую игру.

Глава 32
Гладиаторы
1

Матвеев опускался все ниже… Если раньше на него пахали разведчики под прикрытием и без, недоукомплектованный отряд осведомителей, то сейчас всех работников плаща и кинжала он мог пересчитать по пальцам. И все они были на виду. Генерал Бурцев арендовал катер типа вапоретто – самый тихоходный во всей Венеции. Он был настолько тихоходным, что даже не мог натянуть швартов, сопоставил Матвеев. Болтался по каналу вблизи причала. Зато с его высокой рубки, где устроился генерал, был прекрасный обзор на набережную. Ему не хватало ружья, чтобы валить кабанов с этой вышки. Не было у него и кабанов. Он просто наблюдал. В шортах, прилично загорелый, в панаме и в черных очках, он восседал на плетеном кресле с морским биноклем на коленях и фотокамерой через плечо.

Он мог разглядеть в бинокль и Матвеева, и Родионова в кафе. Народу много, но не было главных лиц. Их поджидали. Карты легли так, что проект обязан был закрыться красиво, так, как не закрывалось еще ни одно мероприятие.

Ждали Михея. Ни у кого не вызывало сомнений, что он явится на встречу. Он понимал, что является последней точкой в проекте. Он не даст проскользнуть ни одной горькой, разочарованной усмешке. Он был воином. С двенадцати лет его учили вести поединки честно, без крови или до первой крови, с шестнадцати – рубиться насмерть. В свое время Левицкий дал ответ на этот вопрос: чтобы незаживающие рубцы напоминали: прошлое было. Не кошмарный сон, а кошмарная реальность. Он не был одним из вольных гладиаторов, которые в старину жили по своим домам; здесь его никто не знал, на родине никто не помнил.

Больше всех нетерпение проявлял Родионов. Ему снова казалось, что он кого-то встречает. Ждет того момента, когда можно будет принять знак «решетку». В этой связи он вспомнил анекдот и рассказал его Матвееву:

– На сотовую трубку призывнику приходит месседж из военкомата: «Хотите служить в армии, наберите «звездочку», хотите закосить – «решетку».

Он поймал недовольный взгляд полковника и покинул кафе, толстый тент которого надежно спасал посетителей от дождя, солнца.

Родионов не мог объяснить свои чувства. Сегодня все закончится, и он отправится домой.

Он прислонился к стойке, игнорировав вращающийся стул. Наплевав на запрет начальства, он заказал коньяку. Оглянулся. Его не видно не только генералу, но и тому, кто был выше него.

Обратил внимание на симпатичную девушку в шляпке. Она сидела за стойкой и покручивала в руках пустой высокий стакан, будто поджидала клиента. Родионову показалось, ее глаза из-под солнцезащитных очков исподтишка смотрят на него и предлагают составить их хозяйке компанию, угостить коктейлем, вином.

Она была в джинсах, протертых по последней моде до дыр на коленях, и в топе, который открывал на обозрение лямку ее бюстгальтера. Что же, ей шла эта одежда, пришел к выводу Родионов.

Он посчитал, что последний разговор с венецианкой только скрасит его последние часы на этой приветливой и неприветливой земле. Он стал так, чтобы не терять из виду свой участок наблюдения, поймал недовольный взгляд всевидящего начальника. Однако Матвеев против правил не сделал помощнику замечание. Ему даже показалось, Матвеев отвернулся.

Девица была густо накрашена. Когда она сняла очки, Родионов узрел под ее глазами столько теней, что под ними можно было укрыть весь город от палящего солнца. В руках она держала сумочку. Едва Родионов приблизился, небрежно опершись спиной на стойку, и внимательно посмотрел на девушку, его рука со стаканом дрогнула:

– Не дергайся, – предупредил его Михей. – Быстро, но без резких движений сядь на стул. Руки держи на стойке. Если я замечу, что ты выбиваешь барабанную дробь, ковыряешь под ногтями, я тут же прострелю тебе живот. Потому что мне лишние знаки ни к чему.

Родионов не смог послать ни одного знака, хотя принял их за последнее время немало.

– Мне бы у Левицкого потренироваться, – пробурчал он, соблюдая хладнокровие. – Как ты добрался до острова?

Михей прибыл на место встречи на морском трамвайчике. На причале Скьявоне, где он купил билет на трамвайчик, он нашел платный туалет. Заспанная служащая лишь приняла деньги и не посмотрела, на какую половину отправился первый сегодняшний клиент. Михей зашел в женский зал, на мраморной плите разложил все необходимое для перевоплощения. В первую очередь он побрил подбородок, щеки, подмышки, затем надел парик. Черного цвета, подстриженный под каре, он делал его неузнаваемым. Поглядывая в зеркало, в котором отражался короткий коридор в зал, он надел лифчик и топ, подложив под чашечки туалетную бумагу. Накладывая тушь на ресницы, тени под глаза, он вспоминал, с каким настроением его провожал бармен. Он искренне аплодировал Михею – за стойкость, за верность любимому напитку, пустому кошельку, за мужество и неуловимость…

– Где Дикарка? – спросил Михей. – Нет, поворачиваться и показывать не надо. Я неплохо изучил это место. Если снова будешь в Венеции, смело можешь нанять меня поводырем. Обещаю, глаз к тому времени у тебя не будет.

– Позади и справа стоит на приколе катер.

– Да, я видел его. Дальше. Справа от него другой такой же катер. Дикарка там?

– Да.

Михей давно обратил внимание на эти катера. У них широкая площадка, просторный люк, ведущий в трюм, в камбуз, высокая рубка. Эти два тихоходных катера не боялись низких венецианских мостов, потому что приравнивались к трагетто, по сути своей паромам, которые обеспечивают переправу через каналы там, где отсутствуют мосты.

В данное время все эти люди находились на острове Святого Петра (в прошлом резиденция венецианского патриарха), откуда открывался прекрасный вид на верфи.

– Какие планы у Кунявского? Как он намерен перейти границу?

– На водном такси. Если ты обернешься, увидишь его. Оно трется о борт парома.

– Кунявский планирует уйти через проход Лидо?

– Да. – Родионов глазами указал в сторону острова, который имел два прохода в Венецианский залив: Лидо на северо-западе и Маламокко на южной оконечности. – Главное, проскочить эти ворота, а дальше нейтральные воды. Такой скоростной катер не рискнут преследовать даже пограничные катера, скорость у него высокая.

Михей все чаще хмурился. Его не отпускало слово «показуха». Перед кем показывать себя Кунявскому? Его учили и научили диверсионной работе, которая не терпит показухи, разве что на показательных выступлениях.

Он вспомнил, как их заставляли рубиться перед слепыми окнами центральной казармы, и каждый знал, что окна только с виду слепые. За ними высокие чины и большие люди. Кто-то пришел посмотреть на «детскую» сечу по своему желанию, кто-то заплатил деньги.

Михей не отвергал этого слова. Спортсмен без показательных выступлений не спортсмен. Спецназовцам публичность ни к чему. Если им не прикажут.

Он понимал, что отбирает время у себя, Дикарки, что все эти мысли отвлеченные, но как заводной носился по открытому кругу.

– Вынимай сотовый телефон, – распорядился Михей. – Звони Кунявскому. Скажешь ему, что разговорился с проституткой, у которой я провел ночь. Он может поговорить с ней. Ни одного лишнего слова, иначе свалишься в канал и нахватаешь раной столько воды, что уже никогда не всплывешь. Я дарю тебе жизнь.

– Ты не можешь подарить мне жизнь, – хмыкнул Родионов. – Наши планы совпадают.

Матвеев не мог выйти из кафе, подойти к барной стойке и хотя бы перемигнуться с Михеем. Он узнал его так, как «узнают камешек в песке», как узнают знакомого человека в толпе, и неважно, во что он одет, сколько времени прошло с последней встречи. Если он подойдет к нему, то фактически убьет его раньше времени.

Однажды он поверил Левицкому. Михей не отступит и пойдет на смертельный контакт с бывшими однокурсниками. Но не потому, что он научил его этому, а потому, что не смог отучить от того, что ему привили на татами.

Матвееву показалось, он нашел выход, который и выходом-то не назовешь, так, смотровое окошко. Ему не хотелось оправдываться перед этим парнем, а просто сказать правду.

Он вынул листок со своими ночными выкладками и резолюцией генерала Бурцева и рядом написал: «Куратор проекта на второй лодке. Прости за все. Матвеев».

Подозвав официанта и сделав ему заказ, он с этого времени смотрел только вперед, через пролив Святого Петра, шириной не больше шестидесяти метров.

Официант стал слева от Наймушина и поставил перед ним стакан с коктейлем. Негромко добавил:

– От господина, который пожелал остаться неизвестным. Кажется, он что-то написал на салфетке.

Михей поднял стакан с «салфетки», отпил глоток, бросил взгляд на сложенный вчетверо лист бумаги. Взял его, отер губы, еще раз, развернув листок, и положил перед собой. Он тут же узнал почерк Матвеева.

«Группа Наймушина вышла из-под контроля, чтобы спасти члена своей команды…

в процессе обучения не учтена дружба…

Группа Кунявского вышла из-под контроля, чтобы наладить баланс, нарушенный мною в процессе отбора кандидатов в разведгруппу…

…потерянный отрезок времени часто дает о себе знать, отражается на работе, к которой курсантов привлекли впервые»…

И только после этого Михей прочитал резолюцию:

«Эксперимент доведен до конца. Проект „Организованный резерв“ закрыт как неперспективный 30 августа 2006 года».

И размашистая подпись.

– Передай Матвееву, что я не в обиде на него, – чуть слышно прошептал Михей, скомкав бумагу. – И поторопил Родионова: – Ну, давай иди.

Через минуту Матвеев набрал номер Иво Фалкони:

– Паспорта агентов на пограничном посту?

– Разумеется. – Голос Иво вибрировал от волнения. – И наш венецианский партнер трусит по этому поводу. У него в кармане паспорта на людей, которых ищут за убийство. А ты говорил, что на уме у них горные велосипеды, горные маршруты, родниковая вода. Он не сможет пропустить их, ты это понимаешь? Забрать документы? Ведь все закончилось, не так ли?

– Наоборот, – внес ясность Матвеев, не кривя душой. – Все только начинается. Паспорта не трогать. Нужно завершать операцию. Мне никто не отдавал приказа закрывать эвакуационный коридор. Наоборот, действует приказ: эвакуировать разведгруппу ранее установленным коридором. Может, кто-то ошибочно посчитал разведчиков мертвыми, но я вижу их живыми. Действуем по плану.

– А твои агенты придержатся плана?

– У нас о безвыходном положении говорят: «Либо я ее веду в загс, либо она меня ведет к прокурору». У них нет другого выхода, другого плана. – В голосе Матвеева прозвучала злая ирония: – Они даже запаздывают, потому что приказ на эвакуацию получили не сегодня и не вчера. Отбой.

Матвеев убрал трубку и, нервничая, прикинул, сработает ли хромая логика Левицкого: «Их пропуск домой, хотя бы в Хорватию, – это завершение операции. А она включает в себя исправление ошибок. Только в Венеции они выйдут с вами на связь».


Прохоров исполнял роль наблюдателя. Он засек контакт Родионова с девушкой и, недолго всматриваясь в ее черты, передал «наверх»:

– Он здесь. Трамп, Ты слышал?

– Не глухой. Он наш. Через несколько минут он поднимется на борт.

Он лично передал информацию на зафрахтованное судно. Сигнал принял телохранитель генерала Бурцева. В машинном отделении заработал двигатель. Тихоходное судно было готово следовать за другим. Осталось дождаться гостя.


Лодка могла управляться как из рубки, так и из кабины с вечно поднятым стеклом. Шкипер занял место именно там. Генерал Бурцев хозяином восседал на арендованном пароме. Место на мостике было оригинальным. Можно было устроиться за штурвалом, а можно расположиться позади на двухместном плетеном диванчике.

В шортах, в короткой панаме и солнцезащитных очках, Бурцев дожидался окончания последней фазы операции, завершения проекта. Он обнимал смазливую брюнетку, которая льнула к его мускулистому телу и что-то щебетала с южным акцентом. Поначалу генералу доставляли удовольствие ее прикосновения, но когда она стала накручивать на палец, как на бигуди, волосы на его груди, Бурцев шлепнул ее по рукам. Затем по упругой попке, провожая ее с парома и обещая встретиться вечером.

Раздетый до пояса, спортивного телосложения, загорелый, красивый, он выглядел на тридцать пять, то есть на два года младше своего возраста.

Последнее противостояние, грызня крыс в одной клетке, выживет только одна, самая сильная. Пусть выживут две, но и они обречены. Итальянские спецы не будут их брать живыми по той причине, что они заразны, являются носителями смертельной информации.

Завершающая фаза. Бурцев не мог пройти мимо очередного и, может быть, даже самого красивого поединка без правил.

2

Михей неторопливой походкой подошел к лодке, ступил на сходню, дождался Кунявского у леера, его жеста: «Поднимайся», его располагающей улыбки: «Привет». Опершись о перила, с Михеем говорил совсем другой человек: улыбчивый, красивый, спортивный, с добрыми глазами и приветливым выражением губ. Но каким бы он ни был, Михей не мог простить ему смерть Скоблика. Не мог простить, казалось, невозможного: почему он не убил всех членов команды.

– Тебе идет парик, Михей.

На глазах изумленного шкипера Наймушин снял его и, подержав в руках, бросил в воду. Отцепил клипсы и обогатил ими дно венецианского канала.

– Тебе идет блеск в глазах, Михей.

Наймушин не мог объяснить причины, которая заставила его глаза заблестеть. Обида? Обман? А может, окончательное прощание с Андреа, как с красивым отрезком жизни? Или это дает о себе знать бессонная ночь накануне диверсионного акта, работа, бесконечные отрывы… Его веки опухли, в глазах свежесть, как при сильном встречном ветре. Неодолимо тянет быстро сморгнуть, но быстро не получается: припухшие веки залипают…

Михей быстро собрался:

– Где Дикарка?

– Здесь. Что у тебя в сумке? Глушитель с рукояткой? – улыбнулся Трамп.

Сумка также полетела в воду.

– Так где Дикарка?

– Ты же понимаешь, что я не смогу отпустить ее прямо сейчас. Она побежит в полицию, чтобы спасти тебя, и ты уже никогда не увидишь ее. Здесь много островов. Обещаю. На одном из островов я оставлю ее. Ну так ты долго будешь топтать сходни?

Едва Михей поднялся на борт, шкипер отдал швартовы, и паром отошел от пристани. За ним последовало еще два судна: одноклассник лодки-парома и быстроходное такси.

Кунявский и Михей стояли, как два закадычных друга, облокотившись на широкие планшири довольно высоких ограждений. Наймушин ждал каких-то объяснений, но таковых не последовало. Он бросил взгляд назад, на чадящий следом паром и спросил:

– Охрана?

– Может, катафалк, не знаю.

– Надеешься выбраться из страны?

– Мой шеф выберется точно. На том пароме, – он указал за спину, – чистый интерес. Человек, который зафрахтовал его, сказал шкиперу, может быть, такие слова: «Давай за той лодкой. Мне кажется, там конфликт назревает». Вот и все. Он останется сторонним наблюдателем.

– Куратор проекта не может быть сторонним наблюдателем.

– Ты опасный человек, Михей, столько всего знаешь.

Наймушин указал на такси.

– Ваше средство передвижения?

– Ага. Его арендовали на шесть часов и с полным баком бензина. Аренда стоит пятнадцать евро за семь минут. – Кунявский рассмеялся. – Мне даже не хочется подсчитывать, сколько всего денег выплатили водителю.

– Но денег ему не видать.

– Конечно. Нам с ним не по пути. До Хорватии такой катер домчит за считаные минуты. А там мы затеряемся как в норвежских шхерах. Знаешь, сколько островов в этой части Хорватии? Больше тысячи. Может, ты посчитаешь меня глупцом, но мне нравится работа военного. В любом диверсионном отряде мне найдется место. Шеф обещал мне работу…

Кунявский врал. Он с болью в сердце покидал эти места. Порой ловил себя на странной мысли. Упакованный в дорогие шмотки, сбрызнутый французским одеколоном, он находился в красивой стране с красивым названием, где приходят на ум красивые мысли. Ему казалось, он вернулся на родину. Повзрослевшим, богатым. И останется здесь навсегда. И поверил в эту сказку не только он…

Сейчас он был одет в брюки от костюма, стильные туфли со шнурками, рукава белоснежной рубашки закатаны, они открывают сильные, очень сильные руки.

Справа осталась церковь Сан-Пьетро ди Кастелло. Лодка, огибая остров, фактически уходила к Венецианскому заливу, на пути лишь несколько мелких островов…

Михей не заметил появления Тамиры. Он по наитию повернулся и увидел ее глаза. Большие, по-восточному красивые, в которых не было места страху, лишь удивление написано на них: «Ты? Так рано? Почему не предупредил?»

– Как ты? – спросил Михей.

– Пока ждала тебя, не заметила, как уснула. Провалилась в черную пропасть и неслась навстречу крохотному пятнышку, которое разрасталось на глазах, превращалось из карлика в сверхновую…

Позади Дикарки стояла Смирнова. Она зашла сбоку и долго смотрела Дикарке в глаза.

– Что ты сказала?

– Сказала, что тьма осталась позади – так требовал «закон Михея».

– «Закон Михея»? Да вы оба чокнутые!

В руках у Смирновой оказался пистолет. Шкипер запротестовал. Он даже бросил штурвал. И не заметил Прохорова, подкравшегося сзади. Прохор ударил шкипера под колени и резким движением рук сломал ему шею. Хрустов к этому времени убрал рулевого на катере-такси. Он всегда слыл отличным стрелком, и этот выстрел ему понравился. Он не просто убил рулевого, но так, чтобы тот не завалился набок и не повернул рулевое колесо. Мгновение – и такси, которое плелось между двумя паромами, мягко ткнулось в борт впереди идущего.


Генерал подался вперед, не упуская ни одной мелочи. В его голове пронеслось: «Вот и все. Теперь на пароме лишних не осталось. Только шестеро заклятых друзей».

Он остался равнодушен к заверещавшему в рацию шкиперу, который сообщал в полицию о ЧП на пароме. Поединок не затянется. Фактически он уже начался… под комментарии Левицкого. Вадим удостоился чести находиться рядом с генералом Бурцевым и ответил на его вопрос, как будет проходить поединок, будет ли соблюдена «этика, присущая Наймушину».

– Да, – ответил Левицкий. – Человек нападает на другого человека и убивает его. Человека провоцируют на нападение и убивают его. Человек защищается, когда его атакуют, и он, не заботясь о своем противнике, убивает его. Человек защищается, но его защита не включает таких методов, которые приводят к травмам нападающего.

Генерал не думал, что станет свидетелем последнего и самого высокого уровня айкидо.

Ему понравился диалог из какого-то американского фильма:

«Я не боксирую, я дерусь».

«А в чем разница?»

«В правилах».


Кунявский отошел в сторону, отдавая Михея своему товарищу. И тот не заставил себя ждать. Возбужденный, только что убивший человека, он был уверен в своих силах. Прохор славился мощными круговыми ударами руками. Когда он отрабатывал эти удары, казалось, он метает ножи.

Михей оказался точно в носу лодки, где сходились леера, и у него не было места для маневра. Прохор видел это и даже не стал маскировать свой убийственный круговой удар. Замахнувшись, он выбросил руку, напрягая ладонь и словно готовя ее ребро для сокрушительного удара. Но Михей вдруг пошел вперед – правой ногой внутрь линии движения противника. Заблокировав удар левой рукой, он увлек руку Прохора к своей правой руке, которая до этого болталась как плеть. Захватив его запястье, Михей увлек противника по кругу вниз и вверх вокруг его головы. Еще один длинный шаг вперед, и он прижал голову Прохора к своему плечу. Левая нога Михея пошла по дуге назад, и он вращением отправил противника в воздух, затем вернул вниз. Дальше Михей сделал скользящий шаг в направлении его падения, чтобы другой ногой завершить прием. Голова Прохора была запрокинута, и Михей ударил его ногой в горло, вкладывая в удар всю силу. Не теряя времени, освободил его ремень от складного ножа, выщелкнул одним пальцем лезвие и показал Хрустову, что умеет метать ножи. Схватившись за пробитое горло, Хрустов попятился и перевалился через борт.


Генерала Бурцева захлестнула волна адреналина. «Теперь Кунявский и Наймушин остались одни, – с трудом сглатывал он, – выползшие из подворотни один чуть раньше другого».


Кунявский выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил в Наймушина. Михей ушел с линии огня. Поднырнув под руку Кунявского, взял его руку на излом. Кунявский ушел от болевого приема, изворачиваясь, как уж, и сбил Михея передней подсечкой. Но пистолета в его руке уже не было. Михей подготовился к подъему с выбросом ног и тела вперед. Но вместо этого ударил противника под колено. Кунявский попался на отработанную связку. Ему не стоило приближаться к лежащему на палубе Михею. Но он не мог упустить случая встретить противника ударом на противоходе.

Нога Кунявского словно надломилась, и он упал на колено. А рука Михея метнулась к кроссовке. Задник отлетел ветхой латкой. Пальцы нащупали вытяжную петлю, за которую он сильно рванул. В следующий миг в его руках оказалось обоюдоострое лезвие. Он крепко держал его двумя пальцами и мог распахать им живот, горло противника, достать до сердца прямым ударом.

Парни бились насмерть, как заклятые враги. Словно не было двух лет, которые они провели в одной казарме.

Михей рассекающим ударом попытался достать до лица Кунявского, но не дотянулся малость. Кунявский был готов к обратному удару и заблокировал руку противника жестким ударом по тыльной стороне ладони. Пальцы Михея разжались и выпустили ребристую часть лезвия. Но в следующий миг он схватил Кунявского одной рукой под бедро, а другой сильно надавил на грудь. Кунявский упал на палубу спиной. С небольшим разворотом Михей ударил его ногой в шею. И еще раз – в запрокинувшийся подбородок.

– Это тебе за Скоблика, сука.

Он в горячке схватки, в которой ему противостояли трое диверсантов, забыл про Дикарку. Резко обернувшись, замер…

В «Инкубаторе» Михей научил Тамиру приему одной рукой. Сейчас у нее и была одна здоровая рука. Смирнова поначалу лишилась пистолета, потом прочного соединения головы с шеей. Закрутив ее вокруг собственной оси, Дикарка не стала доводить «шарф» до конца. Хрупкая Татьяна получила удар по ногам и упала на колени. Тамира взяла ее здоровой рукой за подбородок и, резко приподнимая ее голову, надавила коленом на затылок. Все. Готова.

Дикарка первой подбежала к трапу, но Михей остановил ее. На него сейчас смотрел куратор проекта, куратор бойни, коллекционер смертей.

Он вспомнил прогулки по каналам три недели назад, когда они наслаждались здешними красотами, скрываясь под тентами таких же неповоротливых тихоходов. Здесь подавали отличные гамбургеры, выпечку, пиццу. Здесь туалеты мыли раствором каустической соды, и никогда – хлоркой.

Михей помог Дикарке спуститься в скоростное такси, а сам рванул в камбуз. Открыл один ящик, другой. Есть. Он нашел то, что искал, в кладовке: початый мешок сахара и полукилограммовые пачки с каустической содой.

В камбузе было четыре микроволновые печи. Михей открыл дверцы и положил в каждую печь равные доли соды и сахара. Набил доверху. Постояв мгновение, включил две печки, через пару секунд остальные. Вот теперь, когда он выбежал на палубу, поднялся на мостик и крикнул Дикарке, чтобы отчаливала, он завел двигатель, направил одно неповоротливое судно на другое. Но это уже называлось брандером.

Михей спрыгнул на палубу прямо с мостика. Подбежал к Кунявскому и склонился над ним. Жив, хотя и с поврежденной спиной, неподвижен. Наймушин хлопнул его по щеке, приводя в чувство. Заглянув в его голубые глаза, сказал:

– Это не твой генерал закрыл проект, это я закрыл его. А ты зря не убил меня. Вспоминай об этом, потому что времени у тебя теперь навалом – секунд двадцать.

И Михей, оттолкнувшись от борта, прыгнул в воду.


Генерал Бурцев не понял, чего хочет добиться этим маневром Наймушин. Он отдал команду шкиперу отвернуть от тарана, но было слишком поздно. Когда нос брандера врезался в борт парома, сработали четыре мины замедленного действия, раздался оглушительный взрыв. Не успел он отгреметь, как раздался другой – рванули баки с соляркой.

Бурцева подняло в воздух взрывной волной. И он долго, непостижимо долго держался на гребне огненной волны и походил на серфингиста, вырвавшегося из ада. Казалось, что он действительно крепко стоит на доске и мчит по пылающей волне. Но вот она резко схлынула. Генерала перевернуло раз, другой. Он упал на горящую палубу брандера рядом с Кунявским. Превозмогая боль, он пополз к спасительному борту. Сверху на него сыпалась огненная пыль – жалящие остатки плетеного дивана, извивающиеся концы такелажа, искрящиеся лоскуты тента. Брешь в ограждении помогла ему скатиться в воду. Генерал обожженными руками пытался дотянуться до какого-то обломка, но пальцы не слушались. Еще немного, и он пошел ко дну…

Чуть быстрее него под воду погружался капитан Вадим Левицкий…

Дикарка помогла Михею подняться на борт, когда над водой заполыхало и запахло жареным, и уступила ему место за штурвалом. Он толкнул ручку реверса, и лодка за считаные секунды набрала сумасшедшую скорость. Только спустя несколько минут Тамира увидела потеки на глазах парня, остатки губной помады.

– Снова с Андреа встречался?

– Ты спроси зачем.

– Попросил у нее капельку сахара, чуточку каустика и немножечко ее слюны?

– Если ты все знаешь, зачем спрашиваешь?

Михей заставил Дикарку улыбнуться, когда он, одной рукой управляя лодкой, другой стал срывать с себя топ, бюстгальтер, стирать остатки грима…

3

Проход Лидо. Ворота в Венецианский залив, ворота к свободе. Они были образованы мысом полуострова Каваллино и мысом острова Лидо. Узкое, как бутылочное горлышко, – порядка двухсот метров. Во всяком случае, их всегда охраняли два стража – вечно бодрствующие маяки. Но сегодня проход будто превратился в «рио-терра», поперек которого протянули широченную полицейскую ленту с шипами. Пограничные катера были готовы сорваться с места и начать преследование – такси, гондолы, парома.

Четыре километра – от острова Сан-Пьетро до начала «лидовских губ» – катер пролетел как на крыльях. Держась правого маяка, Михей направил катер вдоль берега, который казался стороной шлюза. Он обходил пограничные и сторожевые катера вдоль берега, тогда как направление атаки и преследования готовилось с двух сторон и по направлению к стремнине. Михей внешне был спокоен, но во время полукилометрового рейда вдоль берега опасался лишь одного: натянутого троса. Пожалуй, только он мог остановить катер, с которым Михей словно слился. Он что-то возбужденно покрикивал, держа рулевое колесо двумя руками. От них только что не шарахались шхуны, весельные и моторные лодки.

Итальянский ракетный катер «Спарвьеро» с водометным движителем и подводными крыльями стоял не на якоре, а был расчален между бакеном и берегом, он не успел отдать кормовой конец. Трос провисал, и в середине его лизали волны, и он представлял сейчас куда большую угрозу, нежели артиллерийская установка «Ото-Мелара» и крупнокалиберный пулемет на ракетном катере.

Михей направил катер вдоль борта головного корабля, обеспечивающего охрану побережья. Фактически он повторял свой маневр, когда старался протиснуться на полицейской машине между скалой и микроавтобусом. Но здесь главной была высота – высота троса.

– Пригнись! – предупредил он Тамиру. И сам резко опустился на диван.

Катер задел левым бортом правый борт «Спарвьеро», команда которого сгрудилась у леерного ограждения, и получил повреждение. Тяжелый провисший трос снес, как ножом, ветроотбойное стекло беглеца, люк форпика, спинку сиденья водителя.

Когда Михей поднял голову и обернулся, увидел кусок стекла, который подобно воздушному змею метался вдоль кильватерной линии.

И снова он взял ближе к берегу. Улыбнулся, точно определив сектор обстрела. Ни из артустановки, ни из пулемета «Спарвьеро» огонь не откроет. В противном случае снесет береговые постройки, скосит людей…

Из-за пробоины семиметровый катер сносило к берегу, им стало трудно управлять.

– Бросаем его! – выкрикнула Тамира.

«Да», – резко кивнул Михей.

Он нашел место за старым дебаркадером с окнами, наполовину закрашенными белым, как в туалете. Оказавшись за его крепкими стенами, он резко сбросил скорость. Катер, получивший пробоину выше ватерлинии, резко осел с продольным наклоном на нос, словно откланялся, и тут же нахватал воды. И чем больше хлестало в пробоину, тем быстрее он погружался.

Дикарка и Михей выпрыгнули на берег, даже не замочив ног. Отбежав на пятьдесят метров, они разом обернулись на рев двигателей: сразу два легких патрульных катера пронеслись мимо дебаркадера, но обходили его по левому борту. Экипажам предстояла нелегкая работа – преследовать беглеца, держа в уме его тактику – лавировать вдоль берега между судами, находя за ними мимолетную защиту. Опережая их, вдогонку за противником пустился многоцелевой вертолет «Мангуст».

Михей и Дикарка вышли на дорогу. Им повезло: на автобусной остановке готовился к отправке автобус, следующий до Маламокко, морской порт, разрушенный в 1107 году. Михей отдал Дикарке последние деньги. Она подошла к кассе и взяла два билета до города Лидо. Водитель и пассажиры не обратили внимания на девушку с прической «Медуза горгона» и парня без майки. Большинство из них также ехали в Лидо, этот пляжный рай, популярный прежде всего среди местных жителей.

В автобусе было много свободных мест, и Михей с Дикаркой заняли места в конце салона. Когда автобус тронулся, Михей указал в сторону дебаркадера. Там заревела сирена одного патрульного катера, потом другого. Секунды – и над местом крушения катера завис вертолет. Основное предназначение «Мангуста» – противотанковые операции, однако разведывательные и наблюдательные операции, а также эскорт конвоев – вышли сейчас на первое место, и в этом плане у итальянского «Мангуста» соперников не было.

Пилот отвел винтокрылую машину в сторону, чтобы не мешать прибывшим катерам. Однако его помощь вскоре понадобилась. Моряки с патрульного катера прицепили один конец троса к кронштейну вертолета, другой к подъемному рыму затопленного катера. Пилот мастерски вытащил лодку на берег. И первым покачал головой, увидев повреждения.

Он связался с капитаном пограничного катера по радио.

– Авиация, думаю, здесь бесполезна.

– Да, ты прав, черт возьми, – выругался капитан. – Придется вызывать водолазную группу.

По большому счету, он, первым начавший преследование скоростного катера, надеялся увидеть его обломки сразу за кормой «Спарвьеро». По сути, рулевой, кем бы он ни был, пытался проскочить в игольное ушко. И нахватал столько повреждений, что еле дотянул до дебаркадера. Впрочем, у капитана были другие соображения. Он высказал их начальству по рации:

– Людей снесло тросом. На катере нет ни стоек, ни стекла, с корнем вырвана спинка сиденья. Палубу словно отшлифовали, остались лишь швартовый и подъемный рым. Хорошо, если мы найдем людей с головами. Кто знает, может, кого-то из них вытянуло в пробоину, что с левого борта. Шкипер со «Спарвьеро» сообщил, что видел, как с катера в воду на полном ходу падало что-то громоздкое.

Он ответил «Слушаюсь», когда получил команду на поисковые работы.


В начале двадцатого века курорт Лидо, в то время покрытый лесом, был излюбленным местом зимнего отдыха русских дворян. Сейчас на Лидо множество престижных отелей, включая Excelsior, где останавливаются высокие гости киномира, где есть собственный песчаный пляж.

Михей и Дикарка шли вдоль берега лагуны, поглядывая на беззаботных людей. Половина в море, половина на берегу. Половина привезла с собой свои шезлонги, половина арендовала их.

Меньше чем в километре от Лидо, этого десятикилометрового острова-волнореза, – остров Святой Елены, Святого Петра… Такси, яхты, частные катера в ожидании клиентов. Владельцы морского транспорта готовы предложить заоблачные цены, но готовы и уступить, сильно сбавив цену…

Мимо Михея и Дикарки прошли парень с девушкой, неся надувной матрас. Михей определил их место и смело подошел к шезлонгу. Прихватив его и одежду, висевшую на нем, он направился к ближайшему такси. Таксист, завидев клиентов, поспешил по мосткам навстречу. Принял шезлонг, положил его в грузовой отсек в носу катера с набором корпуса из сосны.

Дикарка и Михей расположились на кормовом диване. Таксист встал за пультом управления, расположенного высоко, как в рубке. Глядя поверх ветроотбойного стекла, он взял курс в западном направлении.

Михей обнаружил в кармане чужих джинсов триста евро, водительские права, пластиковую карту-ключ от гостиничного номера. Он надел майку. Дикарка не стала переодеваться, лишь скрыла свои дрэды за банданой сиреневого цвета.

Напор воздуха был не таким упругим, чтобы в нем невозможно было дышать, но Дикарке не хватало воздуха. Она не удержалась. Одной рукой обняв Михея, Дикарка поцеловала его.

4

Открытое кафе в порту, которое называлось «Для гурманов», стало местом встречи Матвеева и Фалкони. Над бокалом вина Матвеев, стараясь не замечать Фалкони, рассуждал, а точнее, пытался отогнать тревожные думы:

– Мне трудно было понять логику Сангалло, который пренебрегал общепринятыми вещами, законами разведки, оперативной работы. Сам того не осознавая, Сангалло бил своего русского оппонента по всем пунктам.

– То есть тебя.

– То есть меня. Мои пацаны казались ему натасканными овчарками. Не понимая, что подвергаются смертельному риску, они тащат на себе взрывчатку, бросаются под танк, их разрывает в клочья, когда антенна на ранце касается брони.

Матвеев допил вино. Поймал взгляд Фалкони: «Поздно, они уже не придут». Затем его красноречивый жест в сторону стойки, где работал телевизор. Всего несколько минут назад диктор передала последние новости. Преступники, совершившие ряд преступлений, пытались пересечь границу на катере через проход Лидо. Пограничные катера и вертолеты начали их преследование, в результате чего катер с нарушителями был затоплен. В данное время водолазная группа приступила к поискам погибших. Таким образом, все участники преступной группы, также устроившие «кровавую баню» на пароме близ острова Святого Петра, нейтрализованы…

Матвеев видел картинку с места происшествия. Катер-такси представлял собой жалкое зрелище: снесены все надстройки; три переборки, разделяющие катер на четыре отсека, обнажены, в борту зияет огромная пробоина… Полковник уловил момент, когда ослабло напряжение в воздухе: будто разом вздохнули с облегчением несколько сот полицейских, карабинеров. Они сели в машины и катера – специальные броские, обычные незаметные – и разъехались в разные стороны. Кто-то из них испытал разочарование – все закончилось, но не так, как представлялось. Вопрос: «А как же?» – казалось, повис в жарком венецианском воздухе…

– Они не придут, их больше нет, – вслух повторил Иво. – Некого ждать. Ты вовлек в спецоперацию охотников за пулями, вооруженных сачками для ловли бабочек. Вот и получил результат. Тебе возвращаться пора. Больного друга навестить надо. Ты говорил, он на костылях теперь передвигается.

– Предполагал, – вздохнул Матвеев, невольно представляя себе майора Тартакова. Скажешь ему: «Женя, сбегай за бутылкой», так он еще и стаканы принесет.

– Может, ты хочешь развлечься? – услышал он.

– Что?

– Развлечься, – повторил Фалкони. – С девочкой или мальчиком. Можем зайти в небольшой кинотеатр. Там сплошной секс. Если в двадцать пятом кадре кого-нибудь не трахнули, фильм не удался.

Матвеев покрутил пальцем у виска:

– Ты в своем уме?

– А что такое? – удивился хорват.

– Я сам только что снялся в таком фильме. Меня трахали все кому не лень с первого по двадцать пятый… день.

Последнее слово Матвеев произнес шепотом. Он увидел тех, о которых не переставал думать, которых искали на дне «лидовской горловины».

– Внимание! Вот они.

Матвеев пошел навстречу Михею и Дикарке. Он скороговоркой произнес на ходу:

– Через несколько минут погранпост закроется, «Ракета» возьмет курс на Ровинь. Мы возвращаемся вместе. Это гарантия с моей стороны. Идите впереди. Ваши паспорта на контроле.

«Наши паспорта», – улыбнулась Дикарка, держа Михея под руку.

Фалкони в это время вышел на связь с постом. Итальянский пограничник простонал. Однако вынул из кармана три паспорта и приготовился пропустить через пост свою последнюю головную боль. Последнюю и в том смысле, что его смена отпустила сегодня три парома в Грецию, два экскурсионных катамарана в хорватский Поречь. К концу каждой такой смены он мог признаться, что людей пропускает автоматически, что все они на одно лицо…

Он сличил оригинал со снимком в паспорте, ватным языком спросил у Тамиры:

– С туристической группой?

– Да.

– Поторопитесь. Вот ваши бумаги.

Следующий паспорт: «Михаил Сергеевич Наймушин».

– С группой?..

– Да.

– Поторопитесь.

Следом контроль прошел Матвеев, за ним походкой ветерана следовал Фалкони.

– Третий паспорт уничтожь, – бросил он, предъявив свои документы, будто был инспектором.

Пограничник перекрестился и дал клятву завязать с преступным бизнесом.

Матвеев и его агенты устроились в носу «Ракеты». Полковник приготовился к обвинительной речи, но вместо этого услышал озвученные Михеем его же недавние мысли:

– Когда-то я сказал себе: «Не знаю, вернусь ли я домой, но без Дикарки не перешагну границы этого города. И мы вместе решим этот вопрос».

– Нам не нужны никакие гарантии, – добавила Дикарка, – дерьмо все это. Моя гарантия – это Михей. Меня можете считать его гарантией.

– Все верно, все верно, – дважды повторил Матвеев. Ему теперь было наплевать на доклад о выполненном, перевыполненном задании, рапорт об исправленных ошибках со ссылкой на «хромую логику Левицкого». Он вернул их доверие, передав Михею через официанта свои выкладки с извинениями, названные им «Откровения от Матвея»…

Он вдруг представил себя в гостиничном номере в ту пору, когда за окнами не было никаких перемен. Полковник часто смотрел на охраняемую стоянку в надежде увидеть такси и выходящего из него Михея. Дорого бы он заплатил таксисту за то, что тот привез его… Тогда он помянул нечистого: «Черт возьми, я был бы рад Михею, которого за глаза называл своим тезкой».

Он исподтишка глянул на агентов… и улыбнулся. Тамира, положив голову на плечо парня, спала, Михей же смотрел вперед через широкое стекло судна.

О чем он думал, никто, кроме него, не знал. Может быть, он мысленно вернулся в начало, в тот день, когда на его пути встретился капитан Вадим Левицкий и за воротами с красными звездами сказал:

– Добро пожаловать в «Инкубатор».




Примечания
1

На языке разведчиков – провал.


2

Ранее отдел «А» 7-го управления КГБ.


3

По материалам «Независимого военного обозрения».


4

Агентство национальной безопасности США, Форт-Мид, штат Мэриленд.


5

По материалам «Независимого военного обозрения».


6

По материалам «Независимого военного обозрения».


7

Завхоз на жаргоне.


8

Каждый дебил матери мил (итал.).


9

Устав Вооруженных сил США FM 19–15.


10

Альберго – любая гостиница в Италии.


11

Добрый день, синьора! Можно войти? (итал.)


12

Пожалуйста (итал.).


13

Сорт итальянского вина.


14

Кто ты? (англ.)


15

Любовь утомляет (итал.).


16

Властвовать приятнее, чем трахаться. – Сицилийская поговорка.