Фрагмент из книги известного журналиста Михаила Быстрова «Город, в который я верю». Посвящен эпизоду, связанному с захватом аэродрома в Чехословакии в 1968 году, в котором принял участие ныне покойный Глава города Тверь в незабываемых 90-х гг. Александр Петрович Белоусов. В интернете публикуется впервые.

…Спецподразделение ВДВ, в которое я попал, формировалось в условиях повышенной секретности. Вскоре нас перебросили под Саратов, в поселок Сокол, где стояли самолеты ИЛ. Официально в армейских документах мы именовались «инструкторами-парашютистами». На деле – взвод из 45 человек готовился для особых операций по взятию каких-либо стратегически важных объектов за пределами советской границы. Как именно нас готовили, думаю, всем понятно.
Скажу только, что на этот период пришлась львиная доля моих прыжков с парашютом. Мы в самом прямом смысле жили на аэродроме, а в перерывах между учениями занимались тем, что по бумагам считалось нашей «прямой» обязанностью – укладывали парашюты. Это тонкое кропотливое дело навсегда приучило к четкости и пунктуальности в мелочах. Ведь от того, как был уложен парашют, могла зависеть жизнь твоих друзей. После 36-го прыжка для меня это было яснее ясного…

Постоянная боевая готовность, доведенные до автоматизма действия. Когда в один из дней 1968-го года мы почти сутки просидели в ИЛе, дожидаясь команды, это воспринималось совершенно нормально: очередной учебный полет. Взлетали ночью. На втором часу полета стали закрадываться сомнения. Куда же мы так долго летим? И почему наш командир, капитан Ткаченко, как-то по-особому неразговорчив и угрюм. За полчаса до выброски получили полный боевой комплект: автомат, пистолет, по восемь гранат. Только тут командир сообщил нам, что десант не учебный – нужно высадиться и взять аэродром.
- Как взять аэродром?! Где взять?!
- Мы над Чехословакией. Если будут стрелять, вам приказано подавить сопротивление. К двум часам ночи аэродром должен быть взят.

… Во время учебных прыжков на душе, как правило, было солнечно и легко – хотелось петь, сочинять стихи, жаль было приземляться… «Чехословацкий» прыжок показался мне самым затяжным, хотя вряд ли превышал трехминутную норму. Внизу плыла темная, освещенная лишь несколькими огнями пропасть. Еще какие-то странные искорки. Что за искорки, я понял, когда засвистели пули. Однако калейдоскопом прошлой жизни уже не мелькал перед глазами. Все ближе трещали автоматные очереди, и было только одно желание: поскорее добраться до земли живым, избавиться от беспомощного «висячего» положения. А уж тогда!...

Из 43 человек десанта были убиты трое. Дальше – атака и черный, напряженно пустой аэродром. Противник, убегая, сдал его почти без боя.

Мы прыгали около двух часов ночи, а в шесть часов опустилось на территорию аэродрома «открытое» подразделение воздушно-десантных войск. Тем же утром в чешские города вошли наши танки.
С годами, конечно же, все видится по-другому. Мы огнем и кровью подавили попытку ЧССР оторваться от загнивающей системы. После этих событий на одном из съездов Чехословацкой компартии Густав Гусак сказал: «Мы стояли на краю пропасти». Эту фразу писали тогда на транспарантах. На следующем съезде он же провозгласил: «Мы сделали шаг вперед». Два лозунга вождя остроумные чехи объединили, и анекдот этот гулял по стране аж до перестройки.

Сейчас все это понятно. Но что мы могли понимать в том возрасте, после мощной идеологической обработки и отсутствия любой информации? Тогда мы были горды тем, что выполнили особое задание Родины, защитили социализм, который «пытались подорвать темные силы», и т.д. Но как странно было шагать по городу и видеть злые лица чешских женщин, подростков, стариков. Почему они так смотрят на нас, почему они смотрят? Почему они кричат, бросают в нас грязь, яйца, дрянь всякую? Мы друзей положили за ваше же счастье, а вы!...» Вспыхивала такая ярость, что пальцы непроизвольно тянулись к курку…

Войной правит политика. Солдат, какой бы стране он не служил, порой оказывается обманутым, может впоследствии что-то переоценить, но не выполнить приказ он не может. Оглядываясь назад, я и сегодня не испытываю чувство личной вины за то, что участвовал в «чехословацких событиях».
Ратными подвигами гордился мой дед, Тимофей Гордеевич, прошедший Первую мировую войну. Отец получил восемь отметин в Великую Отечественную. С декабря по май 94-го воевал в Чечне мой племянник. Было бы несправедливо, безнравственно, если в будущем кто-нибудь упрекнул бы его за это…

Позднее, работая на разных должностях, я постоянно бывал в войсковых частях, делился воспоминаниями и личными мыслями по поводу службы. Уверен, что молодежи не стоит бояться армии, нельзя пренебрегать школой мужества, после которой человек никогда уже не окажется лишним в любом коллективе, не станет обузой для близких и страны…