О тайнах ГРУ “МК” рассказал гуру спецназа — генерал Александр Чубаров
24 октября спецназовцы ГРУ отмечают свой профессиональный праздник. Официально это звучит как 61-я годовщина со дня образования подразделений и частей специального назначения Генштаба. Как известно, Главное разведывательное управление занимается всеми видами разведки — агентурной, космической, радиоэлектронной. Но спецназ военной разведки всегда был на особом счету — туда всегда отбирали уникальных людей, обладающих незаурядными физическими и интеллектуальными способностями. Те, кто попал в спецназ и прослужил хотя бы срочную службу с нашивкой летучей мыши на плече, навсегда становился другим, особым человеком. Естественно, большая часть информации о спецназе ГРУ составляет государственную тайну. Накануне праздника “МК” удалось встретиться с одним из авторитетнейших офицеров — генерал-майором Александром Чубаровым.
Он выполнял особые задачи командования в Афганистане, Таджикистане, Узбекистане, Закавказье. И самое горячее время для него пришлось на период гражданской войны в Таджикистане. Именно благодаря действиям спецназовцев власть в стране не захватили исламские радикалы. До сих пор генерал известен в тех краях как “таджикский Жуков”.
— Александр Сергеевич, во-первых, в вашем лице хочется поздравить всех ваших коллег с профессиональным праздником. Спецназовцы ГРУ, видимо, из-за повышенного риска — люди суеверные. Вы не исключение?
— Спасибо. Да, я тоже человек суеверный. Например, у меня особое отношение к 13-й по счету операции за командировку. Также есть примета за сутки не бриться перед парашютными прыжками или боевым выходом. А в Афганистане у меня был целый ритуал. Там с нами медсестрой служила одна необъятная Вера. И вот пока она мой броник не перекрестит три раза и ведром воды не окатит его, я на боевой выход не шел. И до того доходило, что однажды уже колонна выходит, а ее все нет. Раненого солдата они оперировали. Уже разведрота моя прошла, я первый батальон пропустил, свою очередь пропустил, а ее все нет. Я механику-водителю говорю: давай заводи, поехали, больше ждать не можем, так, значит, тому и быть. А замполит встал и орет: никуда не поедем, только через мой труп! В последний момент она прибежала, окропила, перекрестила, и мы помчались догонять колонну. Хотя, если честно, я считаю, что смерть нельзя логически объяснить и как-то обосновать. Ведь и на первой задаче подрывались, и в середине срока командировки снайпера “валили”. Но от суеверности все равно никуда не деться — так уж психология устроена. А пуля — дура...
— По какому принципу отбирают кадры в спецназ ГРУ?
— Отбор самый жесткий и тщательный. Мы начинали отслеживать человечка еще с седьмого класса. Собирали по нему фактуру в МВД и КГБ. Каждый год смотрели на его медицинские показатели, наблюдали за его успехами в различных видах спорта. Кстати, многих ребят брали из спортивной среды. И когда такие ребята доходили до призывного возраста, их комплектовали в команды для отправки в спецназ ГРУ. А дальше, в какую бригаду его ни пошли, мы точно знали, что через два года он станет настоящим разведчиком. После прохождения срочной службы у нас многие делали успешную карьеру офицера в спецназе — шли в Рязанское десантное училище или Киевское разведывательное. Большой процент уходил после нас к “комитетчикам”, в Высшую школу КГБ. В тот год, когда я поступил в Академию Фрунзе на разведывательный факультет, в Высшую школу КГБ попали аж 14 моих солдат из 15-й бригады Туркестанского военного округа. После службы в спецназе военной разведки человек меняется, он навсегда заражается этой спецназовской инфекцией.
— Боец спецназа ГРУ — это ведь не просто груда мышц, но и, скажем так, человек с незаурядными интеллектуальными способностями...
— Естественно. Я сам знаю несколько восточных языков, в том числе дари — это один из государственных языков Афганистана. Вы можете себе представить, что у нас солдаты-срочники получали по 14 часов иностранного языка в неделю! До сих пор помню: вот он качается, блин от штанги на плечах, и внизу лежит русско-китайский разговорник. Приседает и повторяет фразы на китайском. Затем отжимается и одновременно читает свой допросник.
— На что еще в войсках спецназа делают упор при подготовке?
— Конечно, большое внимание уделяется снайперскому делу. И это правильно. Я сам “снайперил” в Таджикистане, даже уже будучи генералом. Обожаю копаться в этих миллиметриках и помню все свои выстрелы, храню их, как маленькое сокровище. Сейчас ежегодно проводят соревнования снайперов в Краснодарском крае. И знаете, на 2010 год по снайперскому стрелковому оружию от западных стран мы значительно отстаем.
— Сейчас подходит к концу реформа армии. Есть информация, что все бригады спецназа, которые переподчинили “сухопутке”, вернут назад в подчинение ГРУ...
— Да, я думаю, их все-таки вернут обратно. Это логично и с учетом современных реалий — я имею в виду в первую очередь возросший уровень терроризма всех мастей. Хотя бригадам спецназа всегда была характерна такая особенность, как двойное подчинение на месте дислокации. Но ГРУ всегда прекрасно справлялось с применением спецназа как в военное, так и в мирное время. Впрочем, все в итоге должно, конечно же, свестись к созданию сил специальных операций — со своим обеспечением, авиацией и т.д. Создание ССО разрабатывал в том числе и полковник Квачков, с которым мы вместе служили в 15-й бригаде. Я знаю, что он два раза докладывал начальнику Генштаба по разработке ССО. У реформы есть свои плюсы и свои минусы. Как бы то ни было, мы слепо копируем стандарты западных армий. Но, на мой взгляд, не стоит этого делать. Например, считаю абсолютно неверным шагом упразднение института прапорщиков. В армейском спецназе прапорщик — незаменим. Например, мои два прапорщика в Афганистане были поистине уникальными личностями. Они своими руками усовершенствовали до неузнаваемости обычный рюкзак РД-54. В него помещалось на порядок больше продовольствия, боеприпасов, медикаментов, да еще и палатка со спальником. А еще они у меня усовершенствовали подвесную систему в боевом вертолете “Ми-24”, так что у него появилось два дополнительных пулемета с подачей патронов в лентах. В Пакистане “духи” распространяли листовки, где говорилось, что за головы этих прапорщиков дадут по пять миллионов афгани...
— Вам приходилось сталкиваться с офицерами спецподразделений армии США. Можете провести сравнение?
— Американские офицеры — замечательные теоретики. Они лощеные, знают римское право, философию, но к солдатской работе не приучены. Вот пример, я, уже будучи генералом, в Таджикистане веду БМП, а американцы на холме наблюдают. Вылезаю, весь в грязи, естественно, а один из них спрашивает: мол, генерал, что вы делаете за штурвалом БМП — тут же должен быть механик-водитель? Я отвечаю: а если его нет, его убили, что делать? В ответ — удивленные глаза и непонимание. Отвечают: нового должны прислать... Я говорю: да не пришлют — война же, до Бога далеко. А они все равно не понимают. Вот так...
— А куда после службы в спецназе ГРУ обычно, на “гражданке”, уходят работать ваши коллеги?
— Да кто куда — люди талантливые везде пригодятся. В основном — в службы безопасности различных компаний, как частных, так и государственных. Но есть и такие, которых тянет только туда, где пахнет порохом. Это так называемые “дикие гуси”. Термин повился после Второй мировой войны, когда ехали в Южную Африку: один продавал оружие, второй занимался организацией партизанских действий, а третий организовывал контрпартизанскую войну. Понимаете, о чем я. Есть те, кто идет служить в иностранные легионы. Например, едет во Францию. И, допустим, у него нет патриотического резона воевать за Францию, но он применяет свои навыки и профессиональные качества как специалист высокого класса. И я не против этого — после всего того, что сделали со страной, в которой я родился...
Впрочем, в любом случае спецназ ГРУ был, есть и будет гордостью Российской армии. И сегодня хочу поздравить всех солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров спецназа ГРУ. Желаю полного купола, чистого неба и мягкой земли при приземлении.